Испытание. По зову сердца

Яков Иванович потянулся, отодвинулся в сторону от упрямого «зайчика», слепившего глаза, и, уткнувшись лицом в подушку, решил поваляться.

Все подобное, казавшееся в мирное время обыкновенным, теперь, во фронтовой жизни, было чуть ли не верхом блаженства...

На другом конце деревни в подлатанной саперами избе лежал в постели Хватов. Он тоже не спал уже. Но разбудило его не солнце, а настойчивый стук в дверь:

— Товарищ полковник! Это я, майор Парахин. Вы назначили в девять, а сейчас десять.

— Простите, — ответил Хватов. — Совсем забыл. Входите. Я сейчас. — Наскоро приведя себя в порядок, Хватов пригласил майора к столу. — Слушаю вас.

— Откровенно говоря, товарищ полковник, у меня ничего особенного доложить вам нет... В полку все благополучно. Да, вчера был в госпитале — он недалеко отсюда, — навестил Милютина, — тянул Парахин.

— Ну, как Корней Игнатьевич? Скоро выйдет?

— Поправляется. Выйдет недели через две. Сегодня у нас в полку вечер. Выступает фронтовой ансамбль песни и пляски майора Усачева.

Хватов еле сдерживал себя, чтобы не оборвать Парахина. Ведь все это мог ему доложить вчера в полку и не просить уделить ему время, чтобы поговорить откровенно один на один. Но тут Парахин чего-то замялся.

— У вас все? — насколько мог спокойно спросил Фома Сегеевич. — Если есть что-нибудь личное, не стесняйтесь, говорите.

— Видите ли, товарищ полковник, мне не совсем удобно говорить, так как всего-навсего врид. Все было при комиссаре полка Милютине. Так, может быть, лучше подождать его и уже при нем доложить?..

— Зачем ждать Милютина? Докладывайте.

— Это, товарищ полковник, касается самого командира полка, подполковника Карпова. И мне это не совсем удобно, если учесть, что ему потакает командир дивизии.

— А что такое с Карповым?

— Видите ли, товарищ полковник, — мямлил Парахин. — Петр Семенович Карпов изменяет...

Догадавшись, в чем дело, Хватов не выдержал:

— Изменяет? Родине?

— Нет, жене. Она там в Сибири его ждет, он здесь путается с Валентиновой. Она теперь к нему каждый вечер на ночь приезжает. А то бывает, и он бросает полк и к ней...

— И во время боя?

— Во время боя?.. Не замечал.

— Эх, Парахин, Парахин! Не в этом на войне главное. Главное в том, как он предан Отчизне, народу, партии, как он руководит и командует полком, каковы его боевые качества...

— Да, — возразил Парахин, — но сожительство — это аморальное явление, и оно ни в мирное, ни в военное время недопустимо.

— Я с вами, Парахин, согласен. Но, уважаемый комиссар, в сожительстве на войне надо разбираться, а то с бухты-барахты можно и дров наломать. Так и с Карповым. Я на их сожительство смотрю, как на святую любовь. А в такую любовь с грязными мыслями вторгаться нельзя.

Тут Парахин, считая себя правым, резанул:

— Я к вам обратился как к комиссару, а вы рассуждаете, как и комдив. — И он встал. — Ну, что ж, если вы не понимаете этого зла, так есть на это Военный Совет Армии, Политуправление фронта. Там меня поймут. Разрешите идти?

Конечно, Хватов сейчас был в таком состоянии, что и сам мог бы «дров наломать», но сдержался, только и сказал:

— Идите.

Зазвонил телефон. На проводе был комдив.

— Сергей Фомич. У меня от солнца за окном — капель. На фронте тишина. Мне даже кажется, что сегодня праздник. Давай для штаба и твоего политотдела устроим выходной, и все гурьбой на лыжах к Москве-реке. Пусть люди хотя бы день почувствуют, что мы на отдыхе. Согласен?

— Согласен.

Командование фронта, предвидя наступление, недели две тому назад вывело дивизию во фронтовой резерв на доукомплектование поближе к Московско-Минской автомагистрали и расположило в живописной местности у Москва-реки, в районе Холмово — Новопокрово, на обжитом фонде землянок совсем недавно ушедшей дивизии под Ржев.

Как только дивизия здесь обосновалась, сразу же в частях были развернуты клубы и солдатские чайные с музыкой.

Вот туда-то, где у большого дома в саду играл, сверкая трубами, оркестр, по загуменью двинулись на лыжах штабные во главе с командиром, комиссаром и начальником штаба.

У широкого прогона, от которого к реке шла дорога, Яков Иванович остановил колонну:

— Кто желает танцевать? Марш к оркестру! Кто хочет испытать удовольствие лыжного спуска? Ну, кто со мной? — Яков Иванович вскинул руку. К удивлению всех, первой отозвалась Майя Волгина:

— Я с вами.

— Куда ты, сумасшедшая? — схватила ее за локоть Тося.

— Хочу! — дерзко ответила Майя.

А в общем немного нашлось охотников спускаться с крутизны. Большинство остановилось у «опасной черты». Они со страхом смотрели, как по ослепительной белизне понеслись вниз лыжники, и хором ахали, когда кто-либо из них взрывал снег, падал.

— Дорогу! — восторженно кричала Майя, летя следом за Яковом Ивановичем. Ее лицо горело ярким румянцем и не столь от мороза, как от чувства восторга, что она так близка от человека, за которым, не моргнув глазом, пошла бы в полымя боя, на край света, куда угодно. И без страха вслед за ним лихо проскочила одну, другую снежные горбушки, а на третьей, не успев скосить лыжи и только вскрикнув «Берегитесь!» — со всего маху налетела на Железнова и вместе с ним кувыркнулась в пушистую постель намета.

— Ух ты! — лежа, звонко выкрикнула Майя, глядя в запорошенное снегом лицо комдива. И, вскочив, с юношеской простотой стала платочком сметать с его лица снежную пыль.

— Ну как? Еще, что ль? — Комдив показал на место старта.

— Угу, — кивнула головой Майя. — Давайте.

Но ее Яков Иванович остановил:

— Подождем всех и тогда решим.

Первым подошел Хватов.

— Молодец? — Яков Иванович покосил глазами на Майю.

— Молодец, — поддакнул Фома Сергеевич. — Надо зачислить в лыжный батальон, — пошутил он, на что Майя, взяв под козырек, бойко ответила:

— Служу Советскому Союзу!

Вечером все штабные, а вместе с ними и Яков Иванович слушали в клубе концерт труппы Московской филармонии. После, поужинав с артистами и проводив их, комдив пожелал Хватову и Доброву спокойной ночи, а сам вернулся к себе и засел за директиву, только что полученную из штаба фронта, по которой дивизия передавалась в распоряжение армии генерала Поленова, действовавшей по оси Московско-Минской автострады.

Разложил на столе приложенную к директиве разведкарту оперативной обстановки противника. И, глядя на нее, сокрушенно потирал лоб: «Где здесь сейчас Вера? Что с ней?..»