Испорченная кровь

Астерхольдер оставил на лобовом стекле. Они

вторглись в моё белое пространство мышления, пока

я не захлопнула свой компьютер и не спустилась

вниз по лестнице к ящику. Выкопала картонный

конверт оттуда, куда е г о затолкала, и выбросила в

мусорную корзину.

Мне необходимо отвлечься. Осмотревшись кругом,

первое, что я увидела — холодильник. Сделала

бутерброд с хлебом и холодными закусками,

которыми Айзек продолжал заполнять мой отдел для

овощей, и съела его, сидя по-турецки на кухонном

столе. Вместе со всей его ерундой в стиле « спасти

землю с помощью гибридов и переработки» он был

фанатиком газировки. В моём холодильнике были

пять видов пожирающих желудок и кишащих сахаром

содовых. Я схватила красную банку и забралась на

стол. Выпила её всю, наблюдая, как падает снег.

Затем я выкопала диск из мусора. И слушала его

десять раз... двадцать? Я потеряла счёт.

Когда Айзек вошёл через дверь, где-то после

восьми, я сидела, завернувшись в одеяло перед огнем,

обхватив

руками

колени.

Мои

босые

ноги

пританцовывали в такт музыке. Он остановился как

вкопанный и смотрел на меня. Я не хотела смотреть

на него, поэтому просто продолжала пялиться на

огонь. Доктор прошёл на кухню. Я слышала, как

мужчина

убирал

остатки

беспорядка

от

приготовления бутерброда. Через некоторое время он

вернулся с двумя чашками и передал мне одну. Кофе.

— Ты ела сегодня. — Он сел на пол и

прислонился спиной к дивану. Айзек мог бы сесть на

диван, но сел на пол со мной. Со мной.

Я пожала плечами.

— Да.

Айзек продолжал смотреть на меня, и я

съёжилась

под

пристальным

взглядом

его

серебристых глаз. Затем до меня дошло, что он

сказал. Я не готовила себе с тех пор, как всё

случилось. Я бы умерла с голоду, если бы не Айзек.

Приготовление бутерброда – первый раз, когда я

приняла меры, чтобы выжить. Значение слова

казалось как тёмным, так и светлым.

Мы

сидели

в тишине

и

пили

наш

кофе,

прислушиваясь к словам, которые он мне оставил.

— Кто это? — мягко спросила я. Смиренно. —

Кто поёт?

— Её зовут Флоренс Уэлч ( Прим. ред.:

английская

исполнительница,

неизменная

солистка группы « Florence and the Machine»).

— А название песни? — я украдкой взглянула

на его лицо. Он слегка кивнул, поощряя меня

продолжить расспросы.

— « Landscape».

На языке у меня вертелась целая тысяча слов,

но я крепко держала их в горле. Я не очень хороша в

разговорах. Но хороша в письменной форме. Я играла

с углом одеяла. Просто спроси его, откуда он узнал.

Я зажмурилась. Это было так трудно. Айзек

взял мою кружку и встал, чтобы отнести на кухню.

Он был почти там, когда я крикнула:

— Айзек?

Он посмотрел на меня через плечо, его брови

взметнулись вверх.

— Спасибо... за кофе.

Он сжал губы и кивнул. Мы оба знали, что это

не то, что я собиралась сказать. Я положила голову

между коленями и слушала «Landscape».

Сапфира Элгин. Какого мозгоправа зовут

Сапфира?

Это

имя

больше

подходило

для

стриптизёрши. Со следами от уколов на руках и

жирными, чёрными корнями отросших на дюйм

тонких жёлтых волос. У доктора медицинских наук

Сапфиры Элгин гладкие руки цвета карамели.

Единственное украшение, которое можно увидеть на

ней — толстые золотые браслеты, расположившиеся

от запястья до середины предплечья. Этакое

классическое проявление богатства. Я наблюдала,

как она записывала что-то в своём блокноте.

Браслеты нежно бренчали, пока ручка царапала

бумагу. Я разделяла людей по одному из четыр ёх

чувств, которое они проявляли сильнее всего.

Сапфира Элгин подпадала под звук. Её офис тоже их

издавал. Слева от нас в камине потрескивал огонь и

поглощал поленья. За её левым плечом журчал

небольшой фонтан с миниатюрными камнями. А в

углу комнаты, за книжным шкафом из ореха и

шоколадными диванами, была большая латунная

клетка напротив окна. Пять разноцветных канареек

щебетали и прыгали с одного уровня на другой.

Доктор Элгин перевела взгляд от блокнота на меня и

что-то произнесла. Её губы были цвета свеклы, и я

вяло смотрела на них, пока она говорила.

— Простите. Что Вы сказали?

Она

улыбнулась

и

повторила

вопрос.

Прокуренный голос. У неё был акцент, который

выделял букву «р». Звучало так, будто она мурлыкала.

— Я спррросила пррро Вашу мать.

— Какое отношение моя мать имеет к моему

раку?

Нога Сапфиры слегка подскочила на колене,

создавая шуршание. Я решила называть её Сапфира, а

не доктор Элгин. Таким образом, я могла

притворяться, что не подвергалась психоанализу

мозгоправа, которого выбрал Айзек.

— Наши встррречи, Сенна, не только из-за

рррака. Они больше связаны с Вашей личностью, чем

с болезнью.

Да, изнасилование. Мать, которая бросила