Исповедь коллекционера поражений
Шрифт:
Начав покорять перекладину в конце сентября, к середине декабря я смог освоить до двенадцати относительно качественных подъемов своего тела, Одновременно с этим и, до шестнадцати, в посредственном на вид исполнении. И все же это было шестнадцать!
Параллельно я, изучая просторы всемирной паутины, увидел и изучил массу других всевозможных упражнений, выполнение которых позволяло развить другие группы мышц, выполняя не только простые подтягивания. Да и сами подъемы тела в висе можно было делать не только классически, но и многими иными методами, совершенствуя свое тело. А тел, в разной степени развития, я насмотрелся столько, что усилил свои позиции в любимом занятии.
В конце декабря,
Евгений Геннадьевич с ходу начал непринужденно навязывать нам любовь к спорту, сформировал целую кучу всевозможных спортивных секций, большую часть которых пришлось сразу же закрыть из-за тотального отсутствия желающих в них заниматься. Остальные рассыпались немного позже почти по той же причине. Через несколько месяцев его упорного труда, кое-как функционировали лишь некоторые, да и то вполсилы из-за малого количества склонных к спорту учеников нашей школы, куда больше предпочитавших компьютерные игры и социальные сети.
К концу первого года работы в нашей школе Евгений Геннадьевич сдался и перестал более навязывать нам всем культуру физического развития. Сказать прямее: он плевал, о чем когда-то кому-то по горячке высказал. Стена непонимания, выросшая перед ним из сотен непробиваемых учеников нашей школы, успешно отбила все его тщетные попытки. Он сдался и больше ничего не делал для нас, просто отбывая свои часы на уроках, формально требуя при этом чего-то от нас, но лишь для того, чтобы поставить в журнал оценку.
Так вышло и в тот день, когда наш класс сдавал ему зачеты из нормативов по прыжкам, бегу, подтягиваниям, отжиманиям, скакалке, метаниям мяча и чего-то там еще. Один за другим мы подходили на передовой рубеж, делали или не делали то, что от нас требовалось, и тут же отправлялись на исходную, где просто ждали следующего упражнения.
Вот тут я и понял, что присутствую сейчас на мероприятии, где может взойти моя звезда, прогремит мой колокол и мир узнает меня с той стороны, с которой меня видело только зеркало на двери в ванную комнату в нашей квартире. Я расправил свои узкие плечи. Желание блеснуть, показать, что я не коротышка, о которого вытирал ноги любой мой одноклассник, рост которого был выше среднего, обуяло меня настолько, что я только и ждал, когда начнутся сдачи норматива по подтягиванию. Я волновался и все время вертел головой по сторонам, определяя, сколько моих товарищей хоть немного обращают внимание на то, что происходит впереди, там, где идет сдача нормативов. Таковых было немного, а потому я решил привлечь внимание именно к себе в тот момент, когда буду вызван к турнику.
Наконец, была названа моя фамилия. Расправив плечи, я неспешной походкой, направился вперед, к своей цели. За своей спиной я чувствовал полное отсутствие внимание к себе. И чтобы оно появилось, я разыграл красивое и громкое падение своего тела, изобразив, что просто споткнулся.
– Быстрее давай! Вам еще отжимания сдавать, – резко подбодрил меня Евгений Геннадьевич, прекрасно знавший, что на турнике я не умел делать абсолютно ничего, кроме как болтаться несколько секунд, сотрясая телом воздух.
Ага! Вот сейчас и посмотрим! Я упал на пол сразу после его слов. Сделал это с шумом, с пафосом, красиво перевернулся,
вскинув ноги вверх и тут же поднялся, чтобы не вызывать подозрения в травме, полученной прямо на уроке.Вопреки моему ожиданию, далеко не все мои одноклассники обратили на это внимание. Те, кто отреагировал, просто от души посмеялись надо мной и тут же снова стали увлеченно продолжать свои разговоры, по большей части заключавшиеся в живом обсуждении какой-нибудь новой компьютерной игры. Не видя этого и потому решив, что сейчас я нахожусь в поле их внимания, я решительно подошел к перекладине, залез на нее и достаточно качественно, на мой взгляд, под предполагаемый громкий счет Евгения Геннадьевича, подтянулся ровно пятнадцать раз. Но вопреки всему, он не считал, как делал это обычно вслух, когда кто-то выполнял на зачет упражнение, а отчитывал кого-то из учеников, нарушавшего сейчас тишину в спортивном зале. Я спрыгнул с турника и, светясь довольным взглядом, посмотрел вперед, на преподавателя и своих одноклассников.
– Молодец! Похвально! Как всегда один-два раза! На большее не способен!? – произнес Евгений Геннадьевич, откровенно скучающим взглядом провожая меня на исходный рубеж.
Это был новое поражение! Учитель физкультуры, вместо того, чтобы смотреть на меня и вслух вести счет, проигнорировал это и занялся работой воспитательного характера, отчитывая кого-то из учеников.
А я, не увидев этого, сосредоточившись на выполнении и перевыполнении норматива, подтянулся пятнадцать раз сам для себя, без свидетельства, без внимания со стороны, без славы, которую собирался сегодня получить в отместку за страдания из-за маленького роста. У меня ничего не вышло! Было похоже, что я установил мировой рекорд перед толпой людей, которая в этот момент, в полном составе, отвлеклась на что-то более интересное, но менее для меня важное.
Я был раздавлен. Спорить у меня не было сил. Я не стал ничего доказывать, начиная понимать, что обладаю аурой неудачника, достижения которого меркнут на фоне чего-то остального, что волнует мир куда больше, чем твои личные заслуги, которые никому, кроме тебя, не нужны.
– Красавчик! – услышал я голос лишь одного своего одноклассника, который оказался единственным, кто видел мое выступление на перекладине. – И давно так?
– Три месяца, – тихо ответил я, сразу после этого начав немного успокаиваться от того, что получил хоть какую-то кроху от своей цели. Ощущение было такое, будто бы мне выплатили заработную плату за огромный труд, за невероятные показатели в работе, за большое достижение, но раз в тридцать меньше того, на что я рассчитывал.
– Кинули в рожу копейки! – как сказала бы на это моя громкоголосая бабушка.
Лишь один мой одноклассник, который в эту минуту стал мне роднее всех, увидел мое выступление.
– Ну и как тебе? – спросил я его с улыбкой на лице, появившейся взамен слез, что должны были ручьем хлынуть из моих глаз в качестве защитной реакции ребенка на обиду.
– Ну, знаешь, приятель, – начал тянуть он в ту минуту, когда я ждал от него признания и похвалы, – пять раз – это не круто, но уже неплохо.
Пять раз! Я готов был разорвать его на месте! Он увидел только часть моего выступления. Самую малую часть. Ровно третью часть, а не все, что было. Я снова был раздавлен. Словно армия великого полководца прошла строевым шагом через полмира и этого никто не заметил. Словно кто-то совершил огромный подвиг, а это осталось не зафиксированным. Словно голым пробежался по улице, а тебя никто не увидел, потому что все уткнулись глазами куда-то еще, что было интереснее. Впрочем, последнее сравнение тут совсем не подходит. Если я действительно голым вышел перед одноклассниками, то это уже имело право войти в историю вне очереди.