Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я не спорил. Нас посеяли в разных подгруппах. Два дня борьбы прошли предсказуемо. Я уложил Леху Шутенко, Ваню Шерстянко, Роина Одешелидзе и других чемпионов Молдовы, Азербайджана и Эстонии. Вова Третьяков умял своих подопечных, и мы с ним вышли в финал. Массарский всем очень довольный, пожелал мне удачи и поехал отдохнуть к своим знакомым. Малаховский был озабочен. Он не знал моих планов и моей мотивации.

— Коля, посмотри на их хитрые рожи. Они тебя расслабляют.

— У него травма, Владимир Давыдович.

— Ну и что. Пусть ложится в больницу. С травмой чемпионом не становятся. Ты готов стать чемпионом, Коля. Стань им. А потом будем жалеть Третьякова.

Он запретил мне с ним разговаривать.

Вовка зашел ко мне в номер и позвал в кафе. Я пошел. Он стал рассказывать

мне грустную историю, что его тренер Валерий Фраер, если он не выиграет золото отошлет его в штрафбат охранять зэков. У них в «Динамо» такое практиковалось. Когда мы выходили из кафе нам встретился Малаховский. Он покачал головой и ничего не сказал.

Спал я плохо. Снилось, как Вовка стоит с ружьем на вышке, охраняет зону, в снежной пурге.

Утром мне было все предельно ясно. Друг должен жить счастливо в Москве. Мне серебра хватит. Тем более что я буду снова претендовать на место полутяжа в сборной.

Малаховский подошел ко мне перед схваткой.

— Как ты?

— Нормально.

— Что нормально?

— Все нормально.

— Ну, давай, Коля, — понижая голос, сказал он.

— Это твой шанс.

— Ну, да, — подумал я с ухмылкой. — Последний.

Я вышел с легкой дрожью. Третьяков, прихрамывая, встал в левую стойку, как бы оберегая правую ногу. Я взял захват. Мы потолкались, проверяя друг друга. Он не проявлял реальной активности. На краю ковра он сделал попытку своей коронной передней подсечки, но вяло и без захвата. Я легко переступил и выкатился за ковер. Судья дал нам обоим предупреждения за пассивность, Малаховский сидел на краю ковра и не скрывал волнения. Массарский вел беседу с Владленом Андреевым, а тот краем глаза смотрел нашу схватку. Шум в зале делал только Валерий Фраер, призывая Вовку убить меня. Наша схватка была последней в чемпионате, и все борцы собрались возле нашего ковра, предвкушая пиршество. Мы сошлись снова. Вовка осторожно попер на меня. Я сел назад и поднял ногу для упора в живот, но Вовка ногу отбил и накрыл меня своим брюхом на удержание. Я рыпнулся для приличия два раза и стал ждать, когда пройдут тридцать секунд и мне вручат серебряную медаль чемпионата СССР среди молодежи 1967 года. Массарский меня обнял, а Малаховский похлопал по плечу. В анкете участника я написал, что у меня два тренера А.С. Массарский и В.Д. Малаховский. Массарский очень обиделся и носил эту обиду много лет.

Летом я поехал в спортивный лагерь от института готовиться к первенству Европы в Лондоне. Вместо этого я влюбился там в девушку, исхудал и забросил учебу. На тренировках был вялый. Ученик Малаховского Валера Карпуткин так подрос, что бросать его стало трудно. В сборную СССР мы поехали с ним вместе. Он по юношам, я по юниорам. Прикидку в полутяжелом весе я проиграл Валере Рухлядеву и уехал домой, утершись. Карпуткин поехал в Лондон и стал вице-чемпионом Европы, чем заслуженно наградил Владимира Давыдовича.

В октябре 1967 г. утешением мне стало выступление в матче по дзюдо между командами Ленинграда и Тбилиси на Зимнем стадионе, куда я пригласил свою любимую девушку с мамой. Я вышел против двухметрового грузинского гиганта, моего ровесника Гиви Онашвили, ставшего олимпийским призером в Мюнхене в 1972 году. С таким превосходством противника в силе и весе я мог рассчитывать только на внезапность и молниеносную убийственную атаку.

Едва мы сблизились после приветствия и потянули руки для захвата, я схватил рукава его кимоно, низко подвернулся, и он, как ростральная колонна, описав в воздухе дугу, грохнулся на татами. Зал ахнул. Судья, видимо из политеса, дал вазари. Я сник.

Гиви вскочил и начал меня трясти как грушевое дерево. Через несколько минут у меня помутилось в голове, и я решил упасть набок. Гиви навалился на меня всем своим циклопическим телом и, сопя, начал рвать меня руками. Он еще не знал, что этого незачем было делать, так как считали удержание и через тридцать секунд начали отрывать его от моих «останков», чтобы объявить победителем.

С Олимпа своего я съехал на пятой точке. Еще несколько лет вплоть до 1976 года я боролся и даже одержал много славных побед. В 1971 году я стал чемпионом центрального совета всесоюзного общества

«Зенит» и получил приз соревнований за лучшую технику, выиграв все схватки чистыми бросками. Первенство СССР проходило в Душанбе. Мы с Валей Лысенко, моим одноклубником, тоже попавшим в финал, приехали пораньше и бегали кроссы по горам. Я заявлен в весе до 100 килограмм и значит к Олимпиаде в Мюнхен Владлен Михайлович Андреев будет отбирать из двух весовых категорий.

Я мог бы согнать и до 93 кг, но там была такая сильная компания — Шота Чочишвили, Женя Солодухин, Толя Трофимов, Валера Рухлядев, что шансов у меня было мало. Правда в тяжёлом весе я проиграл с ещё большей лёгкостью Виталию Кузнецову, Гиви Онашвили и Анзору Киброцашвили и на этом успокоился.

Владлен Андреев вызвал меня на сбор к Олимпиаде в Мюнхене. Мы все зверски тренировались на базе в Подольске. Я даже часто выигрывал у своих соперников на прикидках и согнал вес до 93 килограммов. Владлен Михайлович не был злопамятным, но мою честность по отношению к тренеру А.С. Массарскому, спокойно занимающемуся своими делами в Ленинграде и при этом фигурирующего единолично в моей анкете мимо своих глаз не пропустил. Честно говоря внутри я не чувствовал той мотивации, которая помогла бы мне выиграть Олимпиаду. Видимо это чувствовал и Владлен Михайлович. На Олимпиаду в Мюнхен в весе 93 килограмма поехал Шота Чочишвили и стал Олимпийским чемпионом. Гиви Онашвили занял второе место в абсолютной весовой категории. Я гордился своими товарищами по сборной. И собой тоже.

Можно было уговаривать себя тренироваться ещё больше, готовиться к Олимпиаде в Монреале в 1976, а потом ещё и в Москве в 1980 и забыть про всё на свете. Но куража уже не было. К Олимпу я больше не стремился, то ли осознавая бесперспективность этого, то ли бессмысленность.

Я видел, как многие герои спорта, олимпийские чемпионы мыкались и унижались перед чиновниками, чтобы дождаться жалкой квартирки от государства или очереди на покупку машины. В сравнении с другими профессиями, быть спортсменом в СССР было также почётно, как и гладиаторам в Римской Империи. Но было и много других соблазнительных и почётных мест в обществе — стать учёным или артистом.

Еще были годы изнурительных ежедневных тренировок, еще были нервные перенапряжения участия в соревнованиях на первенство города Ленинграда, первенство Советского Союза с 1966 по 1975 годы, травмы, уколы, физиотерапия, режим. Еще выходил я на татами с кумиром моей юности — голландцем Антоном Хеесинком на матчевой встрече сборных команд СССР и Нидерландов в Риге. Еще выходил я на татами со «стопудовыми» мужчинами, надрывая свои мышцы и надламывая кости, получая за этот ратный труд бумажные похвальные листы, эмалированные знаки отличия и ценные подарки, которые не принимали даже в комиссионку. Еще была международная встреча в 1968 году за сборную профсоюзов г. Ленинграда с французскими дзюдоистами в зале СКА под руководством главного тренера ЛОС ДСО «Труда» Леонида Ионовича Усвяцова. В Ленинграде дзюдо видели впервые и посмотреть на это восточное чудо пришли всем городом. Протиснулся в зал и Вова Путин с Аркашей Ротенбергом и другими друзьями по юношеской секции самбо. Была у меня дилемма перехода от Александра Массарского к другому тренеру Усвяцову Л.И., как это сделали многие мои одноклубники, но…

На матчевую встречу с французами я пригласил всех своих дружков с Невского. Народу в СКА набилось битком. Восточные единоборства после олимпиады в Токио вызывали огромный интерес. Я боролся вяло, не хотел обижать своего французского визави. После матча, пока я мылся в душе, зал опустел. Я, одинокий и опустошенный, брел по Невскому и, чтобы избавиться от скуки, решил зайти к своему дружку Вохе на Невский, 5.

Я обалдел. Вся французская команда ползала по Вовкиной квартире в одних трусах. Вовка бегал по соседям и собирал у них старое тряпье, чтобы одеть французов. Они с восторгом приняли его предложение продать с себя все свои вещи и просили только что-нибудь натянуть на себя. Так они и возвращались по Невскому в «Европу» в лохмотьях, с русскими рублями в карманах. Что они хотели на них купить? Наверное, водку и матрешек. Прямо исход Наполеона! Я краснел от стыда и не знал, куда провалиться.

Поделиться с друзьями: