Исправление повесы

— Когда! — воскликнул довольный Адам, вскочил с дивана и взял из ее рук бочонок. — Отлично. Сейчас мы оба выпьем.

В обычное время Лаури терпеть не могла крепкие напитки, но сейчас не отказалась бы от любого средства, какое бы ни подвернулось, чтобы хоть как-то утишить горе и отчаяние, которые удавалось сдерживать лишь неимоверным усилием воли.

— Ну как, лучше? — спросил Адам, когда она сделала осторожный глоток.

— Немного лучше. Результат ничего, а вкус ужасный.

Он улыбнулся и чокнулся с ней.

— От такого количества никто из нас не напьется. Но ожидание станет более терпимым.

Время тянулось с черепашьей скоростью, и Лаури была рада бодрящему теплу коньяка. Позвонил Джим Уоллес и изложил оставленные сообщения, но ничего похожего на требование выкупа там не было. Еще один-единственный звонок был перед полуночью от инспектора Кокса. Он сказал, что поступило несколько сообщений от свидетелей, видевших, как девочку увозили на машине, и добавил, что до утра пока что ничего больше сделать нельзя. В утренних теленовостях еще раз расскажут о похищении, после чего, возможно, поступят новые сведения. Он посоветовал Адаму убедить мисс Морган отдохнуть и обещал связаться сразу же, как только что-нибудь прояснится.

— О каком отдыхе может идти речь? — сказала в отчаянии Лаури.

— Но, может, ты заснешь, если ляжешь в постель.

Она решительно помотала головой.

— Я не могу там одна… — Она густо покраснела, а Адам ехидно усмехнулся.

— Да не волнуйся. Я же понимаю, что это не приглашение. Ну давай, если хочешь, будем сидеть на диване и разговаривать хоть всю ночь. — Он посмотрел ей в глаза. — Я все буду делать, как ты хочешь, Лаури.

Они снова устроились на диване. И на этот раз, когда Адам обнял ее одной рукой, Лаури с благодарностью приникла к нему, наслаждаясь теплом и убаюкивающей нежностью его прикосновения.

— Я забыла поблагодарить тебя за все твои подарки, — вдруг спохватилась она. — Просто выпало из памяти.

— Розин понравилась лошадка-качалка?

— Еще бы! Такой восторг! Это, конечно, очень экстравагантно. Или ты решил прислать что-нибудь такое огромное, чтобы мне в голову не пришло отсылать обратно?

Он рассмеялся негромко.

— Что-то вроде того.

— Вот мишку она еще не видела… — Лаури с трудом проглотила комок в горле; ее душили слезы. Откашлявшись, она продолжала:

— Наряды такие роскошные. Ты сам их выбирал?

— Нет. Я в этом ничего не смыслю. Это все мама.

Лицо у Лаури окаменело.

— Значит, ты… ты рассказал ей о Розин?

— Да.

— Зачем?

— А что ж тут такого?

Лаури хотела отодвинуться, но рука Адама не пустила ее.

— И как она на это реагировала? — немного погодя спросила она.

Адам потер подбородок свободной рукой.

— Сначала не поверила.

— Что Розин твоя?

— Нет. Что у нее есть внучка. Не могла поверить от радости.

Лаури повернула голову так, чтобы пристально посмотреть на него.

— От радости? Я, кажется, ясно дала тебе понять, что никаких прав на Розин ты не имеешь. Адам насупился.

— Я знаю. Но мать все равно смотрит на нее как на свою внучку. Лаури закусила губу.

— В общем, конечно. Если… когда Розин вернут, твоя мама может приехать и посмотреть на нее.

— А я? — живо откликнулся он. Какое-то время царило молчание.

— Пусть сначала вернут Розин, — сердито сказала Лаури. — А до этого я ни о чем не могу думать, ни о чем.

Снова молчание.

Затем тишину нарушил Адам:

— А другую посылку ты получила? Лаури покраснела от смущения.

— О да. Прости. Я должна была тебя поблагодарить и за это.

— Я не напрашиваюсь на благодарность. — Он угрюмо уставился на носки своих ботинок. — Я забирал мамино кольцо, которое она отдавала ювелиру переделать, и на глаза мне попалась эта брошь. Что-то меня толкнуло купить ее.

— Она замечательная. У меня не так много драгоценностей. Спасибо, — сказала Лаури, которая до последнего момента не могла решить, отдать или оставить ее. Но отдать ее Адаму сейчас, в этих обстоятельствах, было, на ее взгляд, невозможно.

— Мне показалось, что она будет напоминать тебе о наших лучших днях, — тихо добавил Адам. Лаури молча кивнула.

— А я ничего тебе не подарила, — задумчиво сказала она.

Он грустно усмехнулся.

— Я как-то и не надеялся на это. Наверное, каждый раз, когда ты смотришь на Розин, ты проклинаешь день, когда увидела меня.

— Да что ты! Нет! — Лаури с изумлением воззрилась на него. — Ты же видел Розин. Как я могу жалеть о чем-либо, связанном с ней! Если я и чувствую враждебность к тебе, Адам, то совсем по другим причинам.

Адам помрачнел.

— Можешь не продолжать, Лаури. И без того ясно, что выйти замуж за меня было настолько невыносимо, что ты предпочла остаться матерью-одиночкой.

Это было совсем не так, но Лаури была не в том настроении, чтобы вдаваться в объяснения.

— Давай не будем об этом, — только и сказала она.

Адам согласился. Молчание затянулось, и, к своему удивлению, отягченному чувством вины, Лаури поймала себя на том, что ее клонит в сон. Веки отяжелели, и она моргала, стараясь держать глаза открытыми; ее ужасала сама мысль о том, что можно спать, когда бедная Розин где-то холодной ночью с чужими людьми. Услышав ее глубокий прерывистый вздох, Адам сильнее прижал ее к себе, свободной рукой он погладил по волосам, утешая как мог, и Лаури расслабилась, прижавшись к нему. Напряжение и боль последних часов взяли свое, и по мере того, как бесконечная ночь медленно, но верно двигалась к утру, сон окончательно сморил ее, даровав час-другой благодатного забвения.

Когда Лаури проснулась, она совсем окоченела от холода. На диване никого не было, Адам куда-то делся. Нахмурившись, она сунулась в ванную комнату и вскрикнула от ужаса, увидев в ванне голое тело. Она пулей вылетела в коридор, вспыхнув до корней волос от его, как она заметила, выбегая, насмешливого взгляда.

Она пошла на кухню и у стойки уронила голову на руки: смущение мигом развеялось при мысли о маленькой Розин. Горе вновь обрушилось на нее. Немного спустя она нашла в себе силы, умылась на кухне и налила чайник. К тому моменту, когда Адам присоединился к ней, она уже приготовила чай и резала хлеб, чтобы поджарить тосты.