Искусство рисовать с натуры

— Надя! — хрипло позвала она и закашлялась. — Надька!

Несмотря на музыку, ее услышали и ответили придушенно:

— Слезь с меня!

— Чего?

— Ты меня раздавишь!

Наташа приподнялась и села, и рядом на асфальте со стоном села Надя, интенсивно потирая ушибленные части тела.

— Вот козел! Кто ж ездит с выключенными фарами?! Тварь поганая! Черт, по-моему, я сломала руку!

— Да я тебе сейчас шею сломаю! — взвизгнула Наташа и набросилась на нее с кулаками, повалила обратно на асфальт. — Я тебя убью! Чего ты поперлась на дорогу?!! Что за выпендреж?!! Нас чуть не переехали! Ты понимаешь это?!

Надя, крича в ответ, что она теперь многое понимает, начала ее отпихивать, и несколько минут они шумно катались за бордюром, наугад колотя друг друга, но удары становились все слабее и слабее, и в конце концов они сели, обнялись и дали волю слезам. Обеих трясло мелкой дрожью, и рыдания больше походили на икоту. Компания неподалеку продолжала веселиться, не обращая на них внимания.

— Спасибо, — наконец сумела выговорить Надя, добавив к благодарности дробный стук зубов. — Как же я этот грузовик не заметила? Какой же идиот ездит ночью без света?!

— Надя, потом! — пробормотала Наташа, впиваясь пальцами в ее предплечья. — Все потом. Нужно уйти.

— Ты думаешь…

— Да! Ты можешь встать?

— Попробую.

Но светлое пятно, которым в темноте виделась ей Надя, вместо ожидаемого движения вверх поплыло куда-то в сторону, и Наташа поспешно протянула руку, тщетно пытаясь его остановить. Музыка неожиданно заглохла, крики оборвались, и они оказались в пугающей тишине.

— Ты куда?! — в панике взвизгнула Наташа.

— Картины… Я их уронила.

— Хрен с ними, я тебе новые нарисую! Вставай!

— Их нельзя тут оставлять…ага! — в голосе Нади послышалось легкое торжество, и раздался слабый шелест пакета. — Все, пошли.

Они с трудом поднялись, цепляясь друг за друга, и замерли, прислушиваясь. После недавнего грохота было слишком тихо, и шум ветра походил на дыхание кого-то огромного, затаившегося среди тьмы. Держась за руки, словно маленькие девочки, заблудившиеся в каком-то страшном месте, Наташа и Надя с тоской смотрели на дом. Он был совсем рядом, почти сразу за дорогой, шириной в несколько метров, но им казалось, что от дома их отделяет пропасть.

— Нужно бегом, — сказала Надя решительно, и Наташа чувствовала, как рука подруги вздрагивает в ее пальцах, словно сердце. — Все, давай!

Они пересекли дорогу на рекордной скорости, едва касаясь ногами асфальта, пронеслись через двор, одновременно нырнули в подъезд, при этом чуть не застряв в дверях, и только на спасительной площадке четвертого этажа Наташе перестало казаться, что вот-вот кто-то схватит ее сзади.

Она не стала тратить время на поиски ключа, вонзила палец в звонок и нажимала на кнопку до тех пор, пока в коридоре не зашлепали тапочки (слава богу, Пашка дома!). Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, выбросив на площадку желтоватый клин света и в образовавшуюся щель высунулась взлохмаченная Пашина голова.

— Ты вообще за временем… — начал было он негодующе, как и подобает оскорбленному мужу, но Наташа, не дав ему договорить, втолкнула его в коридор, влетела в квартиру, следом заскочила Надя. Вместе они с грохотом захлопнули за собой дверь и привалились к ней, тяжело дыша. Разглядев их при ярком свете лампы — взлохмаченных, исцарапанных, грязных, в крови, Паша воскликнул с отчаянием человека, каждый вечер убирающего со своей дороги бревно и каждое утро находящего его на прежнем месте:

— Что теперь случилось?!!

— Какой-то придурок нас чуть не переехал! — Наташа сбросила босоножки и опустилась на банкетку, с тоской разглядывая треснувшее по шву платье. — Пашка, кофе у нас есть? А еще лучше водка!

— Откуда водка?! — удивился Паша со скептицизмом, сквозь который явственно пробивалось сожаление, и спохватился: — Вы где были?!

— Пиво пили! — сердито буркнула Надя, пытаясь повесить пакет с картинами на крючок, но руки у нее тряслись так, что, сделав несколько попыток, она просто прислонила его к стене. — Какая разница где?! Нас чуть по дороге не размазали, а ему интересно, где мы были! Черт! Наташка, есть вода? Я сейчас кровью себе весь костюм измажу! Ну и шваркнула ты меня!

— Фура б тебя не так шваркнула! Ох! — Наташа встала, на что сейчас же возмущенно отреагировало разбитое колено.

— А цветы откуда? Вы что — с праздника? — Паша снова попытался занять в разговоре ведущую линию. Наташа опустила глаза и, не сдержавшись, захохотала, увидев, что Надя все еще сжимает в руке две измочаленные розы и смотрит на них с каким-то тупым изумлением, словно не понимая, откуда они взялись. Надя присоединилась к смеху с истеричной готовностью, прижавшись к двери и закинув голову.

Поняв, что сейчас бесполезно о чем-либо их расспрашивать, Паша отнял у Нади цветы и втолкнул обеих в ванную, открутил кран до упора, и во все стороны полетели ледяные брызги.

— Отмывайтесь! Е-мое, вам в больницу надо!

— Хоррошо, что н-не в мморг! — с трудом проговорила Надя, давясь словами. — Все, костюму хана!

Она села на бортик ванны, осторожно смочила водой руку, на которой кожа была содрана так, словно по ней хорошенько прошлись наждаком, и зашипела от боли.

— Пашка, бинт принеси из аптечки! — крикнула Наташа, склонившись и внимательно разглядывая свое колено. — И мазь там была… «Левомеколь», кажется! И ножницы! И халаты мои принеси!

— А где они?!

— Быстрей давай!

Паша умчался, и через несколько секунд из комнаты долетел грохот и звон аптечных пузырьков. Наташа повернулась и с тревогой посмотрела на Надину руку, из которой длинными нитями вымывалась кровь.

— Перестань так… сейчас Пашка принесет… эх, вату я вчера не купила! Приложилась ты качественно!

Надя мотнула головой.

— Заживет. Главное, что не правая, а то мне завтра… Ты скажи, зачем ты полезла на дорогу, я же тебе… — но тут прибежал Паша с аптечным ящиком, явно отчаявшись найти в нем то, что нужно, и она раздраженно поджала губы.

Через полчаса девушки, забинтованные, мокрые и слегка успокоившиеся, сидели на кухне, переодетые в халаты, и, обжигаясь, глотали горячий, пахнущий дымом кофе. Паша примостился на табуретке между ними, разгневанный и одновременно растерянный, словно Дед Мороз, у которого дети в качестве новогоднего подарка попросили анашу.