Истории медсестры. Смелость заботиться

Мы идем к медпункту, чтобы Сандра могла поговорить с полицией.

– Я также должна получить информацию о сексуальном насилии.

Мои глаза наливаются слезами. Я не знаю, как Сандра справляется с этим каждый день. Я не чувствую себя достаточно сильной, чтобы выносить то, что происходит здесь.

Интересно, что заставляет медсестер выбирать неотложную помощь в качестве своей специальности? Есть медсестры, которые подсели на адреналин, они приходят в восторг, когда получают сообщение о серьезной травме: разбился автобус, полный детей, теракт в Вестминстере, пожар в метро. Я вижу, как их лица меняются при мысли о «золотом часе» – 60 минутах сразу после травмы – о том критическом периоде времени, когда бригада может спасти чью-то жизнь. Каждая минута, каждая секунда на счету.

Этот термин также использовал художник, с которым я познакомилась на конференции по медицинским и гуманитарным наукам. Конферению проводит Сэм Гуглани, клинический онколог и писатель. Он ищет смысл в нарративной медицине: идее о том, что искусство и история могут многое предложить врачам и пациентам, помочь им понять эту жизнь. Он знает, что даже лучшая наука не всегда может вылечить. Искусство не стремится лечить, но часто все равно спасает нас. Художник показывает мне фотографии своих работ. «Я рисую только в золотой час. Тот момент между днем и ночью, когда свет идеален. Когда все кажется возможным. Когда здания красивые без всякой обработки».

Я думаю о тех моментах в медицине, когда все остальные проблемы не имеют значения. Есть только человечность и выживание, а главное – это семья и близкие люди. Возможно, именно тогда мы излучаем самый совершенный человеческий свет. И именно в такие моменты, на мой взгляд, медсестры, врачи и все члены междисциплинарной команды ярче всего проявляют себя, объединяют свои навыки и опыт. Они забывают обо всем остальном, их внимание абсолютно сконцентрированно. То, что привлекает людей в реанимацию – возможность жить в золотой час. Нужно время, чтобы это понять.

Мы слышим пение. Сандра хмурится и смотрит на меня. Она ускоряет темп, и мы приближаемся к источнику звука. Слышны громкие голоса и сигналы тревоги, а вокруг кровати пожилой женщины толпятся люди. Студент-медик со значком «Здравствуйте, меня зовут Джайлз (студент-медик)» проводит компрессию грудной клетки и, вероятно, ломает женщине все ребра, хотя это не имеет значения, если она выживет. Покрытый потом, ярко-красный, он громко поет, нажимая на грудь бедной женщины. Сандра смотрит на него, но он упускает смысл ее взгляда и, вместо того, чтобы остановиться, начинает петь еще громче. У Сандры вот-вот пойдет пар из ушей. Но, что еще хуже, у женщины вообще нет остановки сердца, что должно быть очевидно остальной бригаде, учитывая, как они машут руками в воздухе (честно говоря, почти в такт пению Джайлза).

В конце концов Сандра оттаскивает его. Я боюсь, что она ударит Джайлза по лицу или сделает что-нибудь, что, вероятно, закончится заседанием дисциплинарного совета, поэтому слегка оттягиваю ее. Один из врачей, проходящих мимо, быстро оценивает, с чем имеет дело Сандра, и начинает смеяться. Сандра смотрит на него с сарказмом, легким раздражением и дружелюбием. Больная переворачивается, начинает двигать конечностями и стонать. Джайлз прикрывает рот рукой, понимая свою ошибку.

Я чувствую к студенту только жалость. В первый день моей работы в реанимации я нахожу человека цвета голубиного дерьма, определенно мертвого, сгорбившегося на стуле возле круглосуточного сэндвич-бара, где я стою в очереди в конце смены. Я подбегаю, стягиваю его на пол за ноги и начинаю звать на помощь. Мужчина делает глубокий вдох и советует мне убраться. Он не умер, просто спит. «Если кто-то может сказать тебе, чтобы ты катилась подальше, с ним, вероятно, все в порядке», – говорит мне коллега.

Я улыбаюсь, вспоминая это. Джайлз старается изо всех сил, как и я.

– Если пациент пытается прихлопнуть вас, пока вы делаете непрямой массаж сердца, – сквозь зубы говорит Сандра, – он не при смерти.

Джайлз опускает руки.

– Мне так жаль. На прошлой неделе у меня был тренинг по реанимированию, дело, должно быть, в этом.

Я наблюдаю за реакцией Сандры. Она была бы совершенно права, если бы рассказала Джайлзу, что компрессия грудной клетки болезненна и может значительно усугубить клиническую картину. Но я вижу, как ее хмурые морщинки немного разглаживаются. Мы все были когда-то новичками.

– В следующий раз выберите песню побыстрее, – говорит она и подмигивает. – И, ради бога, пойте про себя. Это не «Х-фактор».

Мы возвращаемся к Венди, и Сандра садится рядом с ней.

– Сейчас я задам тебе кучу вопросов, – говорит она. – Я хотела бы узнать о твоей жизни. Это поможет нам позаботиться о тебе, так что расскажи мне все, что, по твоему мнению, нам нужно знать. Что ты любишь есть и пить, и все такое.

Детали жизненно важны. Однажды я ухаживала за ребенком, которому чуть не ввели сильнодействующие и потенциально опасные лекарства для лечения ущемления ствола головного мозга. У него были соответствующие симптомы: фиксированное расширение зрачка и неправильная осанка. Однако оказалось, что у этого ребенка в анамнезе ДЦП и слепота, поэтому у него всегда фиксированный расширенный зрачок и необычная поза. К счастью, врачи прочитали записи медсестры приемного отделения, в которых подчеркивалось, что это нормально для него, и ребенок избежал ненужного лечения.

Сандра пишет «Преступление на почве ненависти» в истории болезни. Конечно, тот факт, что Венди бездомная, затрудняет работу с документами, хотя мы делаем все возможное. Сандра обнаруживает, что за Венди ухаживает команда медсестер для бездомных, которые регулярно видят ее в клинике и в разных общежитиях.

Последствия создания бригад медицинских сестер для бездомных для Национальной службы здравоохранения огромны. Медсестра Жюстин Бохан в 2017 году руководила проектами в Хаммерсмите и Фулеме, в рамках которого она ездила в общежития и центры для бездомных, оказывая им поддержку и лечение. Это привело к 20-процентному сокращению числа госпитализаций в отделениях неотложной помощи. Но реальная ценность специалистов по медицинскому уходу за этой категорией населения важнее денег. Бездомный мужчина рассказывает мне о своей медсестре: «Она помогает мне выжить. Заставляет меня помнить, что я человек и заслуживаю медицинской помощи, как и все остальные».

Социология здравоохранения и политика нашего времени все больше проникают в больницы, но преступления на почве ненависти остаются. Когда мне исполнилось пятнадцать, мой отец каждый день работал бесплатно по несколько часов в местном магазине Londis после того, как его владелец, друг папы, стал жертвой нападения на расовой почве и вынужден был провести месяцы в больнице. Местные дети вбегали в магазин и выкрикивали расистские оскорбления, пока мой отец не прогнал их метлой.

Мы живем во времена постоянно растущего разделения, ненависти и политических беспорядков. А местами и жестокости. Но воспоминание о моем отце, который временами был самоуверенным, но моментально вставал на защиту и сочувствовал любому человеку, дает мне надежду. Если он видел, как кто-то причиняет боль другому, он восставал. Иногда он ошибался и обижал кого-то, но все равно восставал. Мы с папой расходились во мнениях почти во всем, но все же уважали и любили друг друга. Он научил меня, что можно быть на противоположных концах ринга для дебатов и оставаться хорошими друзьями. «Неважно, что ты думаешь. Если ты видишь, как другому человеку причиняют боль, и не вмешиваешься, чтобы помочь, ты такой же плохой человек, как и тот, кто причиняет боль». Мой отец всегда имел смелость заботиться.

Венди плачет – ее выписывают. У нее нет медицинских показаний для дальнейшей госпитализации. Ей предстоит еще одна ночь на улице. Она дрожит от страха.

– Как будто я даже не человек, – говорит она. – Кто это сделал? Я не виновата, что бездомная. Это может случиться с кем угодно.

Я спешу, пытаясь заполнить нужные бумаги, которые мы пишем после любых аварийных вызовов, чтобы отслеживать и улучшать нашу работу. Мне нужно в кардиологическое отделение, где у мужчины за неделю случилось семь опасных аритмий, и все они нуждались в кардиоверсии – ударе по сердцу, который превращает его электрическую активность в нормальный ритм. Я хочу остаться с Венди. Чтобы услышать ее историю. И я вижу, что она хочет мне что-то сказать. Интересно, как жизнь привела ее сюда, кого она любит в этом мире, кто любит ее. Возможно, никто.