Искусство проклинать

— Да, пожалуй…. А почему бы не отказаться совсем? Мы осмотрели вазу, но не осмотрели сырьё, в кристаллах могут быть недостатки, делающие работу рискованной — задумчиво спрашивает Лев Борисыч.

— Не могут быть, а есть…. В том кристалле, что поуже, небольшая трещина в центральной части, но Витёк с ней справится. Ему это даже удовольствие доставит… Лев Борисыч, ему такая работа раз в год перепадает, пусть отведёт душу. Он на свои морские цацки уже смотреть не хочет. Вы же видели, как он завязки от фартука рвёт. На сырье для кубков нет клейма, значит, они чистые. Витька, он же спец — универсал, и по эскизам всё сделает великолепно.

— Хотелось бы мне знать, что этот господин Вилов собирается делать с будущими кубками… — задумчиво тянет шеф: В буфет поставит?

— В сервант под стекло. И будет считать им года, дни рождения отмечать. Мечтать о том времени, когда они станут антиквариатом под стать вазочке! — я не могу сдержать насмешки, и успокаиваюсь, чтобы сгладить впечатление.

— Долгонько же ему ждать придется. Лет этак…. Пятьсот?

— А тысячу и побольше, не хотите?

— Даже так? Действительно… — Лев Борисыч качает головой и тоже выдаёт короткий смешок: Хороший, какой город Бухара, всё в нём есть. Даже миленькие лавочки при медресе, где продают такие вот вазы.

— Ни один правоверный мусульманин, если он себя уважает, даже в руки не возьмёт языческую культовую вазу, тем более, — не станет держать её в медресе. Это, примерно, то же самое, что в церковной сторожке торговать скандинавскими рунами или гадальными картами.

Я ещё не готова ответить точно на прямой вопрос, но шефа интересует совсем другое.

— Где же он её раздобыл? Ограбил музей, или клад нашёл? Такие штуковины, как я понимаю, на дороге не валяются.

— Взял да и раздобыл вот! Не всё же из бывшего Союза вывозят, Лев Борисыч, надо когда — нибудь и сюда кой — чего привезти. В мире сейчас неспокойно, кругом революции, смены власти и прочие неблагоприятные для искусства события, вещей бесхозных навалом, — вот и привезли. Потому, что нет у нас таких кладов, а музейные пропажи я, время от времени, просматриваю. Эта ваза, как мне кажется, появилась не только за добрую тысячу лет от нас, но и не за одну тысячу километров.

— Ты уверена? Может, стоит Петренко подключить?

— Не стоит, шеф, потому, что я не уверена. Ничего идентичного из такого материала я ещё не видела. Сужу по степени старения хрусталя и некоторым стилевым особенностям. Если бы этот кубок искали, то я бы об этом знала. Я регулярно просматриваю сайт о ювелирных и антикварных пропажах. И я, честное слово, не знаю, чем мне не нравится эта ваза, но с ней лучше не связываться. Не наше это дело. Не царское…

— Ты права, не царское… — соглашается шеф: Ладно! Я делаю снимки и расстаёмся с этим сокровищем. Хорошо?

Нет, не хорошо! — кивая в ответ, думаю я: Вся эта история «не хорошо», но у меня нет по её поводу ни внятного объяснения, ни веских аргументов, ни перспективных выводов. Я не уверена, что эта чёртова ваза похожа на одну ритуальную штуковину, которая служила для проведения погребальных обрядов, потому, что материал не тот, и способ обработки не тот, и размеры имеют слишком внушительную разницу. А стиль не имеет особого значения, тем более что я не специалист. Если где-то в Передней Азии, кто- то, под шумок, разрыл древнюю могилу, то такая мелочь сейчас просто никого не интересует… Тогда, зачем нам суетиться?

Собственные мысли и поступки можно хоть частично объяснить, просчитать, распланировать, но как разгадать действия человека, которого не знаешь, а главное — знать не хочешь? Они чреваты неизвестными последствиями. Может, этот Вилов, какой — нибудь кабинет министров подкупил, или чужое министерство внутренних дел… Был уже такой случай, когда на министерскую свадьбу посуду его императорского величества Александра Третьего из музея «позаимствовали». Где теперь ревностные хранители того музея? Нет уж, овцы пока целы…. а вот с волками как? Но я молчу, не собираюсь попусту волновать шефа.

Глава 6

Вечер пятницы не радовал, а предстоящие выходные не вдохновляли. Что-то необъяснимое витало в воздухе, угнетая настроение. Может быть, спад азарта после удовлетворения удачной работой сменился неизбежной в таких случаях, усталостью, и я честно призналась в этом Дану, «заскочившему на минутку, узнать, как дела». Мне не понравился его озабоченный вид и я успокоила его подходящей к случаю фразой. Потом заговорила о работе.

— Мы сегодня очень неплохо потрудились над твоим заказом. Загладили все вмятины, царапины и прочие повреждения. Теперь закончу с восстановлением фрагментов узора и можно вставлять изумруд. Хочешь посмотреть? Правда, сейчас с крестом работает лазер. Не волнуйся: всё очень осторожно и максимально бережно, но нужно немного подождать.

— Я, действительно, ненадолго… Тина, у тебя всё хорошо?

— Всё как обычно. Почему ты спрашиваешь? И вид у тебя какой-то взбудораженный. Что-то случилось?

— Да нет, ничего особенного. День чуть хлопотнее, чем всегда… Время поджимает: врачи, процедуры, туда- сюда. А так, всё нормально.

— Тогда почему ты выглядишь беспокойным и слегка ошарашенным? И почему вдруг, ты спрашиваешь, хорошо у меня всё или плохо?

— Не знаю… Странное чувство. Так значит, всё в порядке? — он слегка касается моего запястья, отнимает руку и улыбается.

— Конечно, работа идёт. Я подготовила твой крест к вставке камня. А ты не хочешь, всё же, посмотреть? Почему? Отметил бы неточности, поправил. Можно даже по эскизам, если спешишь.

— Неточности — это не так важно. Главное — крест цел, ты его отремонтируешь. Остальное — уже детали.

— Ничего себе, неважно! Дан, ты соображаешь, что говоришь? Он — историческая ценность, этот крестик! Не говоря уже о его художественных достоинствах. Как же можно… Ну ты и сказал! Он хоть зарегистрирован где-нибудь как твоя собственность?

— Как собственность семьи. Он зарегистрирован как частная собственность в анналах русской православной церкви. Только фамилия владельцев широко не рекламируется.

— Понятно. Вы его нигде не выставляли?

— Никогда. Это же сугубо интимная вещь, как душа… Это особый крест!

Ага, а мальчик-то, начинает волноваться! Интимная, так интимная. И хорошо, что нигде не светился, так спокойнее, по крайней мере — мне. Неприятностей не будет. Всё чисто и он не врёт. А волнуется, потому что я ему мораль прочитала. Или… почему?

— Скажи, Дан, ты знаешь старославянский?

— Язык? В совершенстве, конечно, нет. Читаю, разбираю, догадываюсь.

— Читаешь? Ну и молодец! Завидно даже… Ты, наверное, по церковной литературе учил? Скучновато…

— По духовной. Совсем не скучно, если знать о чём читаешь.

— Так ты истовый верующий? Самый что ни на есть?

— Истовые в монастырях поклоны бьют. Я — обыкновенный. А ты совсем неверующая, Тина?

— Я — сомневающаяся. Агностик, так это, кажется, называется. То верю, то обижаюсь. Но убеждённой атеисткой меня, в общем-то, тоже не назовёшь.