Истоки Каракумов (повести туркменских писателей)

«Песку насыпал!» — ужаснулась Сельби. Она готова была заплакать от обиды и смущения, но в этот момент погасла лампа. И сразу же оба сапога оказались в руках у Сельби, он ощутила быстрое прикосновение жестких пальцев Джемшида. Значит, Джемшид притворяется так же, как и она, играет роль строгого мужа: и песок насыпал в сапоги, и не посмотрел на нее ни разу — все должны чувствовать, что он настоящий мужчина. Сельби улыбнулась в темноте.

Зажгли лампу. Теперь Сельби предстояло развязывать кушак. Твердый, как камень, узел не поддавался. «Придумают же такие мучения! — злилась Сельби, вцепившись зубами в жесткий узел. — А еще поют: „Жизнь готов отдать, чтоб хоть раз увидеть любимую!“

И вдруг кушак ослаб. Мальчик лет тринадцати, похожий лицом на Джемшида, выскочил из-за его спины. „Разрезал, — обрадовалась Сельби. — Это мой деверь!“

Джемшид, зажав в кулаке неразвязанный узел и размахивая кушаком, как того требовал обычай, стал делать вид, что выгоняет гостей.

Когда все вышли, Джемшид подошел к двери, закрыл ее на крючок. Даже при слабом свете лампы было видно, как у него горят уши. Все так же не глядя на Сельби, он направился к столу, задул лампу. Стало темно. Джемшид подошел к невесте и несмело взял ее за руки. „Тук-тук-тук!“ В руке у Сельби словно стучало сердце мужа, оно билось гулкими, частыми ударами.

Вдруг он схватил Сельби и поднял. „Тук-тук-тук!“ — бешено колотилось его сердце.

Шум во дворе затих, „подслушиватели“ ушли.

ОБУЗДАНИЕ

Вопреки обычаю подшучивать над молодоженами, над Джемшидом смеяться остерегались. Этот парень не станет отшучиваться, а просто схватит тебя в охапку и так швырнет на землю, что не сразу поднимешься.

На следующее утро после свадьбы Джемшид встал до рассвета, взял в сарае узду и пошел в тугаи, туда, где начинаются пески. Его ждали отец и какой-то старик с небольшой седой бородой. Джемшид его раньше не видел. Рядом пощипывал траву широкогрудый стреноженный конь.

— Вот этот, — кивнул Шамурад-ага.

— Ты только поосторожней, сынок, — озабоченно сказал незнакомый старик, — он норовистый.

Джемшид подошел к скакуну, погладил лоснящуюся шею и, в одно мгновение набросив узду, передал ее отцу.

Шамурад-ага держал лошадь под уздцы, а сын быстро наполнил песком большой мешок. Конь вздрогнул от неожиданности, когда на него взвалили груз, но Джемшид спокойно взял из рук отца уздечку и повел коня за собой.

— Да… — одобрительно произнес старик.

Поводив коня, Джемшид сел на него верхом. Скакун был спокоен.

— А нашим не поддавался, — ласково глядя на Джемшида, сказал старик и покрутил головой.

— И конь, и женщина, и собака чувствуют настоящего мужчину, — назидательно сказал Шамурад-ага, с довольным видом поглаживая свою черную блестящую бороду.

В полдень собрались женщины и девушки — предстоял обряд надевания борука и „обуздания жены“.

Женщины в годах и старухи стояли по одну сторону от новобрачной, девушки и молодухи — по другую. Сразу же между ними началась потасовка как положено по обычаю.

Сельби не раз видела такую борьбу, и смотреть на все это было очень весело, но сейчас она поняла, что это весело только со стороны, когда надевать борук предстоит не тебе.

Женщины сражались очень забавно и все хохотали, а в глазах у Сельби стояли слезы, и все кругом расплывалось в тумане. Молодая женщина, казалось, уже чувствовала на своих губах прикосновение яшмака, который надолго прикроет ей рот.

И вот какая-то толстуха, прорвавшись через заслон девушек, сорвала с головы Сельби девичью тюбетейку. Ей надели борук. Позвали молодого мужа. Он подошел к Сельби и надел на нее узду, ту самую узду, с помощью которой утром усмирял коня.

Сельби сидела, закрыв глаза, ей хотелось только одного — провалиться сквозь землю.

Джемшид почувствовал это — сдернул с головы жены узду и, не глядя ни на кого, быстро вышел во двор.

Лицо Шамурада-аги на минуту приняло жесткое выражение, брови нахмурились, недобрым взглядом проводил он сына. Но тут же заставил себя погасить злые огоньки в глазах и, погладив бритую голову, улыбнулся гостям.

ПОЗДРАВЛЕНИЕ

— Тетя, — позвал Сельби детский голосок. В дверях стоял мальчик, тот самый, брат Джемшида. — Это вам, тетя. Почтальон принес.

Сельби взяла у него из рук телеграмму.

„Поздравляю дорогую Сельби. Гюльджан“.

Сельби вспыхнула: „Поздравляет! Понимает ведь, что раз я вышла за Джемшида, значит, надела яшмак. Уж не могла промолчать!“

— Тетя, я вас тоже поздравляю с праздником!

Сельби недоумевающе взглянула на мальчика. „Какой праздник?“

— Что вы так смотрите, тетя? Сегодня же праздник — восьмое марта!

— Ой, совсем забыла! Спасибо! — Сельби облегченно вздохнула. „У меня здесь есть друг“, — радостно подумала она, снова вспомнив вовремя погасшую лампу и разрезанный кушак. — Как тебя зовут, милый?

— Джанмурад.

— Спасибо тебе за все, Джанмурад.

И Сельби ласково улыбнулась своему новому родственнику.

„Поняла, что это я тогда все устроил!“ — обрадовался Джанмурад и, весело кивнув Сельби, побежал на улицу.

ВОЗВРАЩЕННЫЙ ПОДАРОК

Не любит Шамурад-ага сидеть в кишлаке, приедет на неделю, а дня через два, глядишь, уже собирается обратно-Так и теперь. Сразу же после свадьбы сына Шамурад-ага уехал в Каракумы к стадам. Тихо стало в доме.

Все эти дни молодая сидела в своем углу и вышивала. В поле она больше не выходила. Ее не беспокоили, только несколько раз показывали гостям из дальних кишлаков. Сельби уже привыкла к мужу, и, если бы не злилась свекровь, ей жилось бы совсем неплохо. Молодая женщина понимала, конечно, что свекровь не должна с ней много разговаривать — так положено по обычаю, но не взглянуть ни разу, делать вид, будто невестки и нет в доме, такого обычая не существует, это Сельби знала твердо.

Да, не с добрым сердцем приняла Марал-эдже свою первую невестку, а тут еще эта история со свадебными подарками…

Как известно, сватам не удалось уговорить Миве-эдже взять калым, и тогда они стали уговаривать ее принять хотя бы подарки от сватов. На это Миве-эдже согласилась, но, в свою очередь, выговорила условие, что дочь возьмет в дом мужа свои личные вещи. Конечно, никому и в голову не могло прийти, что именно Миве-эдже подразумевает под этими словами.

Когда же перед домом Шамурада-аги остановилась трехтонка и с нее сгрузили стол, стулья, кровать, радиоприемник и прочие вещи, все поняли, что Миве-эдже перехитрила сватов.