История героя: Огонь наших душ

— Я знал, что ты разумный опасный, но даже и не думал, что настолько, — покачал головой Эдер под смешки товарищей. — С этого дня ты не услышишь от меня ни единой шуточки в свою сторону, Кьелл. Неохота очнуться в «вороньем гнезде», одетым в одно белье Иррены, или что-то в этом роде.

— Не, тебе опасаться нечего, — отмахнулся бледный эльф. — Для подобного меня надо достать настолько же, насколько это удалось Йорану, а ты и на одну тысячную моего старшего братишки не тянешь.

— Значит, есть куда стремиться, — философски пожал плечами блондин. — Как насчет тебя, Ватнир? У тебя тоже большая семья, или наш командир один такой среди бледных эльфов?

— Нет, — глухо бросил тот, и отвернулся. Кьелл неожиданно потянулся вперед и отвесил Эдеру крепкий подзатыльник.

— Прости его, — обратился бледный эльф к годлайку. — Он не знает.

— Да ладно, — вздохнул римргандов сын. — Чего уж там. Видишь ли, Эдер, когда в семье гламфеллен рождается годлайк Белого Аурокса, это большое счастье для всей семьи. Кроме самого малыша. Его передают на воспитание священникам Римрганда, которые обучат юного избранника божества всему, что только может ему понадобиться в его жизни во славу Зверя Зимы… фоккин гамлир скьитхейлар[2], — зло сплюнул годлайк. — Худшие годы моей жизни я провел в компании этих стервятников. Смешное дело, — он подергал один из колтунов белой шерсти, торчащей из-под костяной маски его лица. — О стыдном секрете я спросил тебя, Кьелл, а день откровений устроил сам. Никогда и ни с кем об этом не говорил, — он отрешенно покачал головой.

— Ну, ты и правда узнал мой стыдный секрет, Ватнир, — хмыкнул тот. — Я не виноват, что эти вот сплетники, которых ты видишь перед собой, уже всем его растрепали.

— Гм, да, извини, Ватнир, — потер затылок Эдер. — Нехорошо получилось. А за рукоприкладство я тебе потом отомщу, Кьелл, так и знай.

— Я провел несколько лет на Казувари, — неожиданно сказал Константен, — сражаясь с другими соискателями милости Галавэйна. День за днем — бой на арене, потом сон, потом бой вне арены, снова сон, снова бой, на арене, или в лесах, или в песках этого проклятого острова… Худшие, и одновременно лучшие деньки моей жизни. Кровь и вино лились рекой, боевые подруги и искательницы острых ощущений одаривали победителя — меня, — своим вниманием по вечерам, а утром все начиналось по новой. Я сбежал от этой жизни, только чтобы понять, что она так и не отпустила меня. Простите, что скрывал это от вас, друзья. Я думал, мое прошлое — тяжкое бремя, но, послушав Ватнира, понял, что я всего лишь получивший пару щелчков по носу молокосос. В конце концов, мои старики все еще где-то там, в Дирвуде, — дварф с меланхоличным выражением лица дернул себя за заиндевевший ус.

— Ну, гладиаторское прошлое тебе никто не вменит в вину, Константен, — Кьелл сделал большой глоток начинающего остывать чая. — Можно сказать, ты готовился к сегодняшним боям. Тогда, ты сражался ради себя, а сейчас — ради других.

— Кого это — других? — ухмыльнулся чуть приободрившийся Константен. — Все это время, что я провел в твоем отряде, ты все под себя гребешь. То и дело от тебя слышу: «разграбьте то», «утащите это»…

— Наш командир — верный паладин ее величества Онеказы II, — насмешливо фыркнул Алот. — А это значит, что ты, Константен, несешь в массы ее волю на острие своего оружия.

— Не, когда я говорил «других», я имел в виду меня, — пожал плечами Кьелл, — но так даже лучше, все мои стяжательство и пристрастность суждений приобретают некий благородный окрас, — потянувшись, гламфеллен встал. — Сейчас вернусь — зов природы.

***

Вернуться быстро не удалось. Бледный эльф углядел сквозь белую метель нечто странное — огонек костра, играющий тенями стоящих вокруг него столбов. Приблизившись, Кьелл смог разглядеть идущий от костра дымок, и сидящих вокруг огня разумных с едой и питьём. А еще — обнаженные, едва дергающиеся под ударами ледяного ветра тела, привязанные к окружающим стоянку столбам. Одни его сородичи подкреплялись жареным мясом, ожидая, пока другие замерзнут насмерть.

Кьелл резко ускорился. Его меридианы напряглись, формируя технику Шагов по Облачной Лестнице, и тело эльфа приобрело невероятную легкость. Он побежал по воздуху, отталкиваясь подошвами сапог от падающих снежинок и влекомой ветром ледяной крошки, подобный призраку или полярному миражу.

Первый из сидящих у огня убийц, атакованный Кьеллом, так и не успел понять, что его сгубило. Массивный разумный в тяжелом шлеме, он лишь дернулся от ударившего в него импульса техники Одного Ян, и рухнул лицом в костер, подняв тучу искр. Его горло сейчас отказывалось работать, парализованное враждебной ци. Обычно Кьелл остерегался использовать свое боевое искусство столь жестоким образом, но вид одних разумных, медленно убивающих других, да еще и расслабляющихся при этом, словно усталый работяга с пивом и футболом, пробудил в нем неожиданную для него самого злость. Он обрушился на сидящих вокруг костра, подобно духу мщения, нанося тяжелые удары, калечащие и убивающие. Мощь его стиля, шаолиньского Кулака Ваджры, сокрушала врагов с невозможной легкостью. Тратя по удару на разумного, он проломил грудную клетку одного из убийц, вмял вглубь черепа лицо второго, и в мелкие осколки раздробил плечо и ключицу третьего, отчего тот рухнул, потеряв сознание от боли. Последний попытался бежать, но свалился ничком, настигнутый сгустком ци, безошибочно поразившим его точку даньтянь. Полностью парализованный, он даже веки сейчас прикрыть не мог, уткнувшись белками глаз в колючий снег.

Кьелл знал, что вызвало эту неожиданную ярость, но не хотел, да и не мог задумываться об этом — нужно было спасать тех, кто был еще жив. Гламфеллен, рождающиеся и растущие в морознейшем из уголков Эоры, были стойки к холоду, но висение на столбе в буран, без единой нитки одежды на теле, легко могло стать для этой стойкости последним испытанием. Бледный эльф разыскал поклажу убийц, и в ней, к счастью, оказались теплые одеяла. Он спешно сорвал умирающих со столбов, укутал их в одеяла, и уложил к костру настолько близко, что некоторые из одеял затлели. На пределе сил работая телекинезом, он соорудил из вещей, снега, и лежавшего вокруг мусора барьеры от ветра, настолько высокие, насколько смог, затем спешно снял с костра и отшвырнул прочь вертел с мясом. Черпнув стоящим рядом котелком снега, Кьелл устроил его над огнем, и, стиснув зубы, принялся ждать. Едва над водой показались робкие завитки пара, он наполнил одну из кружек, что минуты назад служила сидящим у костра, и попытался разбудить обмороженных. Первому, подавшему признаки жизни, он силой разжал зубы и начал заливать в глотку горячую воду, но несчастный, осознав, что с ним происходит, и сам вцепился в кружку мертвой хваткой. Кьелл же, отыскав ещё одну ёмкость для питья, переключился на следующего.

***

Бледный эльф глядел на кое-как двигающихся сородичей, тяжело дыша. Всего один из шестерых остался лежать недвижно у костра, глядя в небо холодеющими глазами. Остальных удалось одеть, напоить, и накормить запасами убийц. Один из спасенных, увидев лежащий в снегу вертел с остатками мяса, принялся тихо плакать, успокаиваемый остальными. Кьелл только вздохнул, стараясь не задумываться над этой странной демонстрацией чувств. Он спас, кого смог. Остальное пусть останется в прошлом.

— Кто из вас будет говорить за всех? — спросил он сгрудившихся у огня бледных эльфов.

— Спасибо, сородич, — хрипло ответила малорослая женщина, обнимающая за плечи все еще всхлипывающего спасенного. — Меня зовут Сванхейд. Я и мои друзья — пилигримы, шедшие сюда из Белого Безмолвия, чтобы посетить святыню Зверя Зимы.

— Почему вы не остались в Часовне Вестников? Там относительно безопасно, — спросил Кьелл, поднимаясь. Нужно было заканчивать с этой спасательной операцией, и возвращаться к своим, прежде чем они не начали искать его.

— Мы пришли сюда увидеть Белую Пасть, и к Белой Пасти мы и направлялись, когда на нас напали эти безумцы, — бесцветным голосом ответила Сванхейд.

— Так или иначе, вам сейчас нужен отдых в теплой постели. Пойдемте, неподалеку я и мои товарищи проложили тропу к Часовне Вестников.

***

Забота о спасенных отняла еще какое-то время — Кьелл проследил за их спуском по ледяному склону, удостоверившись, что все достигли подножия стены в целости и сохранности. Он вернулся в свой лагерь, порядком утомленный, только чтобы застать потушенный огонь, собранные рюкзаки, и готовых выступить в путь товарищей.

— Кьелл! Мы уж думали, ты потерялся в этих снегах. Что случилось? — голос Константена, первым заметившего бледного эльфа, был полон беспокойства.

— Слишком много волков набежало, — отрешенно ответил гламфеллен, оглядывая их почти уже покинутый бивуак. «Думаю, будет немножко чересчур, если я прикажу зажечь огонь обратно, и присесть еще минут на шестьдесят,” криво ухмыльнулся он.

— Волков? О чем вы, Кьелл? На вас напали? — подошедший Алот зажег магического светляка, оглядывая своего командира.

— Не. Знаешь, как выглядит отхожее место в тундре, Алот? Две воткнутые в снег палки. За одну держаться, другой — волков отгонять. Вот меня волки и задержали, — гламфеллен выдал бородатую шутку на автомате, без единой эмоции — усталость не желала отступать, да и болезненные воспоминания, пробужденные жутковатой сценой у костра, бередили душу. — Неважно. Пойдемте, Глаз Римрганда сам себя не найдет. Веди нас, Ватнир, — годлайк кивнул, и двинулся вперед, сквозь все не утихающий буран. Компаньоны потянулись за ним.