Истории для кино
Шрифт:
– Любуешься на своего конюха?
– Он не мой! – вспыхивает Любаша. – И он не конюх.
– Ага, ну да, старший клоун младшего подметалы!
Презрительно сплюнув, Яков уходит. Любаша огорченно всхлипывает.
Лёдя после номера вылетает за кулисы и при виде Любаши сияет.
– Видала, как я… – Он осекается, заметив ее слезы. – Что с тобой? Кто обидел?
– Да не обидел, а цепляется… Чего он – мы же с тобой просто друзья…
Лёдя осторожно утирает пальцами ее слезы.
– Конечно, друзья… Навеки! И я тебя никогда не обижу…
Любаша благодарно улыбается.
Лунной
С этим букетом он подходит к отгороженному декорациями закутку, нерешительно топчется у входа. Вдруг оттуда раздаются шум борьбы и голоса:
– Яков Петрович, миленький, не надо… Ну, отпустите меня, ну, Яков Петрович! – жалобно просит Любаша
– Тихо, глупая! – бубнит Ярославцев. – Тихо, тебе ж лучше будет!
– Ну, пожалейте, ну не надо! – Любаша уже плачет в голос.
Лёдя не выдерживает и врывается в закуток.
Там на убогих цирковых матах Ярославцев ломает Любашу. Лёдя без лишних слов лупит его букетом по спине.
– Ах, сморчок! – удивленно и легко, как от мухи, отмахивается Яков. – Ты откуда нарисовался?
– Скотина! Не трогай ее!
– А-а, ты сам намылился ее потрогать? Хрен тебе!
Силач ударом кулака отправляет Лёдю в нокаут.
– Не надо, Яков Петрович! – умоляет Любаша. – Он тут случайно… он нечаянно…
– А за нечаянно бьют отчаянно!
Яков снова замахивается на Лёдю, но тот, обученный на Молдаванке французской борьбе, ловко уходит от удара и наносит свой удар. На стороне Якова – сила и масса, а у Лёди – умение и ловкость. Драка идет яростно: падают декорации, разлетается реквизит, плачет Любаша, визжат ее собачки.
Лёдя уже выдыхается, силач явно побеждает, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы от перевернутой ими в драке керосиновой лампы не загорелась декорация. Бойцы прекращают схватку и вместе с Любашей бросаются гасить огонь.
Утром Ярославцев и Лёдя стоят перед Бородановым.
– Кто зачинщик? – громыхает хозяин. – Ты, Яков?
Силач лишь презрительно сплевывает.
– Ты, Лёдька?
Лёдя тяжко вздыхает.
– Молчишь? Ну-ну… Сдается мне, Яков Петрович – мужчина солидный, не стал бы тебя попусту задирать?
Лёдя сохраняет упорное молчание.
– Из-за чего хоть подрались? Пигалицу эту, что ли, не поделили? – Бороданов ухмыляется. – А чего там делить – пшик один!
Тут уж Лёдя не выдерживает, вступается за честь любимой:
– Она не при чем! Просто мне его рожа не нравится! И я ему дал в эту рожу! Первый дал!
Бороданов удивленно смотрит на Лёдю. Не меньше удивлен наглостью юнца и Ярославцев.
– Ладно, – Бороданов указывает на фингал под глазом Лёди. – Ты первым дал и вторым схлопотал. Так что вы квиты… Миритесь!
Силач нехотя, но все же протягивает руку Лёде. А юноша прячет свою руку за спину:
– Мириться с этим… Ни за что!
Бороданов свирепеет:
– Смуты не потерплю! В цирке все должны быть – во как! – Хозяин сжимает кулак и трясет им в воздухе. – А ты… Сопляк с гонором! Прочь отсюда! Вон!
Одинокий Лёдя сидит на холме и, опустив подборок на прижатые к груди колени, печально наблюдает, как внизу по дороге
удаляется цирковой обоз. Без него.Когда обоз скрывается за поворотом дороги, Лёдя встает, подхватывает узелок со своими убогими пожитками и решительно направляется по пыльному избитому колесами шляху в том направлении, куда уехали циркачи.
Он будет идти долго и упорно, оборванный и голодный. Ночевать там, где застанет ночь. Есть то, что заработает своим актерским умением. Но он будет идти и идти, он не остановится, пока не догонит цирк, где его Любаша.
Украинское село.
В прокуренном трактире на базарной площади Лёдя с чувством выводит задушевную украинскую песню:
Нич яка мисячна, ясная, зоряна,Выдно, хоч голки збырай!Выйды, коханая, працею зморена,Хоч на хвылыночку в гай!Нетрезвые посетители трактира слушают, роняют слезу, требуют еще выпивку.
А Лёдя заливается печальным соловьем:
Ты ж не лякайся, что ниженьки босииЗмочиш в холодну росу.Я ж тебе, милая, аж до хатынонькиСам на руках виднесу…Денег за выступление Лёде не платят, просто кормят на кухне. Лёдя уминает за обе щеки шмат сала с хлебом. А пышная хозяйка трактира сочувственно наблюдает за ним, подперев ладонями пухлые щеки.
– Молодець, як гарно спиваешь! Сьогодни я горилки вдвое бильше продала! – Она проводит пухлым пальцем по выглядывающей из-под рубашки ключице Лёди. – Тонесенький ты, наче херувимчик!
Лёдя невольно ежится, застегивает ворот рубахи и отодвигает еду.
– Спасибо большое!
– Та ешь, ешь еще… А то оставайся насовсем, я буду тебе кормить, поить, ласки свои дарить… А ты мени тильки спивать будешь!
– Нет-нет, – Лёдя отстраняется от пышущей жаром хозяйки и бормочет: – Мне надо… ну, идти… дальше надо…
Ночует Лёдя под обрывом морского берега, прямо на песке, укрывшись какой-то рваниной. Он спит, и снится ему прекрасная Любаша – в пенных кружевах и розовых ленточках. Да и сам Лёдя ей под стать – в сверкающем блестками и звездочками трико.
Они вдвоем летают на трапеции под куполом, а собачки пляшут внизу на арене. Лицо Любаши приближается в полете к его лицу, оба прикрывают глаза, их губы тянутся друг к другу.
Но на арене появляется силач Ярославцев с брандспойтом. Он направляет его на влюбленных, и брандспойт мощной струей воды сбивает их с трапеции.
Лёдя падает на опилки манежа и… просыпается. Брандспойт… нет, просто реальный дождь поливает его, как из ведра. Над морем сверкают молнии.
Молдавское село.