Искусство поцелуя

Контроль.

Для меня сохранять контроль — это лучшее из возможных решений.

Проблема в том, что я живу в условиях, где приходится полагаться на других.

Я хочу сбежать.

Хочу быть свободной.

Хочу, чтобы я была сама по себе, и ни одна другая сила не смогла бы контролировать то, что происходит внутри и снаружи меня.

Когда моя грудная клетка снова пытается раздавить легкие, а осколки стекла восторженно шепчутся, я подношу кончик лезвия к запястью и делаю надрез.

Раны на моем боку синхронизируются с пульсирующей раной на запястье.

Уродка.

Убийца.

Разочарование.

Да, Рейвенли, ты ходячее разочарование.

Я протягиваю руку к раковине, когда из открытой раны начинает сочиться кровь. Она окрашивает фарфор капельками той ноющей боли, которая разъедает меня изнутри.

На мгновение мне кажется, что я снова могу дышать.

Я расслабляюсь, плечи и голова опускаются, и я делаю глубокий вдох.

Вдох. Выдох. Вдох…

Я выдыхаю, и это уже не так тяжело, вся боль сосредоточена на новой ране.

Я остаюсь в таком состоянии некоторое время, просто позволяя себе истекать кровью над раковиной. В полном одиночестве.

Совсем одна, и ничто, кроме оцепенения, не сопровождает меня.

Глава 2

Джекс

Я чувствую себя так, словно вот-вот вылезу из кожи, когда сижу на диване в гостиной, подергивая коленом вверх-вниз. Мои мысли мечутся, как у чертова идиота, пытающегося пробежать марафон, но я не могу выбросить эту идею из головы. Мысль о том, что Рейвен — это она.

Уиллоу.

Уиллоу.

Уиллоу.

Девушка, которой я позволил умереть.

Так ведь?

Я, блин, больше ничего не знаю, и это незнание заставляет меня чувствовать себя так, словно я вот-вот вырвусь из своей плоти.

— Джекс, тебе нужно успокоиться, — говорит Хантер. Он сидит в кресле напротив меня, разглядывая мое подпрыгивающее колено.

— Я пытаюсь, — бормочу я, заставляя себя унять дрожь. — Просто… Мне тревожно.

Он поджимает губы, обдумывая мой ответ.

— Знаю. Мы все это чувствуем. Но если ты слишком разнервничаешься… — Он замолкает, прикусывая нижнюю губу, останавливая себя от того, чтобы сказать то, что он действительно хочет.

Я могу заполнить пробелы, зная, что происходит в его голове, также как он знает все про меня.

— Я не сломаюсь, — заверяю я его. Хотя глубоко в моем сознании, за стеклом, которое держит эту часть меня под контролем, я чувствую, как сквозь него проникает шепот, и стекло начинает трескаться.

— Ты уверен? — спрашивает он, снова уставившись на мое колено, которое, само по себе снова начинает подскакивать.

Я беру себя в руки.

— Да. — В моем голосе нет уверенности, и он это слышит. Но я не намерен говорить о своих проклятых проблемах прямо сейчас. Не могу.

Кроме того, я не знаю, почему он вцепился именно в меня. У всех нас есть свои проблемы. Все внимание ко мне из-за того гребаного инцидента.

Кровь хлещет из раны, выбегая, словно проклятый заключенный, которого выпустили на свободу.

Она повсюду.

Пачкает пол в ванной правдой, которая живет внутри меня.

Она питалось мной, как жаждущий боли монстр.

Смотри, как я истекаю кровью.

Наблюдай за моей болью.

Это, черт возьми, не прекратится.

Потому что я этого не хочу.

— Джекс, — осторожно произносит Хантер, его голос вырывает меня из воспоминаний о том дне, когда я чуть не истек кровью до смерти. Я хотел вытравить из себя боль своего прошлого. В тот день, лежа на полу и пытаясь отдышаться, я понял, что единственный способ избавиться от боли — это остановить жизнь.

Боль — это жизнь.

Смерть — это покой.

Иногда я не знаю, что из этого хуже.

— Пожалуйста, не начинай, — говорю я Хантеру. Я вижу по его лицу, что он вот-вот попытается пробиться сквозь эту треснувшую стеклянную стену. — Я не смогу справиться с этим сейчас.

Выражение его лица смягчается.

— Я не пытаюсь давить на тебя. Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. — Я пожимаю плечами.

— Я в порядке. С ней же все хорошо? Так почему бы и мне не быть?

— С кем все хорошо? — В его тоне чувствуется мягкость.

Кто она такая?

Рейвен?

Уиллоу?

— Это ты мне скажи, — говорю я, и мое чертово колено снова подпрыгивает. На этот раз я просто оставлю все как есть. Мне придется. Я должен как-то выпустить нервозность наружу.

Хантер с трудом сглатывает и подносит руку к лицу, прижимая ее к губам, вероятно, пытаясь незаметно скрыть то выражение, которое у него на лице.

Я больше ничего не говорю. Как и у меня, у Хантера есть свои проблемы с тем, что его разъедает, и я не хочу подталкивать его к тому, чтобы он сам разбил свою стеклянную стену.

Затем в комнату входит Зей. Он выглядит так, будто ему на все насрать, как будто ему наплевать на этот жалкий мир. Все это притворство, хотя он скажет вам по-другому. Но Зей, вероятно, один из самых больших лжецов на свете, большую часть времени он лжет даже самому себе.

Он бросает взгляд на Хантера и меня и молчит, внимательно оценивая нас, затем хмурится.

— Вам двоим нужно взять себя в руки, — наконец заявляет он, проходя дальше в комнату.

— Мы даже ничего не делаем, — бормочу я, проводя пальцами по волосам.

Он приподнимает бровь, глядя на меня.

— Не пытайся меня убедить в том, что ты в порядке. Я был там в ту ночь, когда все это случилось, помнишь? Я знаю, как выглядит твое лицо прямо перед тем, как ты съедешь с катушек.

Я поджимаю губы, желая возразить, но не могу придумать хорошего контраргумента.

— Именно это я и пытался ему сказать, — вмешивается Хантер, закидывая ногу в ботинке себе на колено.