Исповедь плохой подруги

Вопреки моим надеждам администратор повела нас в противоположную от мягоньких кресел сторону. К парикмахерам, тем самым, которых я видела через витрину.

— Садитесь, — сказала администратор.

Я отступила на шаг, чтобы Адель было удобнее проходить к креслу. Но несмотря на мою заботливость она посмотрела на меня исподлобья.

— Садись, — сказала Адель, увидев, что я не спешу слушаться.

Кто? Я? Зачем?

Заметив то, как я перепугалась, Адель улыбнулась и сказала:

— Да не будем мы тебя налысо брить! Не переживай! Выйдешь отсюда красоточкой, так что мать родная не узнает!

Последнее было не желательным, потому что ключи я не брала. Если мама меня не узнает, то не пустит домой и придется ночевать на улице.

Тем не менее я залезла в кресло. Похоже, пути назад нет.

— Ладно, — сказала я, усаживаясь поудобнее.

Хотя это кресло выглядело далеко не таким удобным, как те, что стояли в маникюрном зале, я сразу почувствовала, как расслабляется спина. Уже через несколько секунд я надеялась, что со мной будут возиться подольше и получится вздремнуть.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале. Ну что за несчастное создание. Глаза — красные, веки — как у алкаша, волосы на висках слиплись, зато на макушке — торчали, как будто меня молнией ударило. Еще и живот заурчал, как на зло. Надо было поесть перед выходом. Не понимаю, когда говорят, что от стресса человек худеет. Мне от стресса только еще больше есть хочется.

Администратор ушла и не успели мы с Адель парой слов обмолвиться, как пришла парикмахер. Это была девушка, ненамного старше меня. На ней был специальный черный передник с кармашком и приколотыми к нему длинными заколками. Она улыбнулась моему отражению в зеркале и сказала:

— Что будем делать?

Первым делом мне захотелось сказать, что ничего. Нет, ну а что? Мне действительно ничего здесь не надо было. Для стрижки — рановато, а красить волосы я никогда не хотела.

Затем я глянула на Адель, как будто она была моей мамой и должна была за меня сказать, что я хочу. Адель и без моего испуганного взгляда сама стала растолковывать парикмахеру, что мне надо. Говорили они шепотом. Меня это не насторожило. Вокруг то фены работали, то другие парикмахеры и клиенты что-то обсуждали. В таких обстоятельствах либо на весь салон орать, либо на ухо шептать.

Насторожило меня уже то, что ни одна, ни вторая так и не сказали мне, что будут делать. Они даже хихикнули несколько раз, как будто у них появилась шутка, понятная только им.

— Вставайте, — наконец-то обратилась парикмахерша ко мне. — Идем мыть голову.

Так, ну тут мне все знакомо и известно, поэтому можно не бояться. Я пересела на кресло рядом с раковиной. Адель заняла диванчик у стены и залипла в телефон.

Теплая воды и нежные касания окончательно меня успокоили. Пусть делают, что хотят, мне уже все равно. Главное, чтобы голову мыли достаточно долго, и я успела вздремнуть.

Разумеется, мне не удалось. Я свыклась с ярким светом, который в салоне излучало, казалось, абсолютно все — и потолок, и зеркала, и даже стены, обнесенные по периметру цветной подсветкой. Мне даже почти удалось абстрагироваться от ядреного запаха шампуней и кондиционеров для волос. Но едва это произошло, меня снова попросили пересесть.

Парикмахер надела на меня специальную накидку. А потом повернула к зеркалу спиной. Возмутиться я не успела, хотя смотреть на меня с мокрой головой — зрелище не для слабонервных, потому что я напоминала бездомного котенка, который извалялся в слизи.

— Нашла? — спросила парикмахер.

Я хотела спросить, что именно я должна была найти. Но оказалось, что вопрос был адресован Адель. Закивав, она протянула телефон парикмахерше. Я попыталась заглянуть в экран, но Адель это заметила и щелкнула меня по носу.

— За что? — спросила я.

— Испортишь сюрприз! — сказала Адель заговорщицким шепотом.

— Что за сюрприз?

Никто мне не ответил. Парикмахерша, тоже улыбаясь, кивнула Адель и отдала ей телефон. Прежде, чем Адель успела заблокировать экран, я увидела на нем что-то черное. Вероятно, Адель показывала, какой хочет видеть мою новую прическу. Судя по всему, красить меня не будут, а это самое главное.

Пока парикмахерша колдовала надо мной, Адель развлекала нас разговорами. Позже я поняла, что таким образом она пыталась отвлечь меня от того, что творила парикмахерша. Не знаю, как так получилось, но происходящее я поняла только когда заметила на полу длиннющую прядь свои волос.

Я замолчала. Оглядываясь вокруг, я не могла вымолвить ни слова. Когда парикмахер в следующий раз занесла надо мной руку с ножницами я е отпихнула.

— Что это? — спросила я, как будто не знала ответа.

— Та это только несколько передних прядей, — сказала Адель. — Не переживай. Тебе только к лицу.

Я поджала губы. Они делают мне челку? Внутри закопошилось какое-то неприятное предчувствие. Может, лучше уйти, пока не поздно? Хотя, судя по волосам, которые валяются на полу, поздно уже наступило.

Вскоре парикмахер реально стала работать над челкой. Она вертелась около меня, а мне все больше хотелось, чтобы она меня повернула, и я наконец-то смогла увидеть, что они натворили с моими волосами. Паника нарастала. На задворках сознания я понимала, что происходит, но верить не хотелось. Уж лучше бы покрасили. Все-таки перекрасить волосы обратно гораздо легче, чем отрастить.

Наконец парикмахер приступила к укладке. Ее движения были едва заметными, вероятно, потому что укладывать было уже почти нечего.

Адель то и дело бросала на меня взгляды. Она уже не пыталась отвлекать меня, потому что самый страшный момент случился — я увидела большую часть своих волос отдельно от себя. Адель улыбалась мне и показывала большие пальцы, замечая, что я не особо то радуясь. Я отвечала ей улыбкой, но она была вымученной.

Наконец парикмахер сняла с меня накидку.

— Ну что, — сказала она. — Готова увидеть?

Адель даже телефон отложила по такому случаю. Она встала с диванчика и подошла к моему креслу. Судя по ее восторженному взгляду, ей нравилось то, что она видела.

— Да, — пискнула я, хотя совсем не была уверена, что готова.

Глупо, конечно, но я зажмурилась, когда меня поворачивали. А потом я открыла глаза.

Банально так говорить, но девочку в отражении я реально не узнала. Да, мои волосы были обрезаны. Теперь я была не очень счастливой обладательницей каре и легкой челки, состоящей из нескольких прядок. Так вот что имела в виду Адель, когда спрашивала, что делают нормальные девочки после расставания. Ну что же, не думаю, что мне такое помогло. Хотя я лишилась семидесяти процентов своих волос, примерно столько же процентов печали со мной осталось. А те тридцать просто вытеснила печаль по другому поводу — что теперь мои чудесные волосы валяются на полу и на их восстановление уйдет года три.