Испытание морем

— Я не в претензии брат, вы лучший учитель, какого может пожелать себе ученик, я просто печалюсь, что второй флорентийской звездой мне точно не стать.

— Вы зря так говорите, синьор Иньиго, — покачал он головой, — я впервые в жизни сталкиваюсь с человеком, который с такой скоростью и точностью впитывает в себя знания. После того, как я вам преподам теорию, всё что вам останется, только постоянно практиковаться.

Я с улыбкой склонил перед ним голову, благодаря за приятные слова.

Дверь таверны открылась и со света в более тёмное помещение, щурясь вошёл пожилой мужчина.

— О, Донателло! — радостно воскликнул фра Филиппо, — проходи, присаживайся к нам. Давно тебя не было видно.

Старик улыбнулся ему и стеснительно посмотрел на большую компанию.

— Всё оплачено графом де Мендоса, — Альберти показал ему на меня, — давайте мастер присоединяйтесь!

— Ваше сиятельство, — если он и удивился тому, что аристократ делает за одним обеденным столом в компании художников, скульпторов и архитекторов, то он промолчал и сел на край стола, тихо сказав подошедшей к нему Марте, что он будет есть.

— Мастер, а у вас есть что-то на продаже сейчас? — обратился к нему Альберти, — синьор Иньиго, прибыв в наш чудесный город резко стал поклонником искусства, так что с радостью купит что-то и из ваших творений.

— Да? — я поднял бровь, поскольку такого в себе не ощущал.

— Вы не знаете, кто такой Донателло? — изумился мой учитель, — о, синьор Иньиго, если вы считаете себя образованным человеком, вы должны увидеть его творения. Я вам после обеда всё покажу.

Сам же мастер скромно улыбнулся, что меня заинтересовало.

— Хорошо учитель, — согласился я и обратился к старику, — мастер, я могу посмотреть на вашу мастерскую?

— Конечно ваше сиятельство, я в основном работаю на заказ, но есть и то, что я творю для себя и оно свободно, — кивнул он мне.

Альберти и Фра Филиппо стали его расспрашивать о заказах, чем он занимался последнее время, так как давно не заходил к Марте и тот спокойно, но подробно всё рассказывал, а я лишь прислушивался, наслаждаясь вкусной едой, которая опять была выше всяких похвал по качеству и вкусу. Я просто представлял себе, что будет, когда Марта получит доступ к дорогим приправам, которые есть на моей кухне в Аликанте.

— Синьор Иньиго, едем? — обратился ко мне Альберти, когда я уже мысленно переключился с еды на будущие дела с новым банком и что нужно будет для этого сделать.

— А? Да? — вынырнул я из раздумий, увидев, что уже все поели.

— Марта благодарю за обед, — обратился я к женщине, которая замерла рядом со столом, — Алонсо сказал, что у тебя всё готово к переезду.

— Да, ваше сиятельство, — поклонилась она мне, — синьор Алонсо запретил мне брать большинство из вещей, сказав, что всё необходимое купит нам в Аликанте.

— Берите только минимум, к тому же новому управляющему вашего дела точно всё это понадобится здесь, — согласился я с решением управляющего, поскольку наш небольшой отряд не хотелось увеличивать ещё больше вещами, чем это было сейчас.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — снова поклонилась мне женщина.

— Тогда завтра мы снова придём на обед, — кивнул я и переключился на Альберти и Донателло, которые меня ждали, — ну, показывайте мастерскую мастера.

Оба улыбнулись и Алонсо поднял меня, чтобы перенести в повозку, где мы вчетвером разместились и поехали к дому Донателло, а учитель тем временем перечислял все работы скульптора и над чем тот работает сейчас, поражая меня своей осведомлённостью.

— Вот и мой дом, — показал мастер, когда мы доехали до площади Пьяцца дель Дуомо, на углу Виа де Серви.

— Не твой Донателло, ты его снимаешь, — проворчал Альберти, — давно уже тебе говорили, хватит раздавать деньги, купи уже себе нормальный дом.

— Альберти, я скоро умру, и с собой не возьму на тот свет ни дом, ни свои творения, ни чего, — спокойно заметил скульптор, — так что пусть лучше мои ученики и друзья тратят деньги, которые я зарабатываю, всё что мне нужно для жизни, у меня есть, а больше и не нужно.

Альберти покачал головой, но продолжать спор явно происходящий не первый раз при мне не стал, поскольку мы подъехали к дому и пока вылезали из повозки, на улицу высыпало до десяти детей разного возраста.

— Учитель вернулся! Учитель! — радостно закричали они, подбегая к нему.

— Это ещё не все, — проворчал Альберти, обращаясь ко мне, — столько же внутри. Подбирает себе всех с улицы.

Донателло с улыбкой на губах, и гладя каждого из детей по голове прошёл в дом, там и правда обнаружился ещё десяток, чем-то занятых. Кто убирался, кто таскал глину, кто месил тесто. Первой мне бросилась на глаза корзина, висящая прямо посредине комнаты. Один из детей спокойно подошёл к ней наклонил и взяв оттуда серебряные монеты, пошёл на выход. Никто ему ничего не сказал, сам же Донателло даже не обратил на это внимание и я, кажется, понял, о чём только что говорил мне в повозке Альберти.

— Прошу вас, ваше сиятельство, — Донателло показал мне пройти за ним и вскоре мы оказались в самой большой комнате, где были аккуратно выставлены скульптуры из бронзы, гипса, мрамора, дерева и даже терракота.

— Это я творил для себя, но с радостью продам, если вам интересно ваше сиятельство, — показал он на угол комнаты, где было всего три мраморные скульптуры святых и одно большое бронзовое распятие Христа размером с меня.

Один взгляд на распятие, и я понял, что как и с творчеством фра Филиппо, передо мной гений. Бронзовое изваяние было словно живым, настолько качественным и проработанным было выполнено литьё, казалось, ещё мгновение и Христос вздохнёт, пошевелившись на кресте.

— Беру всё, — я повернулся к Донателло, — сколько?

— Если пообещаете не прятать их, а выставить для всеобщего обозрения, — мягко улыбнулся мастер, — то отдам за тысячу флоринов.

— Конечно, мастер, — кивнул я, — как только построю себе дом.

— Договорились, — улыбнулся он.

Я оставил Алонсо разбираться с покупкой и доставкой купленного, а мы с Альберти пошли на выход, столкнувшись там со скромно одетым в доминиканскую робу священником, очень маленького роста.

— Простите брат, — я был на руках Алонсо, так что едва не выпал, когда он наткнулся на вошедшего в дверь монаха.

— Нет брат, простите вы меня, я был так неосторожен, — извинился он передо мной.

Альберти не успел открыть рот, как во мне сработала привычка не портить отношения ни с кем из духовенства, поэтому я быстро снял с шеи золотую цепочку, купленную недавно и понравившуюся мне своим плетением и протянул её монаху.

— И всё же я хочу извиниться и принести подношение вашей церкви брат, мне очень неудобно, что мы едва не опрокинули вас на пол.

Монах с огромным удивлением посмотрел на меня, на мою очень дорогую одежду и на протянутую цепочку.