Искусство и его жертвы

— Это хорошо… Может, чем-то надо помочь? Деньги, жилье, работа? Говорите, подсоблю непременно.

— Нет, спасибо. Я звонила не с просьбой, не с жалобой. Просто поздравить хотела вас с наступлением Рождества Христова.

— Мерси бьен. Поздравляю и я вас. Будьте счастливы, Анна. Что бы ни случилось с нами в дальнейшем, помните: я и вас, и вашего сына не забываю. Если Бог поможет, встретимся еще.

— Станем уповать.

— А за сим прощайте.

— До свиданья, Клаус…

Наступал ужасный 1917 год. До момента отречения его величества от престола оставалось два с половиной месяца.

4.

Встреча Гумилева с Юрием Павловичем состоялась на конспиративной квартире в Стратфорде, пригороде Лондона. Это был милый тихий городок, маленькие частные домики, пышные сады. Николя сошел с поезда, долго искал нужный адрес. Припекало: на дворе стоял август, лето подходило к концу, наступала осень — самое нелюбимое его время года. Пушкин воспевал "пышное природы увяданье", а Гумилев ненавидел. Он любое увядание ненавидел. И хотел умереть нестарым. Этой весной ему исполнился 31 год.

Наконец, нашел указанный дом на окраине, выглядевший заброшенным. Позвонил в колокольчик. А потом постучал условным образом: три коротких стука — три долгих — три коротких. Из-за двери спросили:

— Ху из?

Он ответил по-русски, как велено:

— Вам привет из Аддис-Абебы.

Юрий Павлович щелкнул входным запором. Пропуская гостя, оглядел улицу и "хвоста" не заметил.

В комнатке усадил за стол и по рюмкам разлил виски. Извинился:

— Водки не имею, увы.

— Я уже забыл ее вкус.

— Ничего, Бог даст, Рождество встретим в Петербурге.

— Полагаете? — оживился Николя.

— Очень рассчитываю на это. Если план сработает.

— Выпьем, чтоб сработал.

Юрий Павлович изложил детали: подготовлено наступление войск под командованием Лавра Корнилова, цель которого — взятие Северной столицы и установление диктатуры, наведение порядка на фронте и в стране, завершение войны разгромом Германии, а в России — созыв Учредительного собрания.

— Главное теперь — распустить Советы, а из Временного правительства выгнать социалистов всех мастей.

— Возвратить монархию, — вставил Гумилев. — Нам нужна конституционная монархия.

— Это как решит Учредительное собрание. Главное — повесить на фонарях всех немецких агентов во главе с Лениным.

— Думаете, они представляют угрозу? А по-моему, болтуны просто. Ну, какая социалистическая революция в России? Бред сумасшедшего.

— Часто сумасшедшим и болтунам верят больше, чем здравомыслящим людям.

Выпили еще. В соответствии с планом Николя должен был вернуться в Россию сразу после захвата власти Корниловым и начать работу в Министерстве просвещения. О поездках в Африку предстояло пока забыть.

— Хорошо, буду ждать вашего сигнала. Можно написать весточку семье, что в ближайший месяц я приеду из Лондона?

— Нет, повремените. И к тому же… — Юрий Павлович несколько потупился. — Не хотел огорчать вас, но, коль скоро сами заговорили… — Он покашлял смущенно. — По моим сведениям, у жены вашей… знаете Шилейко?

Гумилев напрягся.

— Вольдемара Казимировича? Разумеется, знаю. Он писал славные стихи, в духе акмеизма. Но вообще-то ученый, крупный специалист по шумерской культуре. Почему вы спросили?

— Как бы это сказать помягче?.. Он и ваша супруга… словом, теперь одна семья.

Николя помрачнел. А потом проговорил хрипло:

— Что ж, неудивительно… Мы давно отошли друг от друга… да еще — война… Вот вернусь в Россию и подам на развод.

— Стало быть, письма не напишете о своем возвращении?

— Нет. Уже не хочется.

Уезжал из Стратфорда в Лондон с камнем на душе. Психология человека: изменяя сам, совершенно не думаешь, как страдает твоя законная половина, а когда изменяет половина, чувствуешь себя брошенным, оскорбленным в лучших чувствах. Тут не до теорий о свободной любви. Человек по натуре собственник.

Думал помириться с Ольгой Высотской. Все-таки у них тоже сын. Впрочем, видимо, и Ольга несвободна теперь. Он на фронте, а его женщины в одиночестве. И разлука разводит всех.

В сентябре узнал, что корниловский план провалился, а октябрь принес новое известие: в Петрограде переворот, Временное правительство разогнано, к власти пришли большевики в союзе с эсерами. Вот вам и болтуны.

Если верить Юрию Павловичу, по приказу английского монарха, бывшей царской разведкой России вместе с британской МИ-1 разработана операция по эвакуации в Лондон Николая II с семьей. Не случилось: прежнего русского монарха с детьми и супругой спешно увезли из Царского Села в глубь страны, в Тобольск, а наследника престола — Михаила Александровича — в Пермь.

Приходилось ждать одного — Учредительного собрания: Ленин обещал созвать его в январе 1918 года. Только оно было в состоянии положить конец этому безумию.

5.

Нюся совершенно спокойно пережила развод с Гумилевым. Он приехал в конце зимы, после разгона Учредиловки большевиками, исхудавший, полубольной, с красными глазами — то ли от бессонницы, то ли от чрезмерного увлечения алкоголем. При его появлении Вольдемар деликатно вышел в другую комнату. Нюся полулежала на большом кожаном диване, обернувшись в шаль. Да, развод давно назрел. Да, она не претендует на какую-то долю имущества: все, что ей положено, пусть отходит Левушке, на его образование. Да, надеется сохранить нормальные отношения. Пусть не дружеские, но и не враждебные.

Вскоре она узнала: Николя сошелся с Аней Энгельгардт, дочкой известного историка и литературоведа, и как будто бы счастлив. Успокоилась за него. Все-таки отец Левушки, нечужой человек.

Слышала, что большевики собираются устроить публичный суд над царем в Москве. Не исключено, что в Большом театре. Это казалось диким и несообразным ни с чем. Вся интеллигенция Питера шушукалась: подражание якобинцам, обезглавившим своего короля после показательного суда. Неужели смелости достанет обезглавить Николая II? Нет, публично побоялись. Тараканы боятся света. Застрелили тайно, ночью, в Екатеринбурге, а тела уничтожили и зарыли невесть где.

Нюся поначалу отказывалась поверить. Столько слухов бродило в то время, что сойдешь с ума, если верить каждому. Но потом, 20 июля, появилось официальное сообщение в газетах. Несколько черных строк петитом. Самых черных в ее жизни.

А кругом вроде ничего не переменилось в тот момент. В Питере ходили трамваи и гудели авто, продолжали звонить телефоны и стучать машинистки в учреждениях, собирались барахолки и стояли очереди за хлебом. Жарко, знойно — макушка лета. Многие за городом. И Нева бьется о гранитные берега как-то безучастно.