Искуситель, или Весь мир к моим ногам
Шрифт:
Но когда тебя предают в зрелые годы – это все равно что бьют по твоему фундаменту, по твоим основам. А если они внезапно рухнут – рухнешь и ты… окончательно и безвозвратно.
Я вспомнила, как Витя ласкал меня: медленно, не спеша и при этом не спускал с меня взгляда. Он выполнял задание. Я-то думала, что он меня оберегает и охраняет, а он меня пас. И на таком близком расстоянии, что ближе уже невозможно, и все мои движения и поступки сразу становились известны им. Я передернула плечами. Ужасно, унизительно вспоминать все это.
Я сама привела их в эту часовню, отдала им бесценные бумаги! Вот это было хуже всего. Они похитили архивы и теперь опережают меня на несколько шагов! Они прошарят все бумаги, каждый документик и найдут моего сына. И тогда я уже должна буду по законам жанра продаться им с потрохами, потому что другого выхода найти своего сына нет! От этой безысходности мне хотелось стонать и выть, раскачиваясь из стороны в сторону!
Меня предали все, и я осталась совсем одна. Нет, я вру! У меня есть Дашка – моя Дашка. Она мне ближе, чем дочь. Она – моя… Приземлимся, и я позвоню ей. Обязательно. Спрошу, как дела. И буду с ней построже, чтобы она не думала, что может вить из меня веревки. Так я ее люблю!
Захаров вернулся через полчаса.
Услышав шум, я закрыла глаза.
– Ольга Александровна! Вы спите?
– Дремлю.
– Я нарушил ваш сон?
– Ничуть!
– Хотите есть?
– Нет.
– Извините меня, – тихо сказал Захаров, и я чуть не поперхнулась. Такой тон был не похож на него!
– Все нормально, – cказала я как можно равнодушней.
– Вы меня простили?
– Да, – отчеканила я. – Простила.
Как только мы приземлились, я отошла в сторонку и позвонила Дашке.
– Дашка! Ты как? – заорала я. – Как ты там!
– Ма! Супер! Галя такая славная! Каждый день меня то пирогами угощает – она здорово пироги печет, – то ухой по-дальневосточному, то всякими изысками. Ма! Я на два килограмма поправилась. Представляешь? Уже в джинсы не влезаю. Надо срочно садиться на диету.
– Даш! Ты не смей! Никаких диет не надо. Слышишь? Ты там ешь, поправляйся. Отсыпайся.
– Мам! Я все время папу вспоминаю, – голос Дашки дрогнул. – Все время!..
Я закусила губу.
Я не могла сказать Дашке, что ее отец оказался подонком. Не могла, и все! Мне было жалко Дашку. Вот когда она вырастет, тогда, может быть, и расскажу… А может, и нет. Пусть живет с мыслью, что ее папа был самый-самый… Лишаться иллюзий – это удовольствие не из приятных. Я только что убедилась в этом на собственной шкурке.
– Надо жить дальше, Даш! Несмотря ни на что… Жизнь продолжается.
Я говорила жутко банальные вещи, но иногда банальность и приводит мозги в порядок, и помогает пережить утраты.
– Мам! Прости меня.
– За что?
– За все. Я вела себя как свинья.
– Даша! Нет такой вещи, за которую я бы тебя не простила. Почти нет. Просто я тебя очень-очень люблю. Ты мой самый родной и близкий человечек.
На том конце раздалось всхлипывание.
– Даш, ты чего?
– Мне стыдно…
– Все нормально. Я тебя целую. Пока. И не смей плакать. Ладно? Обещаешь?
– Обещаю. Пока. Ма! А можно я домой котенка привезу? Мы с Галей тут одного бездомыша подобрали. И он живет у нас. Можно, а?
– Конечно, можно. Хоть троих.
– Правда – троих?!
– Это я так сказала. Нам и одного хватит! – спохватилась я. – А чем ты вообще
занимаешься?– На роликах катаюсь. Галочка мне их купила, и на скутере.
– У Галочки есть скутер?
– Нет. Мне один мальчишка дал.
– Даш! – после недолгого молчания сказала я. – Ты поосторожней там с мальчишками.
– Ма! Я уже не маленькая! Сама разберусь.
– Конечно, разберешься. Это я так… для страховки.
Когда я нажала на разъединение, то почувствовала во рту солоноватый привкус слез. Но вместе с тем и облегчение. Слава богу, что Дашке там хорошо. А со своими трудностями я разберусь сама. Я осталась совсем одна и выживать должна в одиночку. Воспоминания о муже и Вите еще саднили и болели, но я понимала, что должна отпустить их, и чем скорее, тем лучше.
Остров, где располагалась вилла Захарова, со всех сторон омывался чистейшей бирюзовой водой – такую воду я раньше видела только на картинках в глянцевых журналах, когда рекламировали отдых где-нибудь на Сейшелах или Мальдивах. У причала нас встречал высокий смуглый мужчина лет сорока – он стоял с табличкой: «Остров Святой Екатерины».
Остров имел овальную форму и крутые берега: слоистые, cливочно-коричневые. Остров был весь покрыт буйной растительностью, буквально утопал в зелени. Погода была просто отличная. Солнце жарило вовсю, и небо надо мной было таким ярко-синим, что даже резало глаза. Я достала из сумки темные очки. Остров стремительно приближался ко мне. Катер вел смуглый мужчина, который поздоровался со мной и больше не сказал ни слова за все время нашего водного пути.
Захаров остался на берегу: он был с какими-то тремя людьми и о чем-то разговаривал с ними.
Мы причалили к небольшой пристани, и мужчина подал мне руку. Я выпрыгнула на берег и огляделась. Прямо передо мной шла дорожка, выложенная галькой; она поднималась вверх – туда, где между деревьями белела вилла.
Мой провожатый, взяв чемодан, пошел вперед, я за ним, поминутно поворачивая голову то вправо, то влево.
Белоснежная вилла оказалась очень красивой. Широкая лестница вела на второй этаж. Меня провели в помещение, состоящее из двух комнат, одна из которых была спальней, а другая – гостиной. Здесь стояли уютные глубокие темно-синие кресла и длинный стеклянный столик. Чемодан поставили у дверей и ушли…
Я вышла на балкон. Прямо передо мной насколько хватало глаз простиралось бирюзовое море – чистое, яркое. А на горизонте белели две яхты. Маленький круглый столик и два стула стояли на балконе. Я села на стул и только сейчас поняла, как я измучена и как устала… Хотелось пить. В холодильнике в мини-баре стояли соки и вода. Я выпила воду и задумалась. Задача передо мной стояла не из легких, но Захаров верил в мои способности так, как даже я сама не верила в себя. Нужно было как следует осмотреться и подружиться с этой четверкой. Хoтя Ксения Добреева вряд ли захочет со мной дружить…
Приняв ванну, я спустилась в столовую. Там уже сидели двое мужчин, в которых я признала Спасского и Ровнева. Они о чем-то разговаривали, но при моем появлении замолчали. Спасский был крупный мужчина с круглым брюшком, большими глазами чуть навыкате и полными губами. Его собеседник был среднего роста, в очках, с тонкими губами и цепким взглядом.
– Добрый день! – громко сказала я. В ответ услышала нестройное: «Добрый день».
– Вы здесь тоже гостите? – спросил Спасский.
– Да.