Испанец
Шрифт:
– Марина!..
– Не нужно оправдываться, Эду. В самом деле. Я благодарна тебе за все, что ты мне дал, но мне не нужна твоя жалость.
– Что ты несешь, Марина?!
– Я ее не приму.
Эду кричал что-то еще, но Марина дала отбой и положила телефон в карман.
Она все так же спокойно глянула в глаза испуганной этим мертвенным покоем Грасиеле и чуть улыбнулась нехорошей, жуткой улыбкой.
- Наслаждайся, - бросила Марина небрежно.
– Желаю счастья в личной жизни.
Затем она повернулась и двинулась к выходу. Вышла,
Тишина.
Только когда Марина вышла, Грасиела смогла перевести дух. Адреналин, обжигающий ей нервы, схлынул, девушка, с силой потерев лицо, услышала звуки города, доносящиеся из распахнутого окна, и стук собственного сердца, готового вырваться из груди.
А затем новая волна адреналина, нахлынувшая на нее, обожгла разум - Эду сейчас здесь появится! Эду едет сюда! Бежать, бежать прочь скорее, спрятаться и все отрицать, сказать, что это взбалмошная жена Эду все придумала! Мало ли, что у нее случилось с головой после удара!
Грасиела заметалась по квартире, отыскивая свои вещи, прижимая к груди джинсы, мятую блузку. Ее волосы висели сосульками, хлестали ее по щекам, она то и дело отбрасывала их с лица, лихорадочно переворачивая постель и отыскивая трусики, и в этой суете и панике она не заметила, как вошел Эду.
За его спиной мелькали чьи-то любопытные лица, и Грасиела, обернувшись и заметив его, растерянно стоящего на пороге, заверещала, от испуга уронив ворох своей одежды и оставшись совершенно голой перед целой толпой зевак.
От ярости Эду даже говорить не мог. Глядя, как сгорающая со стыда девушка стаскивает с его постели простыню и заворачивается в нее, он молча стоял, как вкопанный, глотая слова, рвущиеся из его души, и ярость душила его.
– Что ты тут делаешь?
– произнес Эду, наконец, грозно двинувшись к Грасиеле. Та, глядя в его лицо, налитое темной кровью, в его глаза, ставшие совершенно безумными, завизжала еще громче, неловко выставив руку вперед, защищаясь ею от страшного Эду, и едва не уронив свою простыню.
– Эду, не трогай меня!
– вопила она.
– Я ничего не взяла, смотри - в моей сумке ничего нет! Я ничего не украла!
– Что ты наговорила Марине?!
– проорал Эду, теряя самообладание.
– Что ты, черт тебя разорви, наговорила моей беременной жене?!
– Эду, - захлебываясь соплями и слезами, верещала Грасиела, икая от страха и от слез, - Эду! Эду! Я не хотела! Я нечаянно!
– Избалованная девчонка!
– зверем взревел Эду, налетая на Грасиелу и рывком стаскивая с нее простыню.
– Дрянь! Проститутка!
Со всего размаха он влупил как следует по тощей жопке Грасиелы, оставив на коже ослепительно-алое пятно, и Грасиела, засучив ногами от боли, едва не обмочившись, выгнулась дугой, прикрывая побитую задницу руками.
– Пошла вон из моего дома, шлюха!
– орал Эду, огрев Грасиелу по задницу еще раз.
Ее вещи - белье, одежду, - он всей кучей выкинул в окно, а саму ее за руку вытащил вон из квартиры и вышвырнул на лестничную площадку, порядком напугав
своей яростью даже соседей.Вслед за Грасиелой он хотел вышвырнуть и ее сумку, но уронил, и по всему полу рассыпались всякие женские мелочи, помада, духи - и ключи, которые Эду не смог бы спутать ни с каким другими.
Словно ядовитую змею, он поднял их, поднес к глазам. Без сомнения, это были ключи Марины. Те самые, что потерялись после нападения на нее.
– Откуда ты их взяла?!
– прорычал Эду, едва не топая ногами от ярости.
– Ты украла их, когда Вероника напала на Марину!? Ты их тогда украла?! Вы с Вероникой были заодно!? Отвечай!
– Эду-у!
– выла голая девица, приседая и извиваясь, прикрываясь руками, размазывая по лицу сопли и слезы.
– Прости меня, Эду-у-у! Не говори отцу, иначе он меня просто убьет, просто убьет!
– За свои поступки тебе лучше оказаться в тюрьме, - стиснув в руках ключи, тяжелым голосом произнес Эду.
– Не то я тебя убью.
****
Из-за возни с Грасиелой Эду приехал в аэропорт только к вечеру.
Он узнавал - рейс до Москвы был, и Эду почти успевал. Почти…
Он звонил много раз Марине, но она не отвечала. Не хотела отвечать. Не хотела слышать оправдания и ложь. И от этого Эду стонал, словно в сердце ему воткнули тот самый эсток, и молодой человек делает теперь последние свои шаги, умирая.
«Марина, как ты можешь считать меня предателем?! Как ты можешь думать, что я такой же, как все, кто причинял тебе боль?! Как ты могла все бросить и уехать в никуда, прочь от того, что у нас начиналось - от любви, от семьи, от понимания и доверия?! Как ты могла поверить этой дряни!?»
Эду закрывал глаза и потирал виски, поспешно шагая к стойке регистрации.
– Сеньорита, сеньора де Авалос?..
– Прошла регистрацию и ушла на посадку, сеньор.
– Сеньорита, мне нужно ее вернуть. Мне нужно сказать ей пару слов!
– Невозможно, сеньор. Туда нельзя без билета, сеньор.
– Ради бога, это моя жена!
– Сеньор, успокойтесь, или я вызову полицию.
У эскалатора мелькнуло знакомое платье, Эду рассмотрел даже неловко остриженные волосы, о которых Марина в спешке позабыла и не прикрыла их длинными локонами.
– Марина!
– заорал Эду, рванув вперед. Крепкие руки схватили его, едва справившись с его порывом, оттащили прочь, а он все кричал:
– Марина, не улетай! Не совершай этой ошибки, Марина! Марина!
На глаза его наворачивались слезы, он задыхался от боли. Казалось, сердце его останавливалось, пронзенное жестокой рукой, но Эду до последнего всматривался в тонкий поникший силуэт. Удивленные люди оборачивались, смотрела на Эду, которого две полицейских оттаскивали от ограждения, а Марина даже не обернулась. Еще миг - и она исчезла, ушла в Москву, в серую неприветливую весну, в ту жизнь, о которой Эду ничего не знал…
Глава 18. Московский холод