История частной жизни. Том 3: От Ренессанса до эпохи Просвещения
Шрифт:
Между соперничеством–солидарностью юношей и подчинением учителю (последнего требуют отцы семейства, вполне усвоившие те установки, которые пропагандировал сам коллеж) достигается компромисс, во многом напоминающий более поздний феномен «выпусков». Иными словами, принадлежность к определенному (возрастному) классу не ограничивается юностью, но оказывает влияние на весь жизненный путь человека. Это явление становится все отчетливее по мере умножения количества религиозных и светских школ, которые предлагали профессиональную подготовку за пределами коллежа. С конца XVI века это новициаты и семинарии, с конца XVII века — «морские коллежи» и «кадетские корпуса», с середины XVIII века — разнообразные «военные школы». Парижская Военная школа была основана в 1751 году по модели санкт–петербургской и берлинской академий; ей предшествовала Инженерная школа в Мезьере (1748). Позднее в Ла–Фер появится Артиллерийская школа (1756). За ростом числа подобных заведений, совмещавших научное и техническое знание и обтесывавших по единому образцу представителей разных социальных страт, стояла общая программа выборочной подготовки государственных служащих.
Пока эта программа затрагивала только элиты. Даже среди обеспеченных слоев многие отдавали предпочтение традиционным формам воспитания, к которым возвращается XVIII век, — таким как домашний
398
Stone L. The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. Oxford: Clarendon Press, 1965. P. 689.
Коллеж, не в последнюю очередь благодаря суровой дисциплине, становится локусом сильной и страстной дружбы. Изолируя молодых людей от внешнего мира, он превращает юность в возраст дружбы, язык которой, возможно, остается прежним (установить это у нас нет возможности), но ее общественные, пространственные и временные параметры существенно меняются. Эти юношеские отношения полностью не зависели от семьи, часто бывали от начала и до конца бескорыстны (хотя порой за ними скрывались чувства, вызывавшие у наставников тревогу) и могли продолжаться после окончания коллежа (никакой обязательности тут, конечно, не было). Хронологически они предшествовали любви, тем самым оказываясь первым опытом открытия «другого», а потому могли играть центральную роль в формировании идентичности.
Добавим к этому еще одно новшество: в тех же социальных слоях широко распространяется обычай помещать девочек в монастырские школы или в новые конгрегации, специально создававшиеся для этих целей в XVI–XVIII веках (урсулинки, визитандинки, дамы Сен–Сира). Благодаря этому оба пола впервые обретают похожий опыт: «Графиня де Ла Марк… дочь герцога де Рогана… была близкой подругой госпожи де Сен–Симон, и так же дружила с госпожой де Лозен [ее сестрой], своими бывшими товарками по монастырю» — Когда в 1706 году, более чем через десяток лет после монастырского пансиона, она умирает, то обе сестры искренне горюют, что вызывает неодобрение короля, «который был мало знаком с законами естества и сердечными порывами», тогда как Сен–Симон «чувствительно тронут» горькими слезами своей супруги…
Очевидным образом, это лишь начало изменений, и XIX век может куда больше поведать о юношеских дружбах в стенах коллежей или монастырских пансионов, чем XVIII столетие. Однако оно указывает на общее движение в сторону расширения горизонтов общественного существования. Свободный дружеский союз, будь то внезапное «узнавание» Монтеня и Ла Боэси или тщательно взвешенные взаимные обещания Сен–Симона и его товарищей по придворной жизни, утверждает автономию индивидуума по отношению к стратегически организованной системе семейных связей и к поверхностным отношениям, неизбежно сопровождающим всякое общежитие. Но именно эта общежительность становится объектом структурирования, кодификации и институционализации в Англии с XVII века, а во Франции и во всей Европе — с XVIII столетия. Взрослые мужчины пытаются создать для себя удобное и умиротворяющее пространство за пределами семьи, которое позволит им ощущать себя равными среди равных. Это выбор, совершаемый в пользу социабельности.
Конечно, это не приводит к исчезновению систем семейных связей, которые остаются необходимостью и нормой Для большинства населения, особенно сельского. Но творческий потенциал и способность к расширению отношений Духовного родства, по–видимому, на исходе. Наступает время умеренности и благоразумия, поскольку главным партнером семьи выступают уже не другие семьи, а государство, которое предоставляет свою защиту, но в обмен накладывает ряд ограничений и поощряет замыкание семьи в себе самой и отказ от многих окружавших ее связей. Таким образом, возраст дружбы становится своего рода новым переходным этапом от детства к взрослому состоянию, временем удлиняющейся юности, эпохой индивидуального формирования, проб, выбора и личных отношений, которые, будучи выражением свободной воли, могли оказаться чрезвычайно прочными: их продолжительность зависела исключительно от заинтересованных сторон.
Трудно представить себе двух более разных людей, чем Джеймс Босуэлл и преподобный Уильям Джонсон Темпл: в их характерах, поведении и жизненном укладе нет ничего общего. Однако учеба в Эдинбургском университете свела их вместе, и они продолжали переписываться и доверять друг другу на протяжении последующих тридцати лет. Так, Босуэлл сделал Темпла исполнителем своего завещания, а тот в свой черед писал ему 24 июня 1767 года: «Твоя дружба — единственная радость, которая есть в моей жизни. Родня моя — мои главные враги: жестокий отец, неблагодарный брат. <…> О, Босуэлл, верь мне, что я люблю тебя как самого себя, и когда я умру, то возблагодарю Господа прежде всего за то, что в моей жизни была твоя дружба» [399] .
399
The Correspondence of James Boswell and William Johnson Temple, 1756–1795. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1997. T. 1:1756–1777. P. 191.
СЕМЬИ. ЖИЛИЩА И СОВМЕСТНОЕ ПРОЖИВАНИЕ
Ален Колломп
Художник Альбрехт Дюрер оставил нам некоторое количество рисунков и акварелей, дающих представление о деревенских и городских домах Германии, Австрии, Италии
конца XV — самого начала XVI века. Эти рисунки представляют большую художественную ценность, но не только: острый взгляд Дюрера выхватывал детали — дома, деревья, зайца или два увядающих пиона. Изображения зданий дают достаточно точное представление о строительстве: неоштукатуренный или оштукатуренный кирпич красивых домов с каркасными деревянными стенками (фахверк) в окрестностях церкви святого Иоанна в Нюрнберге, покатые черепичные крыши [400] , большие отдельно стоящие дома, квадратные в плане, с массивными соломенными крышами, приютившиеся в тени столетних деревьев в баварской деревушке Кальхройт [401] ; прижавшиеся друг к другу каменные дома под пологими черепичными крышами, окруженные крепостной стеной в итальянском городке Арко [402] . Глядя на эту последнюю акварель, мы можем лишь догадываться о том, какое восхищение вызвали у немецкого художника средиземноморские краски — голубоватая листва оливковых деревьев, освещенность южной деревни. Наброски Домов, сделанные с натуры, Дюрер использует впоследствии в гравюрах, в частности в «Блудном сыне» (1498). Библейская сцена разворачивается во дворе немецкой фермы, окруженной домами под огромными соломенными крышами, с редкими окнами, иногда лишь слуховыми, с низкими дверями, ведущими в тесные прихожие.400
Дюрер А. Часовня Святого Иоанна в Нюрнберге. Ок. 1494. Акварель, гуашь. Бремен, Кунстхалле.
401
Дюрер А. Кальхройтская деревушка. Ок. 1500. Акварель. Бремен, Кунстхалле.
402
Дюрер А. Арко. 1495. Акварель, гуашь. Париж, Лувр.
Представления. От дома к домашнему интерьеру
Заметно, что дома горожан и крестьян в окрестностях Нюрнберга, построенные в начале XVI века, формой, объемами, материалами сильно напоминают немецкие и эльзасские городки, появившиеся двумя веками позже. Черты итальянских домов, зарисованных Дюрером во время его первого путешествия в Венецию, угадываются в домах Италии и южной Франции, построенных в XVIII веке. Основные типы региональных жилых построек Италии, Франции [403] и Англии, начиная с совокупности зданий, сохранившихся с прежних времен, и заканчивая новыми домами, можно увидеть, таким образом, уже в немецкой или фламандской живописи начала XVI века. По живописи можно проследить эволюцию строительных приемов в период между XVI и XIX веками, но в первую очередь она демонстрирует стабильность построек — как культурную, так и материальную.. Однако рисунки и акварели Дюрера оставляют нас за порогом домов, вход в которые нам заказан.
403
Во Франции парижским издательством Berger-Levrault опубликованы или издаются в настоящее время книги по сельской архитектуре (по регионам); их подготовкой занимается Национальный музей традиционного народного искусства. — Прим. автора.
Питер Брейгель, или фламандская ферма
Немногим позже Дюрера Питер Брейгель Старший тщательно выписывает фламандские деревенские дома в стиле фахверк с саманными стенами (в его живописи встречается несколько высоких домов из кирпича с лестницей, идущей по фасаду) и с массивными соломенными крышами. К счастью, Брейгель иногда дает нам возможность заглянуть внутрь. Картина «Посещение крестьянского дома» известна нам по двум копиям, выполненным его сыновьями Питером Брейгелем Младшим (полихромная живопись на дереве) и Яном Брейгелем [404] . Утраченный оригинал, сделанный их отцом, без сомнения, был исполнен в технике гризайль. Обе версии картины, очень близкие, вводят нас в большую комнату деревенского дома. Мы видим крестьянскую мебель второй половины XVI века: большую скамью–сундук со спинкой и подлокотниками, детские стульчик и креслице, колыбель на переднем плане, где в настоящий момент спит собачка, круглый стол, покрытый белой скатертью (белую скатерть мы обнаружим и в деревенских интерьерах братьев Ленен); на столе — миски с каким–то молочным супом (можно предположить, что хозяева держат коров, потому что в данный момент какие–то мужчина и женщина заняты сбиванием масла в маслобойке). Самое необычное здесь — очаг, расположенный прямо на полу, с огромным кипящим котлом, висящим на массивном крюке. Молодая мать, кормящая грудью новорожденного, и второй из троих детей, босоногий мальчик, сидящий в низеньком креслице, протягивают руки к огню. Отец, видимо, хозяин дома, который выглядит старше, чем его жена, принимает троих посетителей. На втором плане картины, изображающей супружескую пару с детьми, можно увидеть еще пятерых человек, видимо, живущих в этом же доме: один мужчина сидит на скамье, другой — за столом, ест суп, молодые мужчина и женщина, сбивающие масло, в дверях — девушка, про которую нельзя сказать, входит она или выходит из помещения. Дверь из Цельной доски со свинцовой поперечиной выше уровня пола.
404
а) Питер Брейгель Младший. Посещение крестьянского дома. 1620. Живопись на дереве. Частная коллекция (приводится в «Каталоге выставки Брейгеля», Брюссель, 1980, № 90); б) Ян Брейгель. Посещение крестьянского дом. Медь. Вена, Историко–художественный музей (приводится в «Каталоге выставки Брейгеля», Брюссель, 1980, № 118).
Мы находимся в деревенской фламандской комнате в обеденное время. Взрослые заняты своими делами, за исключением самого старшего, который, как и старший из детей, также с голыми ногами, повернулся к двоим посетителям. Мы ничего не знаем о том, что связывает всех этих героев жанровой сцены. Родственники ли они? Весьма вероятно, что картина была создана не просто ради того, чтобы запечатлеть крестьянский быт, но, без сомнения, несет аллегорический смысл и заключает в себе некую мораль, иллюстрируя какую–то пословицу или библейскую сцену, как нередко бывало во фламандской живописи XVI века. Гости — судя по одежде, зажиточные буржуа. Навещают они молодую мать или же старшего из детей, который беседует с дамой на переднем плане картины? А может быть, это ее сын или какой–то юный родственник, отданный на воспитание в эту крестьянскую семью?