Испорченная кровь
Шрифт:
должна защитить её.
Кивнула.
— Я хотел бы, чтобы ты продолжила встречи с
ней... после... — Его голос понизился, и я
отвернулась.
— Ладно. — Но я не имела это в виду.
Айзек постучал пальцами по мрамору.
— Ладно, — повторил он. — Увидимся позже,
Сенна.
Я начала распаковывать продукты. Сначала
ничего не чувствовала. Только коробки макарон и
пакеты
фруктов,
уложенные
рядами...
укомплектованные. Потом я почувствовала
Зуд. Он грыз меня, дёргая и вытягивая, пока я не была
так расстроена, что бросила упаковку крекеров через
комнату. Они попали в стену, и я смотрела на то
место, где они приземлились, пытаясь найти звук
своего волнения. Звук. Я побежала в гостиную и
включила Флоренс Уэлч. Она пела мне песню без
остановок в течение нескольких дней. Её реальный
голос устал бы сейчас, но записанный голос
неизменно взывал ко мне. Сильно.
Как он узнал, что эта песня, эти слова, этот
измученный голос будут говорить со мной?
Я ненавидела его.
Я ненавидела его.
Я ненавидела его.
Я увиделась с Айзеком за пару дней до
операции. Зато часто встречалась с доктором Элгин.
Я ходила к ней три раза в неделю по требованию
своего хирурга. Это напоминало попытку впихнуть
целую жизнь в шесть сеансов терапии. Она
приказывала мне говорить глазами и звоном
браслетов: «Расскажи мне больше, расскажи мне
больше». Каждый раз, опускаясь на её диван, моё
достоинство опускалось чуть ниже. Это была не я. Я
выворачивала нутро, как некоторые люди это
называли; разглашала правду. Это была словесная
рвота, и Сапфира Элгин была пальцами в моём горле.
Я обнаружила, что личная информация была
довольно скисшей. Она сидела и портилась в углах
вашего сердца так долго, что к тому времени как её
раскрывали, вы сталкивались с чем-то протухшим. И
вот что я сделала — обрушила на неё всю гниль, и
она поглощала всё без исключения. Казалось, что чем
больше Сапфира Элгин высасывала из меня, тем
меньше меня оставалось. Иногда я пыталась быть
забавной, именно так я могла услышать её скрипучий
смех. Она смеялась невпопад, иногда в полнейший.
Были дни, когда женщина мне нравилась, а в другие я
её ненавидела.
Под конец каждой встречи дракон мурлыкал одно и
то же:
— Прррочитайте книгу Ника. Она подарррит
Вам
перррспективу.
Заверрршённость.
—
Я
возвращалась домой, решительно настроенная её
прочитать, но как только добиралась до « Для И.К.»,
быстро закрывала.
Страница
посвящения
стала
выглядеть
изношенной
и
замусоленной,
заляпанной
отпечатками
пальцев.Я дождалась нашей последней встречи, чтобы
рассказать об изнасиловании. Не знаю почему, за
исключением того, что помимо рака, изнасилование
было последнее, что случилось со мной. Может быть,
у меня был хронологический способ борьбы с
неприятностями, писательский способ решения
проблем. Её безразличное отношение к данному
вопросу было тем, что, наконец, подкупило меня. Как
будто всё время, встречаясь с ней, я отсчитывала дни,
пока не должна буду рассказать об изнасиловании,
опасаясь жалости, которую увижу в её глазах. Но её
не было.
— Это жизнь, — произнесла она. — Плохие
вещи случаются, потому что мы живём в мире со
злом. — И тогда женщина спросила о самом
странном. — Вините ли Вы Бога? — я никогда не
обвиняла Бога, так как не верила в него.
— Если бы я верила в Бога, то винила бы.
Полагаю, легче не верить, так мне даже не на кого
злиться.
Она улыбнулась. Кошачьей улыбкой. А потом
всё закончилось, и я вышла свободной женщиной,
отслужив своё в собственном чистилище. Теперь
Айзек прооперирует меня. Я освобожусь от рака,
буду свободно , без страха, двигаться вперёд. Без
крупинки страха.
Той ночью мне снова начали сниться кошмары —
руки толкающие и терзающие меня. Острая боль и
унижение. Чувство беспомощности и паники. Я
проснулась с криком, но Айзека не было. Я приняла
душ, чтобы смыть сон, дрожа под кипятком. И не
могла вернуться ко сну, картинки ещё были свежи в
моей памяти, поэтому я сидела в своём кабинете и
делала вид, что пишу книгу, которую ждала мой
агент. Книга, для которой у меня не было слов.
В полдень, за пять дней до операции, я
собралась ехать в больницу для предоперационных
процедур. Был март, солнце боролось с облаками всю
неделю. Сегодня оно было ясно-синим. Я была
обижена на солнце. Эта мысль заставила меня
подумать о том, что Ник говаривал обо мне. « Ты вся
серая. Всё, что ты любишь, то, как видишь мир». Я
вышла к машине, обходя лужи после вчерашнего
дождя. Они были окрашены как раковины устрицы,
радужные от пятен масла, оставленные моей
машиной или Айзека. Когда я добралась до двери
водителя, т о обнаружила картонный квадрат под
щёткой
стеклоочистителя. Бросила взгляд через
плечо, прежде чем выудить его. Айзек был здесь.
Прошлой ночью? Этим утром? Почему он не
позвонил в дверь?
Я села в машину немного взволнованная и
вытащила диск из конверта. На этот раз он написал