Искусство проклинать

Дан смотрит на меня внимательно и долго, без улыбки. Ну и глаза! Где-то я уже видела такой взгляд. Как бы, не там же, в культовом искусстве. Если мальчик, всё-таки альфонс, его карьера будет блестящей и очень плодотворной.

— А что тебя интересует, Тина? Ну, из старославянского?

— Мне попалось слово… Знаешь, моё высшее образовательное хромает на обе ноги. Вот и старославянский тоже, кое-как.

— Ты учила старославянский? Где? Зачем?

Я делаю вид, что слегка задета его удивлением: Не учила. Только разбирала первоисточники, в которых упоминается ювелирное дело.

— Ясно. И какое слово тебе попалось?

— Хорс.

— Хорс? А где тебе могло попасться слово Хорс? Это имя?

— Слово, имя, название, какая разница… Может оно и не старославянское, но что-то такое мелькает в уме, а я никак не выловлю — начинаю выходить из себя я, старательно сохраняя неподвижно- благожелательное выражение лица.

— И что, в ювелирном деле есть слово Хорс?

Всё-таки, он меня достал! Надо же! Даже не думала, что так скоро на него разозлюсь. Обычно это я таких загадочных красавчиков довожу до тихой истерики. Далее следует: прости-прощай, любовь не получилась, не поминай лихом.

— Нет, я не уверена, что в ювелирном деле есть слово Хорс, — помедлив, подчёркнуто спокойно выговариваю я, старательно растягивая слова и выравнивая интонации. — И не уверена, что это старославянское слово. И особенно не уверена, что этот вопрос меня очень интересует. Так что не будем об этом больше говорить. Ты будешь смотреть выполненную работу?

Я совсем добрая, спокойная и обходительная. Всё хорошо. Я ни на кого не злюсь. Мне уже за тридцать, я умная и сдержанная женщина, доброжелательно разговаривающая со своим клиентом.

Клиент моргает пушистыми ресницами, немного бледнеет, смотрит минуты две в моё приветливое лицо и соглашается.

Эскизы он посмотрел, похвалил, не нашёл никаких неточностей. Даже кое-что подправил в чертеже, очень умело и уверенно, а потом через Маринку пригласил меня вечером в «Поплавок». Иностранцы и там бывают. Но я искренне и с застенчивой лаской в голосе заявила юной прожигательнице жизни, что накануне критических дней чувствую себя усталой, угнетённой и вспыльчивой. И отправилась домой в сопровождении кожаных мальчиков, не дожидаясь, когда «минутка» Дана подойдёт к концу.

В выходные я вообще никуда не выходила. Сидела дома и работала, а в перерывах спала. «Прогуливалась» в райке — на собственной лестничной площадке между первым и вторым этажом. От общего с конторой Семенова подъезда меня отделяет дверь на первом этаже, поэтому площадка на повороте лестницы тоже моя. Выходящий на неё чёрный ход надёжно заложен засовом, тамбур переоборудован в чулан, а перед окном-эркером ещё места на целую комнату. У меня здесь уже трёхлетний зимний сад с лианами, пальмами, цветочными ящиками и набором садовой мебели из белого пластика.

Кормила меня Галия. Она домработница сразу у трёх хозяев в губернаторском и уборщица у «Семенова». Муж Галии православный армянин, она азербайджанка и семье с четырьмя детьми пришлось несладко в Баку во время религиозных распрей. Они попали между двух огней и натерпелись лиха, пока не перебрались в Россию, потеряв работу, дом с садом-кормильцем, родных, друзей и здоровье.

Сако теперь инвалид, но, слава Богу, хороший сапожник-надомник. Галия долго искала работу. Мне было плевать на разницу вероисповеданий, и я её наняла делать уборку, помогать в хозяйственных хлопотах и стирке белья. По моему примеру её взял младший Семенов, у него квартира во втором подъезде, а потом и Васо.

Галия неглупая и скромная женщина, очень порядочная и аккуратная и на этом держатся наши служебно-экономические отношения, но ещё мы с ней дружим. Она работает на меня два дня в неделю по три часа, а в выходные приходит поболтать и что-нибудь готовит, если я хандрю. Я частенько подкидываю одежду для её старшей, Нины, и снабжаю мелочью пацанов. Бывает, отдаю что-нибудь из мебели, стиральную машину после покупки «Индезита», палас, шторы… Галия не считает это подачками, потому что знает, как я к ней отношусь и всё время старается «отблагодарить».

Она единственная, кто знает всё о моём детдомовском прошлом и замужестве и ещё много чего, но, совершенно уверена — ни с кем этого не обсуждает. Я рассказала ей о себе специально, чтобы хоть как-то психологически настроить на позитив. Галия была так подавлена, что хотела наложить на себя руки: отец её проклял, а братья поклялись убить. Я боролась с её несчастьями целый год и, всё же, выиграла.

Она собрала все силы, а у женщины силы всегда находятся даже в самой безвыходной ситуации, удержалась на краю, и теперь поддерживает меня во время депрессий, чисто дружески, конечно, если можно так сказать. Морально я сама себе доктор. Только два человека знают и принимают меня такой, какая я есть, и один из них — Галия. Для остальных я образцовая старая дева с холодным ясным умом и приятными манерами, интеллигентная, симпатичная, себе на уме.

Крест Дана очень понравился Галие и это меня не удивило. Он действительно необычайно хорош и вера тут не имеет первостепенного значения.

— Моё сердце радуется и плачет, — сказала она и я согласилась. Вещь совершенно уникальная как по замыслу, так и по исполнению. Древние лучше нас умели втиснуть полёт фантазии в рамки канонов.

Женщина, для которой этот крест создавался, просто не могла быть владычицей-самодуркой. Она была в чём-то похожа на меня, только гораздо лучше — добрей, романтичней, простодушней и милосердней. Как это в ней уживалось с непоколебимой верой — никто не знает, и не узнает уже никогда. Наверное, любовь тогда умела быть созидательной…

Я работала с резцами медленно не только для того, чтобы растянуть удовольствие, мне очень хотелось сделать всё точно, надёжно и тонко. Кажется, это удавалось. Эскизы для кубков я успела набросать к началу недели, но не видела, какие из них удостоились одобрения клиента. Ашот во время его визита возил меня к ЛеМонти, где появились новые тряпки. Маринка поехала с Львом Борисычем на другой день, после обеда, а я вместо неё принимала посетителей, которые меня порядочно утомили. Если понедельник — день тяжёлый, то и вторник, только слегка полегче и Дана я встретила в настроении взмыленной ведьмы.

Кажется, эта дурища выдала ему причину моих настроений прямым текстом, потому что вёл он себя предельно тихо, даже бережно и говорил приглушённым успокаивающим голосом.

Ну что ж, молодёжь у нас золотая, только оценить некому! Понимают друг друга как голуби — телепатически! Может они и дальше своркуются? Парочка будет — как в Голливуде!

Пришёл солидный клиент с табакеркой екатерининский времён и мы с Ашотом занялись его проблемами. Пока я ходила к сейфу за образцами янтаря, Дан успел испариться.