Истории для кино
Шрифт:
Из дома выглядывает папа:
– От голубочки! Спелись? Будем теперь играть трио. Нет, на похоронах, конечно, гитара не пойдет, но на свадьбах – очень даже!
Довольный папа ныряет обратно в дом. А дуэт-какофония дополняется неожиданным аккомпанементом – жалобным тявканьем. Во дворе появляется собачка – тощая и грязная, но, похоже, когда-то вполне белоснежная, точь-в-точь Любашина болонка.
Лёдя откладывает гитару, бежит к калитке, распахивает ее, вылетает на улицу… Улица абсолютно пуста. Лёдя уныло возвращается во двор.
Там Аня гладит собачку:
– Бедненькая!
Лёдя не отвечает, напряженно думает о чем-то своем, потом решительно направляется в дом. Аня растерянно смотрит ему вслед.
В доме на кухне папа прокручивает мясо через мясорубку. Мама раскатывает скалкой тесто. Лёдя входит, чуть мнется у порога и выпаливает:
– Мне нужно в Одессу – забрать свой гардероб!
– Что? – переспрашивает папа.
– Ну, мои вещи, вся одежда остались в цирке… Я ведь ношу – спасибо вам – все ваше… А мне нужен мой гардероб.
– Гар-дэ-роб? – мечтательно повторяет красивое слово мама.
– А как же без гардероба? – уважительно соглашается папа. – Поезжайте, Лазарь Иосифович!
Лёдя мучительно краснеет и выдавливает:
– Но… Бороданов… не выплатил мне содержание…
– А сколько вам нужно? – интересуется мама.
– Ну, на билет… – Лёдя поспешно добавляет: – Четвертого класса.
Перед воротами дома Ани возница сидит на телеге, наблюдая, как вся семья – папа, мама и Аня – провожает у ворот дома Лёдю, одетого в чересчур просторный для него костюм Аниного папы. Папа торжественно вручает Лёде деньги.
– Вот вам, Лазарь Иосифович, один рубль семьдесят копеек! Ровно на билет из нашего Тульчина до вашей Одессы.
Мама протягивает Лёде бумажный сверток с проступившими пятнами жира.
– Котлетки вам на дорогу. Домашненькие.
Возница нетерпеливо помахивает кнутом:
– Как бы к поезду не опоздать…
– Вы, пожалуйста, не гоните! – волнуется мама. – Это же таки жених нашей единственной дочери. Он едет у в Одессу за гардэробом!
Лёдя и Аня в неловком молчании стоят друг перед другом. Папа и мама деликатно отворачиваются. Молодые начинают что-то говорить одновременно, но замолкают и нервно смеются.
– Ну, – решается Аня, становясь на цыпочки и прикрывая глаза.
– Ну, – вздыхает Лёдя и целует Аню в щечку.
Мама и папа умиленно наблюдают за сладкой парочкой.
Не рассказать никакими словами и не живописать ни на каком полотне состояние души Лёди, когда он – счастливый и свободный – возвращается домой! Он идет, шагает, фланирует, летит, порхает по родной Одессе.
Кривая и узкая Малая Арнаутская улица… Прямая, как стрела, Итальянская… Тенистый Французский бульвар… Тихие переулочки, выщербленные ступеньки лестниц, витые чугунные ограды…
И море – спокойное, бескрайнее, искрящееся в солнечных лучах…
На Привозе Лёдя, как в еще вроде бы таком недавнем, но уже и таком далеком детстве, покупает мороженое. Маленький кудрявый мальчик, каким и Лёдя был когда-то, протягивает мороженщику копейку. Лёдя подмигивает ему и, облизывая сладкий шарик мороженого, легкой походкой свободного человека идет дальше – мимо овощных
рядов, мясных, рыбных… И по людям, по их разговорам, по бессмертному юмору, Лёдя окончательно понимает: он таки да – в Одессе.По рыбному ряду проходит разодетая не по-будничному дама. Торговки сразу же оживляются.
– Вы погляньте, какая дамочка! Красавица! Муж должен быть из нею счастливый! Мадамочка, возьмите у меня скумбрию! Это ж цельный кит, а не скумбрия! Красавица, возьмите!
– Ну, и почем ваша скумбрия? – интересуется дамочка.
– Гривенник.
– Что-то дорого…
– Дорого?! – Торговка мгновенно переходит от подхалимства к агрессии. – Вам дорого, так скидывайте парижское платье, кидайтесь у море, ловите рыбу сами – и вам будет бесплатно! Не, вы только погляньте на эту конопатую – ни рожи, ни кожи!
Все торговки радостно поддерживают коллегу дружным и презрительным:
– Тю-ю-ю!!!
Лёдя с интересом ждет развязки бабской дуэли. И дожидается – нарядной дамочке тоже, оказывается, палец в рот не клади. Она интересуется:
– Но скумбрия-то ваша хоть свежая?
– Еще какая свежая! – Торговка столь же мгновенно возвращается к подхалимству: – Вы, дамочка-красавица, не сомневайтесь, рыбка свежайшая!
– Да? А что ж, я смотрю, над ней мухи летают? Мухи – они знают, над чем летать, ха-ха-ха!
Дамочка язвительно хохочет и удаляется. Торговка остается с открытым ртом.
Лёдя пересекает площадь перед знаменитым круглым Оперным театром, который местные остряки называют «тортом». Огибая театр, Лёдя слышит из открытых окон голоса певцов, звуки инструментов. Взобравшись на какую-то тумбу под окном, Лёдя заглядывает в репетиционный зал, где пузатый тенор выводит арию Герцога из «Риголетто»:
Сердце красавицы склонно к изменеИ к перемене, как ветер мая…А в скверике Пале-Рояль беседуют одесситы-меломаны в белых чесучовых костюмах.
– Что вы мне будете рассказывать! Да я знаю наизусть все эти ваши оперы!
– Это не мои оперы. К сожалению! Вчера в «Паяцах» я не услышал ни одного приличного тенорового «до», ни баритонального «соль»!
– А я обязательно хожу в оперу с клавиром. Я слежу и за оркестром, и за певцами.
– Ну, и что вы уследили за этим Де Нери?
– А что там можно уследить?
– Ну, так вам нечего делать в Одессе, можете ехать в Николаев.
– Зачем мне ехать в Николаев?
– А Де Нери поехал туда продавать петухов, которых он пускает в «Гугенотах».
– Слушайте, перестаньте кидаться на Де Нери, он хороший певец.
– Может, для Италии хороший, но для Одессы – это не компот!
Лёдя пересекает Пале-Рояль, распевая во весь голос только что услышанную арию Герцога.
Сердце красавицы склонно к изменеИ к перемене, как ветер мая…