Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Шрифт:
К Валуеву инициатива в издательских мероприятиях перешла приблизительно в начале 1840-х годов, и с тех пор судьба «Синбирского сборника» неразрывно связывается с его именем. Развернутая Валуевым, несмотря на все усиливавшуюся болезнь, бурная организаторская деятельность и его научный труд, посвященный истории местничества, определили лицо этого издания. Однако по мере того, как «Синбирский сборник» приближался к выходу в свет, состояние здоровья Валуева вызывало в его соратниках все большую тревогу. Попытка Хомякова сберечь молодого единомышленника, переложив исполнение хотя бы некоторых его начинаний на представителей славянофильского кружка, успеха не имела. Валуев скончался в 1845-м – в год выхода первого выпуска «Синбирского сборника», который стал, таким образом, и последним. Как видно из письма Хомякова А.М. Языкову, написанного не ранее 1849 года, судьба валуевских бумаг тревожила его. Впрочем, сам он, «зная себя слишком ленивым для дела издания и слишком беспорядочным для должности хранителя», слагал с себя всякую ответственность за осуществление замыслов своего умершего друга [825] . Другие славянофилы также устранились от этой работы. Одним словом, местный раздел «Синбирского сборника», ставший некогда отправным пунктом складывания самой идеи этого издания, так и не дошел до читателя.
825
Отдел письменных источников Государственного исторического музея.
Судьба «Курского сборника», который должен был выйти в начале 1860-х годов, во многом напоминает историю своего старшего собрата. Его инициатором стал проживавший в своем имении в Короченском уезде Курской губернии молодой князь Н.Н. Голицын. Из-за полученного в детстве увечья он был не способен к военной службе, которой традиционно посвящали себя его предки, и нашел утешение сначала в библиографических штудиях, а затем и в занятиях местной историей. В конце 1850-х годов он задумал издать «Курский сборник», в котором нашли бы свое всестороннее отражение прошлое и настоящее края. Помимо местных любителей старины, он рассчитывал привлечь к участию в сборнике известных столичных ученых – М.П. Погодина, А.Н. Афанасьева, Н.И. Костомарова, В.И. Даля и даже предпринял некоторые действия в этом направлении [826] . Но время показало нежизнеспособность этих планов, и идея «Курского сборника» к 1863 году трансформировалась во вполне обычный для того времени том сборника местного губернского статистического комитета, в котором Н.Н. Голицын исправлял должность секретаря. Его подборка актов Оскольского края, опубликованная на страницах сборника [827] , стала, пожалуй, самым ценным в историческом отношении материалом, вошедшим в его состав, а само издание прошло незамеченным в литературе. В конечном счете, провинциальные исследователи прошлого из дворянской среды приходили к результатам, едва ли превосходившим по своей значимости плоды деятельности их собратьев по увлечению из других сословий. Более благоприятные интеллектуальные и материальные условия их работы сказывались, в первую очередь, на стадии составления планов. Однако недостаток энергии и организаторских способностей чаще всего не позволял им доводить задуманное до конца.
826
Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 231. Р. II. К. 8. Ед. хр. 42. Л. 5–5 об.; Государственный архив Российской Федерации. Ф. 279. Оп. 1. Ед. хр. 1099. Л. 1–10 об.; Iнститут рукописiв. Нацiональна бiблiотека Укра"iни iменi В.I. Вернадьского. Ф. 22. Оп. 1. Ед. хр. 104. Л. 1–2.
827
Акты Оскольского края (из собрания старинных актов о Курской губернии) // Труды Курского губернского статистического комитета. Вып. 1. Курск, 1863. С. 355–484.
Знакомство с провинциальной историографией середины XIX века производит неоднозначное впечатление. На первый взгляд, историческое знание в эту эпоху обнаруживает себя уже не только в губернских, но и во многих уездных городах России. Публикации этой поры, посвященные местной истории, отличаются не виданным ранее разнообразием. В то же время эти успехи могут быть отнесены на счет концептуального и институционального роста науки русской истории, обеспеченного, главным образом, усилиями столичных ученых. Интерес к проблемам народности и «внутреннего быта», непрерывно питавший научные изыскания в 1830–1860-е годы, привел к историзациитаких пластов провинциальной действительности, которые прежде представлялись частью повседневного порядка вещей, и открыл перед местными любителями старины неожиданные области исследования. Новизна вновь поставленных задач обусловила концептуальную нерешительность провинциальных исследователей, а крайняя неустойчивость исторических запросов губернского и особенно уездного сообществ предопределила маргинальный статус немногих ревнителей старины и ориентацию их на научные круги Москвы и Петербурга. И все же именно в середине XIX века в российской историографии укореняется мысль о невозможности решения многих проблем исторического знания без местных наблюдений, и многие провинциальные любители древностей начинают непосредственно участвовать в получении научных результатов, ценных также и в общероссийском контексте.
Н.Н. Родигина
«Журналы были нашими лабораториями…»: конструирование исторического сознания провинциальных интеллектуалов второй половины XIX века
В название статьи вынесены слова Льва Троцкого, писавшего о феномене толстого журнала: «Журналы наши были лабораториями, в которых вырабатывались идейные течения… Журнал в своем многообразии и своем единстве был наиболее приспособленным орудием для идейного сцепления интеллигенции» [828] . Идеолог большевизма акцентировал внимание на роли журналов в идеологической идентификации современников. Однако влияние общественно-политических и отраслевых ежемесячников на формирование коммуникативного пространства русских интеллектуалов во второй половине XIX века было шире и многообразнее. Журналы, наряду с кружками и университетами, конструировали само сообщество русской интеллигенции, формировали его мифологию, создавали «места» и ландшафты памяти, предлагали поведенческие образцы, способствовали складыванию не только мировоззренческой, но и социокультурной, национальной, региональной идентичностей.
828
Троцкий Л.Д.Судьба толстого журнала [1914] // Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1991. С. 297–298.
Абрам Рейтблат, размышляя о причинах «журнализации» русской литературы XIX века, выделил следующие факторы, обусловившие популярность «идейных» и отраслевых журналов:
1) постепенное повышение уровня образования россиян, заимствование у столичного дворянства культурных образцов провинциальными помещиками, чиновниками, разночинцами, в результате чего чтение стало необходимым элементом образа жизни более широких слоев населения;
2) журналы являлись инструментом солидаризации сторонников того или иного идеологического направления, способствуя в условиях политической неразвитости формированию общественного мнения и мировоззренческой самоидентификации современников;
3) в условиях дифференциации культуры появилась потребность в посреднике между интеллектуальной элитой, ориентированной на просвещение населения, и читателями-неофитами, стремящимися получить оперативную трактовку главных научных, литературных и политических событий, которую мог удовлетворить толстый журнал, осуществлявший связь между столицей и провинцией;
4) в связи со сравнительной дороговизной книг читателям проще было выбрать «свой» журнал и в дальнейшем обращаться только к нему, доверив редакции отбирать произведения для чтения;
5) тенденция к усилению злободневности, социальной ориентированности литературы сформировала читательскую потребность не просто в хороших, но и в новых, актуальных произведениях – и лучше всего этому запросу отвечала именно периодика;
6) журнал отбирал, систематизировал из всего богатства и многообразия культуры наиболее важные тексты и в популярной, доступной форме транслировал их читателям, по сути создавая новый текст, определяемый конструкцией, образом издания [829] .
829
Рейтблат А.И.От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX в. М., 2009 [1991]. С. 39–42.
Многочисленные исследования журнальных текстов подтверждают идею Пьера Бурдьё о том, что журналы (как одно из средств массовой информации), конструировали для своих читателей образ мира, осуществляя, таким образом, свое символическое господство. Отбирая и интерпретируя явления реальности, журналы участвовали в символической борьбе за восприятие читателями социального мира, заставляя их определенным образом увидеть и оценить действительность [830] . Имея в виду, что в XIX столетии история была объявлена европейскими (в том числе и русскими) интеллектуалами особой, привилегированной сферой познания (вспомним, к примеру, широко известные слова Виссариона Белинского о том, что «век наш по преимуществу исторический век» [831] ), конструирование образов прошлого было одним из инструментов реализации социально-мобилизующей и идентификационной функций журналов. Я исхожу из того, что общественно-политические и отраслевые (исторические) журналы претендовали на формирование исторического сознания русских интеллектуалов: транслировали свои версии прошлого, детерминированные мировоззренческой ориентацией издания; репрезентировали свое понимание целей, закономерностей, функций, предметной области истории; исходя из своих интерпретаций прошлого, обосновывали свое видение истоков и причин происходящего в настоящем и, ссылаясь на опыт прошлого, аргументировали целесообразность тех или иных вариантов решения актуальных проблем современности.
830
Бурдьё П.Начала. Choses dites: пер. с фр. М., 1994 [1987]. С. 196–198.
831
Белинский В.Г.Руководство к всеобщей истории. Сочинение Ф. Лоренца // Отечественные записки. 1842. № 1. С. 35.
Участие периодических изданий в формировании исторических представлений русской интеллигенции второй половины XIX века – сюжет не новый для отечественной историографии. Наиболее точно сформулировала роль журнальной периодики в конструировании исторических представлений Марина Мохначёва: «Журнал самопроизвольно формирует историческое знание читателя-любителя и профессионала, читателя – современника журнала и последующих поколений читателей» [832] . Однако, несмотря на солидную традицию изучения истории журналов и содержания образа прошлого на их страницах, представляется актуальным выяснение целого круга вопросов, связанных с участием общественно-политических и отраслевых журналов в создании коллективных представлений о прошлом (притом не только в общероссийском масштабе, но и в региональных измерениях). Была ли провинциальная интеллигенция «особым» адресатом журнального дискурса? Если да, то каковы мотивы обращения подписчиков и авторов русской провинции к теме прошлого – общего и своего? Каковы функции журналов в процессе становления исторического сознания провинциальных читателей? Как осуществлялось взаимодействие между редакциями толстых журналов и провинциальными авторами и читателями? Зависело ли содержание дискурса о прошлом, адресованного провинции, от типа журнала?
832
Мохначёва М.П.Журналистика и историческая наука: в 2 кн. Кн. 2: Журналистика и историографическая традиция в России 30–70-х гг. XIX в. М., 1999. С. 194.
Журнальный текст, вслед за М. Мохначёвой, понимается здесь как коллективный «текст-источник», результат сотворчества редактора-издателя, автора, цензора и др. [833] Предположу, что на дискурс о прошлом, адресованный провинциальным интеллигентам, могли оказывать влияние следующие обстоятельства: тип издания (политический, литературный, исторический и пр.); его программа и структура; мировоззренческая ориентация; личность редактора-издателя; наличие в авторском коллективе издания людей, интересующихся провинциальной историей; наконец, и сам культурный контекст эпохи.
833
Там же. С. 127–165.
Антитеза «столичное – провинциальное» стала значимым явлением русской культуры с первой половины XIX века. При этом, как замечено Юрием Троицким, «провинциальное» из топоса превратилось в имя собственное, приобретя явные культурные коннотации (очевидные, в частности, из текстов В. Белинского, Н. Гоголя, Ф. Булгарина, эпистолярных свидетельств современников) [834] .
В середине XIX века противопоставление «столица – провинция» из литературного факта превращается в факт общественно-политической и научной жизни. Сама провинция начинает формировать представления о своем месте в российском социуме. Появляются концепции земскообластной истории России А. Щапова и Н. Костомарова; складывается региональное самосознание, выражающееся, в том числе, и в зарождении сибирского областничества, появлении знаменитой своей приверженностью провинциальным идеалам «Камско-Волжской газеты», в публикации первых сборников провинциальной литературы («Нижегородского сборника» под ред. А. Гациского; «Сибирского сборника» под ред. Н. Ядринцева и др.). Выступления в местной и центральной прессе представителей провинциальной интеллигенции с призывами оживить культурную и общественную жизнь провинции в 1860–1870-х годах вызывали неоднозначную реакцию столичных интеллектуалов. Д. Мордовцев, П. Ткачёв на страницах журнала «Дело» утверждали, что XIX век – век централизации, когда цивилизация сосредоточивается в крупных мировых центрах, где собрана интеллектуальная элита. Только в столицах («монополиях ума»), личность имеет возможность раскрыться, а провинции должны довольствоваться ролью доноров для столиц, на которых «лежит вечная забота – питать свои центры». С резкой критикой такой позиции выступили идеологи областничества (понимаемого в данном случае как движение за активизацию культурной жизни провинции и учет региональных особенностей в правительственной политике) Н. Ядринцев, А. Гациский, К. Лаврский. Они отрицали способность столичных деятелей вникать в нужды провинции, выступали против оттока «лучших областных сил» в «столичное болото», отстаивали необходимость развития провинциальной печати, которая бы способствовала солидаризации местной интеллигенции, защищала бы интересы населения, координировала разностороннее изучение прошлого и настоящего «медвежьих углов» Российской империи. Можно интерпретировать данную дискуссию как репрезентацию двух конкурировавших проектов идентичности: «централизаторской» и «региональной» [835] .
834
Троицкий Ю.Л.Российская провинция: от топоса к имени // Сибирские чтения в РГГУ. Вып. 1. М., 2006. С. 34.
835
См.: Мордовцев Д.Л.Печать в провинции // Дело. 1875. № 9. С. 44–74; № 10. С. 1–32; Ткачёв П.Н.Культурные идеалы и почва // Дело. 1876. № 7; Гациский А.С.Смерть провинции или нет?: (Открытые письма Д.Л. Мордовцеву). Н. Новгород, 1876.