Исс и Старая Земля

«Это что за странности?!» – подумала Уэйнесс, но собрать факты воедино так и не смогла.

Девушка просто поспешила уйти дальше по улице как можно быстрее.

Через сотню ярдов улица привела ее к пересечению каналов Сеппи и Дациано. Через Дациано вел мост Орсини, а уже за ним, совсем недалеко располагалась и Виа Мальтус. Уэйнесс свернула направо и медленно побрела по Виа Мальтус, где еще через пятьдесят ярдов обнаружила невзрачный магазинчик с вывеской над дверями. Вывеска гласила витиеватым золотом по черному фону: Аркана. И чуть пониже и помельче: Ксантиф.

Двери оказались заперты, магазин пуст. Уэйнесс постояла на пороге, обиженно поджав губы. «Да будь оно все проклято! – выругалась она про себя. – Неужели они думают, что я проделала весь этот путь лишь для того, чтобы постоять на ступеньках паршивой лавчонки, да еще и под проливным дождем в придачу?!» Дождь и правда уже припустил вовсю, и девушку стало знобить.

Она попыталась заглянуть внутрь через стекло витрины, но не увидела ничего. Может быть, этот Ксантиф вышел только на минутку и скоро вернется? Подняв плечи, и сгорбившись от потоков дождя, Уэйнесс посмотрела в сторону соседнего магазина, торговавшего ароматическими шариками, составленными из трав с других миров. Еще один магазин с другой стороны специализировался на продаже нефритовых медальонов в три дюйма диаметром.

Уэйнесс прошлась до конца Виа Мальтус, где улица упиралась в пристань. Там она снова постояла, глядя вдоль улицы. На нее никто не обращал внимания, и девушка двинулась обратно, остановившись на сей раз у магазина медальонов.

Здесь вывеска была такая:

«Альвина внутри! Заходите!»

Уэйнесс толкнула дверь и зашла внутрь. За стойкой справа сидела тоненькая дама средних лет в напяленной на полуседые волосы рыбацкой шапочке. На ней был свитер грубой вязки и серая тяжелая юбка. Яркими серо-зелеными глазами женщина посмотрела на вошедшую и звонко сказала:

– Я вижу, вы здесь впервые и не знали, что и в Триесте бывают сильные дожди!

– Да, дождь действительно застал меня врасплох, – жестко усмехнулась Уэйнесс. – Но я хотела попасть в соседний магазин, а он закрыт. Вы не знаете, в какие часы работает господин Ксантиф?

– Разумеется, знаю. Он открывает свое заведение три раза в неделю в полночь, и всего на три часа. Если вам интересно, то сегодня ночью он тоже откроется.

– Что за идиотское расписание? – не поверила своим ушам Уэйнесс.

– Отнюдь нет, если вы знаете Ксантифа, – улыбнулась женщина.

– Но ведь это совсем неудобно для покупателей! Или он сам немного не в себе?

Альвина, не переставая улыбаться, покачала головой.

– Ксантиф – человек многих достоинств. Хозяином магазина он является почти случайно. Ему вовсе не нравится торговать всей этой ерундой, а потому цены у него очень низкие – для быстрейшей распродажи. Последнее, конечно, все-таки нонсенс, как я считаю.

– Но магазин принадлежит ему, и он вправе распоряжаться своим товаром, как ему вздумается. Кому какое может быть дело до этого?! – запальчиво возразила Уэйнесс, и Альвина быстро уловила ее эмоцию.

– Относительно Ксантифа огорчаетесь вы напрасно. Он – патриций.

– Я и не думала огорчаться, – важно ответила девушка. – И все же ваш совет принимаю. – Она подошла к двери, но дождь так и не угомонился.

Альвине, кажется, было вполне приятно ее присутствие, и потому Уэйнесс быстро спросила:

– И давно он здесь?

Та кивнула.

– Он родился милях в пятидесяти восточнее Триеста, в замке. Его отец, тридцать третий барон, умер, когда Ксантиф был еще школьником. Он сам мне рассказывал, как отец вызвал его к смертному ложу и сказал: «Мой дорогой Альцид, мы прожили счастливо долгие годы, но пришла пора расставаться. Я умираю счастливым, поскольку оставляю тебе бесценное наследство. Это, во-первых, верный и утонченный вкус, к которому будут присушиваться все остальные. Во-вторых, инстинктивную убежденность в своей чести, доблести и благородстве, которое принадлежит тебе как тридцать четвертому барону. И, в-третьих, ты наследуешь все материальные доказательства нашего баронства, включая земли, владения и сокровища. А теперь скажу и то, что по смерти моей никому, в том числе и тебе, не придется особо ни веселиться, ни горевать, поскольку, даже умерев, я всегда буду охранять тебя и всегда приду к тебе на помощь в тяжелый час». Сказав так, старик умер, и Ксантиф сделался тридцать четвертым бароном. А поскольку он уже убедился в своем прекрасном вкусе относительно вин, еды и женщин, а также никогда не сомневался в своей личной порядочности, то первым делом решил заняться благами материальными. Правда, он скоро убедился, что они не так уж и велики: старый замок, несколько акров каменистой земли, пара десятков древних олив да несколько коз.

Тогда он открыл этот магазин и сначала продавал в нем какие-то ковры, картины, книги и прочий хлам из своего замка и даже несколько преуспел в этом. Но вот, собственно говоря, и все.

– Хм. Значит, вы с ним неплохо знакомы?

– Относительно. Когда он приходит сюда, то непременно заглядывает и ко мне послушать доброго совета, а то и просто перекинуться словечком. Он ведь человек чувствительный и добрый. – Алина немножко рассмеялась. – Странный у него, конечно, бизнес. Но я даже разрешаю ему трогать мои медальоны, что он очень любит. Вам, правда, не разрешу.

Уэйнесс тут же обернулась к витрине, где на бархатных шнурочках висело множество непохожих один на другой медальонов.

– Какая прелесть! Они все из жадеита?

– Точнее из нефрита. Жадеит дает несколько более грубый оттенок. А эти холодные и гладкие, как зеленое масло.

– А для чего они?

– Я продаю их коллекционерам, они являются копиями с античных оригиналов, которые стоят немыслимых денег. Новые же ничем не хуже, зато значительно дешевле.

А для чего они служили в древности?

– Поначалу они являлись амулетами, надевавшимися на волосы воинами далеких миров. Когда воин убивал врага, то снимал его медальон и надевал на себя. Так они становились трофеями. А медальоны героев становились даже больше, чем трофеями – талисманами. Существует множество тонких различий в цвете, форме и так далее, а также существует и не меньше специальных названий. Настоящих, подлинных медальонов мало, их можно перечесть по пальцам, и каждый из них описан, поименован и атрибутирован. Все они практически бесценны, а самый большой – уж точно. Вот, например, взгляните на эту цепочку из шести медальонов, она так и сверкает изнутри; в ней столько духа. О ней приходится особенно заботиться, надо охранять и не позволять никому трогать, поскольку с каждым прикосновением дух мало-помалу улетучивается.

– Но кто же отличит подлинник от новодела?

– Специалист, разумеется. Истории о медальонах я могу рассказывать бесконечно. – Альвина почему-то посмотрела на потолок. – Ладно, одну все-таки расскажу. История о великом медальоне по имени Двенадцать Бороздок. Долгое время коллекционер Явдох Ибразил мечтал о нем и, наконец, после долгих торгов заполучил вожделенные Двенадцать Бороздок. Но в эту же ночь его прекрасная супруга Дильри Лагум увидела медальон и, ничего не подозревая, надела на волосы, как диадему. Придя к жене, Явдох восхитился ее красотой, после чего вдруг заметил медальон в ее волосах. Говорят, что он побледнел, как смерть, и сразу понял, что нужно делать. Нежно взял он руку красавицы Дильри, повел ее в сад и перерезал ей горло в зарослях лотосов. А потом закололся и сам. История эта известна только меж коллекционерами, а суть ее сводится к следующему; Явдох Ибразил сделал именно то, что он и должен был сделать. С этого момента история переходит, так сказать, в метафизический план. А вы что думаете по этому поводу?

– Не знаю, – осторожно ответила Уэйнесс. – Может быть, только то, что все коллекционеры несколько сумасшедшие.

– Неужели? Да ведь это трюизм!

– И еще то, что работать с такими темпераментными субъектами, должно быть стоит немалых нервов.

– Порой – да, – согласилась Альвина. – тем не мене, я считаю, что мои высокие цены отчасти утешают меня в моих трудностях. – Она встала. – Если хотите, вы тоже можете коснуться какого-нибудь медальона, вы вреда им не причините.