Исповедь

«Серый сумрак бесприютней…»

Серый сумрак бесприютней, Сердце — горче. Я одна, Я одна с испанской лютней у окна. Каплют капли, бьют куранты, Вянут розы на столах. Бледный лик больной инфанты в зеркалах. Отзвук песенки толедской Мне поет из темноты. Голос нежный, голос детский… где же ты. Книг ненужных фолианты, Ветви парка на стекле… Бледный лик больной инфанты в серой мгле.

«Лишь раз один, как папоротник, я…»

Лишь раз один, как папоротник, я Цвету огнем весенней, пьяной ночью… Приди за мной к лесному средоточью, В заклятый круг, приди, сорви меня! Люби меня! Я всем тебе близка. О, уступи моей любовной порче, Я, как миндаль, смертельна и горька, Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.

«В слепые ночи новолунья…»

Ego vox ejus!

В слепые ночи новолунья Глухой тревогою полна, Завороженная колдунья, Стою у темного окна. Стеклом удвоенные свечи И предо мною и за мной, И облик комнаты иной Грозит возможностями встречи. В темно-зеленых зеркалах Обледенелых ветхих окон Не мой, а чей-то бледный локон Чуть отражен, и смутный страх Мне сердце алой нитью вяжет. Что, если дальняя гроза В стекле мне близкий лик покажет И отразит ее глаза? Что, если я сейчас увижу Углы опущенные рта, И предо мною встанет та, Кого так сладко ненавижу? Но окон темная вода В своей безгласности застыла, И с той, что душу истомила, Не повстречаюсь никогда.

«Горький и дикий запах земли…»

Горький и дикий запах земли: Темной гвоздикой поля проросли! В травы одежды скинув с плеча, В поле вечернем стою, как свеча. Вдаль убегая, влажны следы, Нежно нагая, цвету у воды. Белым кораллом в зарослях лоз, Алая в алом, от алых волос.

ПОЛЯ ПОБЕДЫ

Над полем грустным и победным Простерт червленый щит зари. По скатам гор, в тумане медном Дымят и гаснут алтари. На мир пролив огонь и беды, По нивам вытоптав посев Проходят скорбные Победы, И темен глаз девичьих гнев. За ними — дальние пожары, И меч заката ал и строг; Звучат безрадостно фанфары, Гудит в полях призывный рог.

КРАСНЫЙ ПЛАЩ

Кто-то мне сказал: твой милый Будет в огненном плаще… Камень, сжатый в чьей праще, Загремел с безумной силой?.. Чья кремнистая стрела У ключа в песок зарыта? Чье летучее копыто Отчеканила скала?.. Чье блестящее забрало Промелькнуло там, средь чащ? В небе вьется красный плащ… Я лица не увидала.

ЦВЕТЫ

Цветы живут в людских сердцах; Читаю тайно в их страницах О ненамеченных границах, О нерасцветших лепестках. Я знаю души, как лаванда, Я знаю девушек мимоз, Я знаю, как из чайных роз В душе сплетается гирлянда. В ветвях лаврового куста Я вижу прорез черных крылий, Я знаю чаши чистых лилий И их греховные уста. Люблю в наивных медуницах Немую скорбь умерших фей, И лик бесстыдных орхидей Я ненавижу в светских лицах. Акаций белые слова Даны ушедшим и забытым, А у меня, по старым плитам, В душе растет разрыв-трава.

ДВОЙНИК

Есть на дне геральдических снов Перерывы сверкающей ткани; В глубине анфилад и дворцов На последней, таинственной грани Повторяется сон между снов. В нем все смутно, но с жизнею схоже… Вижу девушки бледной лицо, Как мое, но иное и то же, И мое на мизинце кольцо. Это — я, и все так не похоже. Никогда среди грязных дворов, Среди улиц глухого квартала, Переулков и пыльных садов — Никогда я еще не бывала В низких комнатах старых домов. Но Она от томительных будней, От слепых паутин вечеров — Хочет только заснуть непробудней, Чтоб уйти от неверных оков, Горьких грез и томительных будней. Я так знаю черты ее рук. И, во время моих новолуний, Обнимающий сердце испуг, И походку крылатых вещуний, И речей ее вкрадчивый звук. И мое на устах ее имя, Обо мне ее скорбь и мечты. И с печальной каймою листы, Что она называет своими, Затаили мои же мечты. И мой дух ее мукой волнуем… Если б встретить ее наяву И сказать ей: «Мы обе тоскуем Как и ты, я вне жизни живу», — И обжечь ей глаза поцелуем.

ЧЕТВЕРГ

Давно, как маска восковая, Мне на лицо легла печаль… Среди живых я не живая, И, мертвой, мира мне не жаль. И мне не снять железной цепи, В которой звенья изо лжи, Навек одна я в темном склепе, И свечи гаснут… О, скажи, Скажи, что мне солгал Учитель, Что на костре меня сожгли… Пусть я пойму, придя в обитель, Что воскресить меня могли Не кубок пламенной Изольды, Не кладбищ тонкая трава, А жизни легкие герольды — Твои певучие слова.

RETRATO DE UNA NINA

В овальном зеркале твой бледный вижу лик. С висков опущены каштановые кудри, Они как будто в золотистой пудре. И на плече чернеет кровь гвоздик. Искривлены уста усмешкой тонкой. Как гибкий лук, изогнут алый рот; Глаза опущены. К твоей красе идет И голос медленный, таинственно незвонкий. И набожность кощунственных речей. И едкость дерзкая колючего упрека, И все возможности соблазна и порока. И все сияния мистических свечей. Нет для других путей в твоем примере, Нет для других ключа к твоей тоске, Я семь шипов сочла в твоем венке, Моя сестра в Христе и Люцифере!

ИСПОВЕДЬ

В быстро сдернутых перчатках Сохранился оттиск рук, Черный креп в негибких складках Очертил на плитах круг. Я смотрю игру мерцаний По чекану темных бронз И не слышу увещаний, Что мне шепчет старый ксендз. Поправляя гребень в косах, Я слежу мои мечты, — Все грехи в его вопросах Так наивны и просты. Ад теряет обаянье, Жизнь становится тиха, — Но так сладостно сознанье Первородного греха…

ПРЯЛКА

Когда медведица в зените Над белым городом стоит, Я тку серебряные нити, И прялка вещая стучит. Мой час настал, скрипят ступени, Запела дверь… О, кто войдет? Кто встанет рядом на колени, Чтоб уколоться в свой черед? Открылась дверь, и на пороге Слепая девочка стоит; Ей девять лет, ресницы строги, И лоб фиалками увит. Войди, случайная царевна, Садись за прялку под окно; Пусть под рукой твоей напевно Поет мое веретено! …Что ж так недолго? Ты устала? На бледных пальцах алый след… Ах, суждено, чтоб ты узнала Любовь и смерть в тринадцать лет.