Истории для кино
Шрифт:
– Йес. Оф корс.
– И английским? – удивляется Лёдя.
Девица насмешливо щурится:
– Красота моя, ты столько девочек не целовал, сколько я языков знаю!
– Откуда?
– От верблюда! Дуся, это ж Одесса… У нас в порту – весь земной шарик, и этот шарик каждый день хочет поговорить с девушкой за тепло и ласку!
К ним подходит кондуктор:
– Проезд оплачиваем…
Девица лезет в сумочку и меняется в лице:
– Кошелек! Сперли кошелек! Да когда ж успели?!
– Шо вы хотите – это ж Одесса! – объясняет кондуктор, но настойчиво повторяет: – Проезд оплачиваем.
Лёдя видит, как к выходу торопливо пробирается
– Стой! Стой, ворюга!
Лёдя бросается за здоровяком. Трамвай останавливается. Детина выскакивает, за ним выскакивает и Лёдя. Он бежит за вором. Тот – за угол. Лёдя – за ним. И оказывается в каком-то переулке.
Лёдя растерянно оглядывается. Детины нигде нет. А из подворотни появляется мужская фигура в плаще, шляпе, с тростью в руке, затянутой в перчатку. И вежливо, но с ощутимой угрозой интересуется:
– И что это вы хочете от маленького мальчика?
Набалдашником трости мужчина сдвигает шляпу на затылок. Взгляд его не сулит ничего доброго. Но Лёдя приглядывается и расплывается в радостной улыбке:
– Михаил!
Мишка Винницкий с Молдаванки, а теперь – Мишка Япончик, повзрослевший и шикарный, тоже недоуменно приглядывается к Лёде и в свою очередь узнает его:
– Ха! Это ты, что ли? Шкет сопливый, что на Чумке у фраерка гроши отборол и заморышу отдал?
– Я!
Япончик снисходительно усмехается:
– Как не было с тебя толку, так и нету! Ай-ай, у марухи лопатник помыли, так ты уже тут… Какие мы благородные!
Лёдя только вздыхает в ответ.
– Ладно, не журысь! Слово Япончика: нравишься ты мне! Иди, гуляй!
– Спасибо… А деньги?
Япончик хмурит брови:
Ша, телячьи нежности закончились! Какие деньги? Если б тут здесь не я, так мои мальчики тебя бы вообще в расход списали. Держи петуха!
Япончик, стащив перчатку, протягивает руку, и Лёдя пожимает ее.
Он понуро выходит из переулка к трамвайной остановке. А там его поджидает девица и сгребает в объятия.
– Та что ж ты такой дурень! Я ж волновалася! Ты ж такая фитюлька – я думала, тебя уже насмерть убили!
Обиженный Лёдя вырывается из ее объятий и фанфаронит:
– Меня? Убили? Смешно сказать, не то что слушать! Да я ж французской борьбе обучался… Я с них все выбил!
– Молодчик! – радуется девица. – Так давай денежки!
Лёдя оторопел, про это он как-то не подумал. Но надо выкручиваться.
– А сколько там у вас… было?
– Двадцать копеек.
Лёдя лезет в карман, выкапывает на свет божий мелочь – все, что осталось от денег, взятых у дяди Ефима в долг под будущую актерскую славу, и пересчитывает монетки на ладони. Но девица оказывается шустрее его в устном счете:
– Девятнадцать! От босяки! Копейку таки зажали!
Она сгребает монеты к себе в сумочку и осыпает Лёдю лавиной страстных поцелуев. Лёдя опять пытается освободиться из ее объятий. А девица сама вдруг прекращает бурное изъявление благодарности:
– Слухай, ты сбегай – может, они тебе и кошелечек мой вернут? Хороший же был кошелечек…
Лёдя не успевает ответить на эту наглость, как лицо его вытягивается от ужаса: к трамвайной остановке идет папа Иосиф со своим неизменным саквояжем в руке. Увидев Ледю в объятиях вульгарной девицы, папа останавливается, как громом пораженный. Отец и сын смотрят друг на друга. Девица, почуяв неладное, бочком-бочком исчезает. А папа растерянно бормочет:
– Лёдя?.. Как же ж так?.. Лёдя?..
Ничего удивительного, что дома Лёдю опять ждет грандиозный скандал. Папа Иосиф уже не бормочет, а гневно мечет тирады о том, что Лёдя – не сын Рокфеллера, и что поэтому он не может себе позволить кататься туда-сюда, Херсон-Одесса, швыряя деньги на ветер, да еще – совсем стыд! – чужие деньги дяди Ефима, и что вообще это какое-то божье наказание: в семье все люди как люди, а этот – артист!
Брат Михаил не ругает младшенького, а просто кивает в такт справедливым речам папы и выражает свое молчаливое презрение к уроду в семье. При этом он аккуратно вешает свой новенький – белый в синюю клетку – костюм на плечики, отряхивает его щеткой, смахивает пальцем никому не видимую пылинку, и помещает костюм в шкаф.
Это дает все основания папе указать на Михаила перстом и потребовать, чтобы Лёдя брал таки пример с брата: у него хорошая работа и от всех уважение, вот, на новый костюм себе накопил. Лёдя бурчит, что ему не нужен никакой новый костюм, что у него еще старый костюм – совсем как новый. Но папа пресекает все эти попытки уйти от сути проблемы и ставит вопрос ребром: в лавке Лёдя работать не хочет, а что же он хочет?
Лёдя, недолго думая, сообщает, что он хочет учиться на скрипке.
Брат Михаил лишь презрительно хмыкает и выходит из комнаты. А Лёдя, не обращая внимания на образцового брата, сам себя распаляет этой неожиданно для него самого возникшей идеей: да, он будет учиться на скрипке, и он выучится, и будет давать концерты, причем не только в Одессе, но и гастролировать – Москва, Париж…
Мама Малка, на протяжении всего разговора невозмутимо гладившая белье, ставит утюг, как точку, и сообщает:
– За Париж – я не знаю, а похорон и свадеб на век этого скрипача хватит. Нехай идет учиться к маэстро Гершбергу – он недорого берет…
Сосед по двору маэстро Гершберг, под дверью которого, слушая его скрипку, засыпал трехлетний Лёдя, действительно был известен тем, что брал за свои уроки по-божески и готов был начать обучение в любом возрасте.
Великовозрастный Лёдя изучает музыкальное ремесло у Гершберга в компании трех мальчиков в бархатных курточках и коротких штанишках. Все устроились на детских стульчиках, и Лёдины коленки – на уровне ушей.
– Дети мои, – вещает Гершберг, – основа музыки – это ноты…
– А, ноты! – отмахивается Лёдя. – Музыка – это чувства!
Маэстро снисходительно смотрит на него поверх очков:
– Без нот, дети мои, вы не сыграете никакого даже «Собачьего вальса».
В комнату заглядывает жена маэстро:
– Сема, там пришли! Еще одна сумасшедшая мамаша с худосочным дитем!
Гершберг выходит, бросив на прощание:
– Занимайтесь, дети мои!
Мальчики, уставившись в пюпитры, играют скрипичные этюды. А Лёдя, пытаясь разобраться в нотах, чешет в затылке:
– Китайская грамота! – И просит одного из мальчиков: – А ну, вундеркинд, сбацай этот этюдик!
Мальчик смотрит в ноты Лёди и играет.
– Ну-ка, ну-ка, – прислушивается Лёдя. – Так, что ли?
И довольно точно повторяет на своей скрипке услышанную мелодию. Мальчик показывает смычком в ноты.
– Все правильно, только тут не «до», а «до-диез».
– А, диез-шмиес! Лучше скажите, мне, хлопчики, кто из вас умеет барабанить?
Мальчики недоуменно переглядываются.
– Понял, шлемазлы! Барабанщик буду я. Мы сейчас сыграем, как на пляже в Аркадии!