Искупление варвара

Моя Эл-ли умная.

Поскольку тайник полон, мы расставили наши ловушки дальше от самой долины, на следующем подъеме. Это означает долгую прогулку как туда, так и обратно, но я думаю, Эл-ли это нравится. Она закрывает глаза и подставляет лицо солнечному свету при каждом удобном случае, и от ее красоты мой член вздымается.

Это затрудняет ходьбу…

Однако, если Эл-ли и замечает мое возбуждение, она ничего не говорит. Ее внимание полностью сосредоточено на окружающем мире, а не на мне, и я завидую тому вниманию, которое она уделяет стаду двисти вдалеке или следам иглокожего зверя, оставленным на снегу. Ей нравится все, даже самая простая работа. Охота может быть захватывающей, но большую часть времени это хождение по знакомым тропам и проверка ловушек. Часто они пустуют, и их приходится устанавливать заново, но Эл-ли это тоже нравится. Она подходит к каждой ловушке и аккуратно и умело переставляет их, поглядывая на меня в поисках одобрения.

Моя пара быстро учится. Я одобрительно киваю, гордясь ею. Я думаю, она могла бы сделать это сама, будь у нее немного больше времени и уверенности. Но я бы предпочел, чтобы мы делали это вместе. Она составляет мне компанию, и я защищаю ее. Это хорошо работает.

Большинство ловушек, которые мы установили на этот день, предназначены для ловли прыгунов. В каждом из этих тонконогих созданий не так уж много мяса, но моей паре нравится их вкус, и поэтому я поймаю их для нее.

Одна ловушка, в частности, установлена рядом с одним из горячих ручьев, которые пересекают заснеженный ландшафт подобно венам. Многие животные, которых мы ловим для пропитания, подходят к воде на водопой, и поэтому это логичное место для ловушек. Однако ясно, что, когда мы приближаемся к этому, наша добыча ускользает. Сам капкан, сделанный из плетеной верёвки, был оттащен к кромке воды, весь снег был измазан грязью от борьбы существа с тугой петлей капкана. Следы разбросаны повсюду, и кажется, что все покрыто горячей, густой грязью.

Я хватаюсь за один конец веревки и вытаскиваю ее из грязи, издавая звук отвращения. Я снова бросаю ее на снег и вытираю руки. Она не только покрыта грязью, но я уверен, что там также есть свежий навоз.

— Чистка веревки — это не то, как я хотел бы провести остаток своего дня.

Эл-ли издает тихий звук в знак согласия и берет конец веревки, наматывая его на руку, не обращая внимания на грязь, которая растекается по ее коже.

— Оставь это, — говорю я ей.

Она игнорирует меня, продолжая поднимать веревку.

— Просто грязь, — говорит она мне.

Я хочу сказать ей, что грязь все испортила, но я также не хочу задевать ее чувства на случай, если она подумает, что это комментарий, направленный против нее. Поэтому я ничего не говорю, наблюдая, как она ступает в грязь, чтобы собрать больше веревки. Ее ботинки издают хлюпающий звук на берегу, и она снова поднимает веревку, хмурясь, когда понимает, что она застряла на куске камня у берега реки. Она знает, что нельзя подходить близко к воде из-за опасных пожирателей лиц, и я наблюдаю, как она сильно встряхивает веревку, а затем дергает за нее.

— Позволь мне сделать это, — говорю я ей, двигаясь вперед.

Эл-ли еще раз яростно дергает ее. Прежде чем я успеваю подбежать к ней, она теряет равновесие и с громким шлепком падает на спину.

— Эл-ли! — кричу я, бросаясь к ней. Я сам поскальзываюсь в грязи и плюхаюсь на землю рядом с ней в месиве конечностей. — Уф. — Я поднимаю свой хвост из грязи и позволяю ему упасть обратно на землю, вне себя от раздражения.

Мой хвост шлепает по грязи, и еще больше грязи попадает мне на лицо.

Эл-ли приподнимается на локтях, широко раскрыв глаза. Она смотрит на меня. Моргает.

И смеется.

Звук тихий и застенчивый, как будто она не хочет издавать такой звук вслух, но ничего не может с собой поделать.

Это самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышал. Я с удивлением смотрю на свою пару. Она снова хихикает, а затем со смехом плюхается обратно в грязь. Это первый раз, когда я вижу, как она смеется или улыбается, и я очарован. У меня вырывается тихий смешок. Ее искренняя радость заразительна.

— Ты должна была позволить мне взять веревку, — говорю я ей.

Элли издает еще один фыркающий смешок и хватает пригоршню грязи, а затем кидает ее прямо мне на нос.

Я потрясенно смотрю на нее.

Она слегка отшатывается, выражение ее лица неуверенное. Как будто она каким-то образом сделала что-то не так и будет наказана. Видя этот страх на ее лице, у меня болит сердце, и я хочу, чтобы он исчез навсегда. Я снова поднимаю свой хвост из грязи и взмахиваю им в ее направлении.

— Ты думаешь, это смешно? — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и поддразнивающе.

Мгновение спустя ее лицо покрывается брызгами, и она издает восторженный вскрик. Напряжение спало с ее плеч, и она смеется, хватая еще одну пригоршню грязи и втирая ее в мою гриву. Я притворно рычу, затем сам набираю пригоршню грязи. Я никогда не стану выплескивать это на нее, но я буду играть в эту игру. Я просто позволю ей победить.

Борьба с грязью продолжается еще несколько ногновений, а затем Эл-ли снова плюхается обратно в грязь, задыхаясь. Ее зубы ярко белеют на перепачканном грязью лице, а грива представляет собой не что иное, как жидкую грязь, прилипшую к голове. Мне нравится это зрелище. Меня не волнует, что она покрыта грязью — и, возможно, навозом — и слоями грязи из своего прошлого. Если бы она позволила мне, я бы расцеловал ее всю в этот момент.

— Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел, — говорю я ей, не в силах удержаться от улыбки.

Смех Эл-ли медленно затихает, но ее улыбка остается.

— Слишком много грязи, — застенчиво признается она через мгновение, садясь и вытирая свои руки. Ее одежда пропиталась грязью и прилипла к телу. Она бросает взгляд на близлежащий ручей и вздрагивает при виде всех этих тонких длинных трубок, протянувшихся вдоль берега. Она так же хорошо, как и я, знает, что в конце каждого из них находится пожиратель лиц.

— У меня нет с собой мыльных ягод, — говорю я ей. — Мы можем растопить снег и помыться в пещере. — Мой разум наполняется образами того, как я помогаю ей мыться, провожу мокрыми руками по ее нежной коже и прикасаюсь к ней со всех сторон. Мне приходится подавить свой стон желания, мой кхай поет настойчивую песню.

Она прикусывает губу, размышляя. Ее руки снова скребут по грязным штанинам.

— Ты боишься? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги. Я немного поскальзываюсь, мои ботинки не могут зацепиться за грязь, но мне удается выпрямиться, а затем предложить ей руку.

Эл-ли рассматривает мою руку.

— В безопасности? — спрашивает она через мгновение.

Я чувствую, что в этом вопросе есть нечто большее. Безопасно ли брать меня за руку? Безопасно ли купаться? Так вот почему она никогда не моется? Потому что так безопаснее в ее глазах? Является ли ее вонь формой защиты?

У меня болит грудь при этой мысли. Я киваю ей.

— В безопасности.

Независимо от того, как сильно мой кхай хочет этого, я не прикоснусь к ней. Она должна захотеть этого первой.