История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума
Шрифт:
Ознакомившись мельком с новыми данными, Розенбаум не смог сдержать улыбки, так как в первом и втором списках преобладали фамилии, столь часто встречаемые в Домбровецком и Келецком районах: Баран, Сосна, Козел, Врона, Липа, Заенц и др. Председателем местного комитета значился в списке некий Роман Рай. Характеризуя немецкое национальное движение, Грапп назвал его достаточно развитым благодаря деятельности его руководителя директора местных немецких народных школ Карла Вебера. С этим движением ведет энергичную борьбу знаменитый польский шленский деятель, организатор бывшего здесь в 1921 году восстания против немцев Войцех Корфанты [23] .
23
См.: Paczkowski A. Prasa polska w latach 1918–1939.
– Warszawa, 1980.
– S.41–43, 57, 283; См.: История Польши, т. III.
– S.167; Наленч Д., Наленч Т. Юзеф Пилсудский — легенды и факты. — М., 1990. — С. 111, 385.
Далее Кароль Грапп перешел к вопросу, который он назвал «личным». Он сообщил о том, что пригласил к себе в помощники по политическому
Розенбаум заинтересовался помощниками Граппа, особенно Каролем Вредэ и предложил собеседнику привести их к себе завтра в гостиницу. На следующий день, сообразуясь со всем тем, что было рассказано Граппом, импрессарио решил придать знакомству с отцом и сыном Вредэ более интимный характер, а потому накануне этой встречи накупил вина, закусок, сладостей, ожидая гостей с легким угощением.
В назначенное время все трое явились. Хозяин номера усадил их за стол и первым завел разговор с Вернером Вредэ о его работе, заработках и т. п. По его немногословным ответам Розенбаум понял, что живет это семейство в материальном отношении нелегко, зарабатывая каждый злотый тяжелым надрывным трудом, но при всем этом к легким деньгам не стремится. Чуть-чуть отпив вина, отец и сын ни к чему на столе не притрагивались. В этой ситуации Розенбауму не оставалось ничего иного, как заговорить о трудном внутреннем положении в стране, о том, что нестабильность в ней по вине революционного брожения может привести к катастрофе молодое государство, тем более что само польское общество и сознательные патриотические силы проявляют инертность. Вместо того чтобы помочь правительству искоренить зло, они замыкаются в себе, принося тем самым ущерб не только государству, но и своим семьям. После этого достаточно политического вступления, импрессарио почувствовал себя, по меньшей мере не самым последним актером, а потому сразу, напрямую обратился к старшему Вредэ с вопросом: «А почему бы вам, человеку, настроенному против всяких революций, любящему свое Отечество, опытному рабочему, имеющему в своей среде громадные связи и пользующимся доверием людей, как я слышал об этом от Кароля, не протянуть нам свою руку помощи? Что вас удерживает от этого? Наверное, то же, что вам не позволило взять и вознаграждение от господина Граппа за оказанную вами ему помощь. Буду с вами откровенен. Вам, очевидно, казалось, да и сейчас кажется, что эти деньги грязные и что они, быть может, связаны с несчастьем для других. Отбросьте подобные угрызения совести и помните только об одном, что на этих деньгах нет не только грязи, но и соринки, так как то, что вы сделали, дав нужные сведения, вы сделали не только для пользы своей, а это значит, что вы не видели в этом деле своей личной выгоды, а думали, работали для пользы всего польского народа, среди которого завелась сорная трава, которую нужно вырвать с корнем, чтобы она не уничтожила всего того, что еще осталось в нашем народе хорошего. Вот почему я говорю вам: давайте дружно работать все вместе по искоренению зарождающегося в рабочей среде зла. Жду вашего прямого и искреннего ответа, на который может быть только два слова «да» или «нет», никаких других с «но» или «если», здесь быть не может».
После такой, полной патетики, речи Вернер Вредэ на пару минут задумался, затем сдержанно откашлялся и сказал: «Вы, уважаемый, сейчас прочитали в моей душе все, как в открытой книге. А потому я говорю «да», и вот вам моя рука в знак того, что в вашем и нашем деле я буду работать честно и добросовестно». После этих слов все почувствовали какое-то облегчение и сразу же обратили свои взоры на приготовленное угощение. Розенбаум не торопил события. Выждав какое-то время, он опять обратился к Вернеру: «А теперь, господин Вредэ, глядя на вашего сына, хочу попросить вашего разрешения послать его в качестве моего курьера для передачи важного служебного пакета в Варшаву. Я думаю, что это ответственное поручение он в точности выполнит. Свою уверенность в сказанном я основываю на рекомендациях господина Граппа и том положительном впечатлении, которое производит на меня ваш сын». Польщенный словами Розенбаума, старший Вредэ выразил с планами импрессарио полное согласие. Были тотчас же поставлены конкретные задачи и перед Вернером разведать, не имеет ли организация «Власть Трудящемуся Классу» своих отделений (ячеек) в других городах Гурного Шленска (Катовице и Бендин оставались под контролем Граппа). После вручения Вернеру 300 злотых на командировочные расходы и выдачи поручения Каролю (быть завтра в два часа дня для получения секретного пакета) разговор единомышленников перешел на общие темы, и только когда на дворе стемнело, гости покинули номер Розенбаума.
На следующий день в условленное время Кароль Вредэ был у шефа. Инструктаж, проведенный им для молодого курьера, был предельно жестким: «Пакет, который я вам вручу перед отходом поезда в Варшаву, вы должны будете лично вручить заместителю шефа госполиции полковнику Корвин-Пиотровскому, взяв от него расписку, если не будет обратного пакета. По прибытии к месту назначения дежурному чиновнику сказать только то, что вы присланы курьером от доверенного лица из Катовице с пакетом. Показать пакет, но из рук не выпускать. Ехать в Варшаву обязательно вторым классом. Впрочем, я сам вам куплю билет как в одну, так и в другую сторону. Приехав в столицу, никуда не заходить, а ехать извозчиком с вокзала прямо в Главное управление госполиции. В дороге пакет иметь все время при себе и держать таковой закрытым в портфеле, чтобы никто из посторонних не мог его видеть, а самое лучшее, сложить его вдвое, если без складывания не войдет, и спрятать в боковой внутренний карман жилетки. На извозчика, гостиницу и проживание даю вам 30 злотых. За успешное выполнение моего поручения по возвращении вам будет выплачено вознаграждение».
Вечером Розенбаум отправил курьера в дорогу, а сам начал собираться в путь для организации гастролей своих ансамблей по утвержденному ранее маршруту.Города Хожев, Бытом и Живец в целях политразведки Розенбауму ничего не дали. Вся надежда уставшего от безделия импрессарио возлагалась на Величку. Город, где находились самые большие в Польше соляные шахты, давал работу полутора тысячам рабочих-шахтеров, состав которых пополнялся за счет жителей горных селений, так называемой «гурали», а также из числа жителей Домбровецкого, Келецкого, Гурно-Шленского и Краковского районов.
Приехав в Величку, Розенбаум остановился в гостинице «Краков». Устроив в течение двух дней все дела по театру, он, наконец, получил возможность ознакомиться и с местной политической обстановкой. С этой целью он решил направиться к настоятелю местного костела Владиславу Скальскому. С ним импрессарио был знаком еще со времен военного похода Пилсудского 1920 года, когда отец Владислав был военным капелланом 9-й пехотной дивизии, которой командовал его тезка Владислав Сикорский. В подчинении у последнего была и военная речная флотилия, в которой служил Эдуард Розенбаум. Со времени демобилизации в 1921 году он знал, что ксендз Станислав направлен в Величку. Узнав же по приезде у первого прохожего о том, что последний и сегодня служит здесь, Розенбаум еще больше обрадовался. Он знал, что с этим человеком можно вполне открыто обо всем говорить, ничего не опасаясь.
Встреча в доме у священника была дружеской и теплой. Ксендз провел старого знакомого к себе в кабинет, и потекла спокойная беседа о том, кто, где, что и как. Как и положено, в беседе со священником импрессарио на все его вопросы отвечал честно и откровенно. Он сказал, что пришел сюда не только потому, что ему искренне хотелось повидать давнего знакомого, но и потому, что его новое служебное положение немало влияет на возможность поговорить со святым отцом, зная при этом, что сказанное ему никогда никто не узнает. В подтверждение этих слов ксендз помолился и сказал, что его слово свято.
Когда пришла пора Розенбауму задавать вопросы, то ксендз ответил, что «брожение рабочих масс в сторону социализма здесь, в Величке, заметно больше среди пришлых рабочих, местные же гурали — народ надежный, крепкий и неподвластный дурным влияниям. Правда, на окрестных лесопилках («тартаках»), находящихся в руках евреев, работает немало их соплеменников, вот они-то и являются разносчиками заразы социал-коммунизма. В этой своей дьявольской работе главная для них цель — подрыв в народе веры в Иисуса Христа, вот почему жидо-масонерия направляет протест людей труда против костела. Что до конкретных объединений смутьянов, то об этом я ничего сказать не могу, но мой костельный сторож Тыртэк, кажется, мне говорил о них. Сейчас я приглашу его сюда и заведу с ним разговор на интересующие тебя темы, а ты уж сам ориентируйся в этом. Во всяком случае, ты должен знать, что я всегда охотно пойду в этом деле тебе на помощь, так как служить для блага Отчизны — это не только похвально, но и отвечает законам Предвечного».
Через некоторое время пришел сторож Тыртэк, еще крепкий и здоровый мужчина с проседью в волосах и бороде. Ксендз представил ему Розенбаума как старого приятеля и сослуживца. Вначале разговор со сторожем шел о делах костельного совета, но постепенно его удалось перевести на желательную тему. Из словесного общения ксендза с Тыртэком стало ясно, что во многом возмутителем спокойствия среди местных рабочих является шахтер Ян Голомб [24] , прибывший на заработки в Величку из Домбровецкого горного района около года назад. Сторож, в частности, заметил, что подозрение к себе он вызывает не только потому, что не ходит в костел. Как человек развитой и грамотный, он читает книги и газеты и даже выписывает газету «Работник» — орган ППС (Польской социалистической партии). Номера таковой раздает для чтения другим рабочим шахты № 1 «Юзеф Пилсудский», где сам работает. Ян Голомб часто, особенно в нерабочие дни, встречается с рабочими лесопилки лесоторговца Файерманна. Эта лесопилка находится в десяти километрах от города, но связана с железнодорожной станцией узкоколейкой. Там имеется столовая для рабочих, а при ней сильный радиоприемник. Поесть и послушать приемник туда сходится немало шахтеров и рабочих. Был там в прошлое воскресенье и мой сын Юзеф, который рассказывал, что Голомб читает там вслух газеты и ведет разговоры о тяжелом положении польских рабочих».
24
См. о нем: Siownik biograficzny dziaiaczy polskiego ruchu robotniczeqo. Т. 2.
– Warszawa, 1987.
– S.99.
Когда Тыртэк ушел, Розенбаум поблагодарил Владислава Скальского за столь полезную для политразведки беседу, обозначившую фигуру, от которой можно разматывать «революционный клубок». На эту роль ксендз сразу же предложил кандидатуру сына Тыртэка — Юзефа: «Ему 27 лет, человек он женатый, серьезный, по специальности шахтер и работает на одной шахте с Голомбом, и если нужно, то с ним можно поговорить». Одобрив эту идею, сослуживцы распрощались, чтобы обратиться к столь привычным делам: ксендз к костельным, а импрессарио к театральным.
Утром, когда номерной принес Розенбауму завтрак, он, вероятно, со скуки стал говорить с ним о всякой всячине, об отце Станиславе, о Тыртэке…, и неожиданно тот заметил, что не только знает младшего Тыртэка, но в какой-то степени приходится ему родственником, так как женат на его двоюродной сестре. После некоторой паузы номерной охарактеризовал его предельно лаконично: «хороший и порядочный человек». Когда в ходе разговора Розенбаум выразил желание побывать на соляных шахтах, то его собеседник предложил ему присоединяться к одной супружеской чете из соседнего номера, которую он вызвался сопровождать в поездке с этой же целью. Импрессарио, разумеется, согласился и уже через полчаса вместе с супругами Ленковскими из Варшавы на экскурсионной фуре поехал осматривать шахту имени Пилсудского. По дороге он как мог разделял восторженные ожидания своих попутчиков в преддверии встречи под землей с костелом, устроенным из соли, а также замечательной фигурой Матери Божией — точной копии ее скульптуры в Люрце. Сделана она также из соли каким-то любителем-скульптором из местных жителей.