Исполняющая обязанности

Клавишника в «Ярости» звали Дэрек Сноу, а называть предпочитали просто Снеговиком, что ему, вероятно, было и не по нутру. Трудно было понять точно, поскольку этот молодой человек, у которого даже выбритая наголо голова и кожаная одежда в стальных заклепках не сумела отобрать какого-то аристократично-интеллигентского чувства собственного превосходства над окружающими. Господин Сноу был вообще-то пианистом, более того, искренне считал себя гениальным композитором, из-за материальных трудностей вынужденным «опуститься до уровня» рок-группы, а оттого абсолютно на всех имел привычку с недовольным пренебрежением коситься своими слегка водянистыми бледно-голубыми глазами и разговаривать с кем бы то ни было только по крайней нужде. Что фамилия, что прозвище идеально характеризовали этого типа: Дэрек был светлокожим, даже бледным, светлоглазым и даже в кожаном наряде предпочитал белый цвет. При первой встрече у него еще были лирические вьющиеся льняные локоны, теперь безжалостно отрезанные по настоянию вокалистки.

Бас-гитаристка Эми казалась полной противоположностью Снеговика. Девушка была иммигранткой откуда-то из латинской Америки и полное ее имя было длинным, с трудом произносимым и абсолютно не запоминающимся, Мэтт не удивился бы, узнав, что она и сама его не помнит. Группе (и, судя по Шону, за глаза тоже) ее все предпочитали называть просто Уголек. Кожа у Эми была темная, но не ореховая или шоколадная, а слегка красноватого оттенка, а волосы – когда-то роскошная копна цвета воронова крыла – теперь, чтобы не дублировать черты Нериссы, были пострижены едва ли не «ежиком» и выкрашены в огненно-красный цвет.

Третьим, вернее, четвертым, если считать Шона, был Вольф Грей, игравший на ударных. Вечно угрюмый тип с неряшливой «рваной» гривой темно-серых волос, вечно свисающих на лицо, и очень тяжелым взглядом. Мэтт видел такие глаза у посаженных в клетки диких зверей – вроде бы, и без агрессии, но с каким-то невольным предупреждением о ней. Шон о прошлом этого типа ничего, по собственному признанию, не знал, и даже подозревал, что сама Нерисса тоже этого не знает. Одежда на Грее всегда выглядела так, словно ее разодрали в клочья, а потом не слишком аккуратно сшили обратно, причем нарочитую «стильную» обтрепанность это мало напоминало.

По правде говоря, Мэтт последнее время совсем не репетировал, да и вообще – с тех пор, как позади остались веселые студенческие денечки, а на смену им пришли, кажется, уже ставшие тенденцией безуспешные попытки найти работу действительно по душе, музыку он изрядно подзабросил. Просто не до того стало – разве что дома да на летних барбекю иногда под обычную деревянную гитару что-нибудь для Вилл или для компании друзей развлечения ради исполнял – о чем, в принципе, честно предупредил и досадливо поморщившуюся при его словах Нериссу.

– Электронную гитару пришлось в гараже держать, а то и место занимает, и… вообще с ней вечно проблемы, – чуточку сконфуженно признался он. – наверное, Шон не будет возражать, если я возьму его инструмент на этот вечер.

– С гитарой что-то не так?

– Да… то есть – нет. То есть не совсем с ней… вернее…

В слегка прищуренных глазах брюнетки отразилось столь неприкрытая оценка его умственных способностей, что Мэтт раздраженно отвел взгляд.

– Если я все правильно понял, Вы ведь обладаете теми же способностями, что у Вилл. Ну… когда вещи оживают.

– Можно сказать и так, – каким-то странно дернувшимся голосом негромко подтвердила Нерисса. Мэтт снова поднял на нее взгляд.

Эта женщина пела просто потрясающим глубоким и сильным голосом, однако при обычном разговоре, может быть, из-за изначально широкого диапазона, ее тембр постоянно «скакал» и невероятно менялся в зависимости от тона и настроения. Нет-нет, да и проскакивало даже весьма неприятное хриплое дребезжание. Впрочем, она и внешне до невозможного буквально олицетворяла поговорку о том, что женщине всегда столько лет, на сколько она себя чувствует…

– У этой гитары совершенно невозможный характер! – наконец, максимально абстрагировавшись от абсурдности собственных слов, подавленно признался Мэтт.

Вообще-то большинство «оживших» электроприборов относились к Вилл искренней симпатией. Иногда даже, чересчур бурно выражаемой. Кроме того, его жена была, наверное, единственным человеком в мире, способным быстро найти что-то, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужно через «Гугл», что, пожалуй, можно было считать даже большей мистикой, нежели все эти их путешествия между мирами. Обычно это распространялось даже на «едва знакомые» приборы, пользующиеся редко выпадавшей возможностью с кем-нибудь поболтать, а уж электронные «обитатели» их квартиры Вилл просто обожали. Но вот злополучная гитара стала неприятным исключением.

– Пошли в этот ваш гараж! – хмыкнув, прервала его невеселые размышления Нерисса. – Теперь я из чистого любопытства уже просто обязана взглянуть, что это за гитара такая!

Мэтт тяжело вздохнул.

Они с Вилл жили в многоквартирном доме, рядом с его «семейным» зоомагазинчиком, поэтому находящийся неподалеку гараж приходилось использовать еще и в качестве склада для всего, что в квартире не поместилось. В итоге скоро там не помещалась уже, собственно, их машина, которую теперь приходилось постоянно держать на подвальной парковке. По хорошему, давно следовало бы разобрать весь старый хлам – но, несмотря на даже большее, чем хотелось бы, количество свободного времени, все как-то руки не доходили. Гараж гораздо больше напоминал не гараж, а большой чулан.

– Осторожно, тут у самого входа ящик стоит, – распахнув обшитую «гремучими» листами металла дверь, Мэтт зашарил ладонью по ближайшей стене в поисках выключателя. – я сейчас… А!

Едва заглянув внутрь, Нерисса щелкнула пальцами – и свет зажегся, не дожидаясь обнаружения.

«Когда-нибудь я, наконец, к этому привыкну…»

Снова – на этот раз как можно тише – вздохнув, Мэтт, привычно пролавировав между кипами и горками вещей средней и условной степени нужности, стянул чехол с гитары и пары колонок.

– А! Как ни странно, ты еще вспоминаешь иногда о моем существовании!

Хотя подключение к розетке в данный момент отсутствовало, стоило струнам слегка задрожать, словно бы кто-то случайно задел их, из динамиков зазвучал заметно подрагивающий, вторя этим струнам женский голос. В принципе, несмотря на необычность звучания, он был бы весьма приятным, если бы только не звенел сейчас еще и от какого-то трагического ехидства.

– Эм…

– Думаешь, можешь бросить меня тут совсем одну, в темноте, на любое время, а потом являться, как ни в чем ни бывало?! Я и так соглашаюсь терпеть от тебя что угодно – и вот твоя благодарность! Ты опять… гм? Я не разбираюсь в этих человеческих женщинах, их трудно отличать друг от друга, но, вроде бы, это – какая-то другая? – в переливы голоса закралось подозрительное напряжение.

– Определенно, другая! – подойдя поближе, Нерисса улыбнулась. – Меня зовут Мэг. Я очень хотела бы, чтобы вы с Мэттом поучаствовали сегодня в концерте моей группы, надеюсь, ты не станешь возражать.

– Ах! Мы уже неизвестно сколько времени, как нигде не бываем вместе! Ему же совершенно не до меня с тех пор, как появилась эта, красноволосая! Предатель! И, стоило мне всего пару раз указать ей на недопустимость подобной ситуации – что он делает? Меня выбрасывает в этот чулан, словно какую-то ненужную вещь! Как будто, перестав во мне нуждаться, можно наплевать на мои чувства! Мы были такой прекрасной парой, а теперь…