История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума
Шрифт:
С графом договоренность была достигнута тотчас же, и он предложил советнику должность помощника заведующего отделом экспедиции, т. е. снабжения и сбыта, одной из фабрик. При этом граф пояснил, что для господина советника была бы по силам и должность самого советника, но на этот пост правление акционерного общества недавно только утвердило многолетнего работника фирмы господина Плавского. Розенбаум на это сказал, что должность помощника со всех сторон для задуманной операции более удобна. Было также условлено, что свою должность Розенбаум займет с 10 февраля, так как встреча эта проходила в последних числах января. Что касается получаемых на фабрике сумм, то было решено, что таковые он будет сдавать сразу же генералу Розвадовскому.
В собственноручных показаниях, спустя годы, Розенбаум опускает детали своего вхождения в образ помощника заведующего отделом, не повествует он и о том, как выискивал себе помощников в деле разведывания источника забастовочного
Как отметил в своих показаниях советник госполиции, это первое в 1926 году свое задание он завершил к середине июня, раскрыв на фабриках «Жирардовской индустрии» вполне самостоятельную революционную организацию, носившую название «Вызволены роботник польски» («Освобожденный польский рабочий»). Возглавлял организацию мелкий служащий фабричной конторы (счетовод) Веслав Вонсович, его заместителем был старший кладовщик Иосиф Френкель. В организации также были Ян Жардельский и другие. Однако именно указанные трое рабочих из отдела, в котором «работал» Розенбаум, случайно, сами того не подозревая, навели его на след организации. Всего в состав комитета входили 15 человек. При аресте у Вонсовича был найден список всех членов организации. Поскольку их количество было весьма внушительным, то, по свидетельству Розенбаума, эта цифра (4 758 человек) осталась у него «глубоко в памяти».
После раскрытия революционной организации помощник заведующего отделом экспедиции подал заявление на увольнение за три месяца и все это время для сокрытия своего участия в этом деле продолжал оставаться на фабрике в занимаемой должности. И только свидетельство врача о болезни (она еще давала о себе знать) вынудили его сократить этот срок до двух месяцев. Все аресты и обыски в Жирардове были произведены чинами Главного управления госполиции под личным руководством полковника Корвин-Пиотровского. Сам Розенбаум все это время находился на своей должности помощника заведующего отделом. О том, что он является агентом политполиции, никто из сотрудников и рабочих не догадывался. Взаимоотношения его с заведующим и находящимися в его подчинении рабочими были столь хорошими, что перед уходом Розенбаума с фабрики они ему устроили прощальный вечер. Вернулся советник полиции в Варшаву в первых числах августа и по поручению Корвин-Пиотровского вплоть до сентября месяца занимался обработкой материала, изъятого во время арестов и обысков на «Жирардовской индустрии». После окончания этого дела в Главное управление приезжал граф Грохольский, чтобы поблагодарить господина советника за освобождение Жирардовских фабрик «от призрака коммунизма» (так в ходе этой акции шутил он). Испросив разрешения генерала Розвадовского, Грохольский вручил Розенбауму всю его заработную плату помощника заведующего отделом (1800 злотых) за шесть месяцев работы, от 1 февраля до 1 августа 1826 года, а затем округлил ее для ровного счета от себя до суммы две тысячи злотых. От генерала Розвадовского наградные были также вручены, но несколько позже.
Второе и последнее задание в 1926 году Эдуард Розенбаум получил в начале сентября. На этот раз вызвавший его к себе в кабинет Корвин-Пиотровский беседу с ним начал с воспоминаний о теплом Черном море, о том, каким прекрасным там бывает «бархатный сезон», после чего без обиняков перевел эти лирические отступления ближе к делу и сразу же предложил Розенбауму отправиться в Гдыню для проведения политразведки среди рабочих строящегося там порта, а также в частном пароходном обществе «Балтик», директором которого являлся бывший моряк австрийского торгового флота капитан Владислав Крыжановский. Последнего Розенбаум знал лично.
Из этой беседы стало известно, что в Гдыне в последнее время в изобилии разбрасываются всевозможные антиправительственные прокламации, почти в открытую распространяют большевистские газеты, привозимые из Советской России. «Ты посмотри, — сказал, обращаясь к советнику, полковник, — нет ли там какой-либо революционной организации или попыток основания таковой? Впрочем, — продолжал он, явно желая польстить Розенбауму, — что я могу посоветовать, как работать среди портовой публики морскому волку. Давай за дело, друже. Когда ты отправляешься в Гдыню?». На что Розенбаум ответил: «Поеду тотчас же, как только наведу необходимые справки в Департаменте морских дел». На это у советника ушло два дня, и 7 сентября он отправился на задание.
Приехав в Гдыню, он прежде всего посетил начальника торгового порта капитана Евгения Квятковского [25] , которого достаточно хорошо знал еще со времен похода 1 920 года. От него он узнал, что постройку порта здесь осуществляет строительная фирма варшавских инженеров Янковского и Тетмайера. Последний являлся родственником известного польского
писателя Казимира Тетмайера — автора нашумевшего в свое время романа «Конец эпопеи» о войне 1812 года. Розенбаум читал его и, разумеется, не разделял критического отношения автора к культу Наполеона Бонапарта в Польше. Тем не менее он с удовлетворением воспринял высокую оценку Тетмайеру-инженеру, данную начальником строящегося порта. «Одно плохо, — отметил вслед за этим капитан Квятковский, — что среди рабочих этого предприятия слишком много людей, съехавшихся сюда с разных мест и настроенных при этом крайне революционно. Я уже неоднократно сообщал об этом в свой департамент, но чем они смогут мне помочь…».25
Zelinski N. Historia Polski. 19141939.
– Wroclaw, 1985.
– S.193.
Посетив Квятковского, старого знакомого, чьи политические убеждения Розенбаум давно знал, он не стал кривить душой и скрывать цель своего визита в Гданьск. Услышав же последние сетования капитана, он с улыбкой заметил: «Вот видишь, раз я к тебе явился, значит, департамент, наконец, проснулся». «А что, всякое может быть, — ответил на это Квятковский, — и если счастливый случай нас свел, я считаю своей обязанностью помочь тебе всем, чем смогу. Первым делом предлагаю тебе остановиться у меня. Я по-прежнему закоренелый холостяк, места у меня хватит. А мой денщик-повар свое дело знает». На это предложение Розенбаум охотно откликнулся, и весь вечер, благодаря гостеприимству Станислава Квятковского, прошел тепло и сердечно.
Утром начальник порта предложил своему гостю пройтись с ним по строящемуся порту. В ходе его осмотра Квятковский легко заводил разговоры с рабочими, называя их по именам и фамилиям. Это, наряду с прекрасной зрительной памятью, приобретенной Розенбаумом на военной службе и в делах политического сыска, позволяло ему с ходу надолго запечатлеть окружающих у себя в голове. Прогулка по строящемуся порту заняла почти полдня. Вернувшись к Квятковскому на квартиру, советник полиции попросил его выдать ему постоянный пропуск в порт. Назавтра такой документ был получен, что позволило Розенбауму почти ежедневно ходить на строящиеся в порту объекты, где он заводил с рабочими разговоры на всякие темы, шутил с ними, угощал папиросами и т. д.
Однажды во время одной из таких прогулок Розенбаум повстречал своего бывшего матроса, который служил вместе с ним во время похода 1920 года и принимал деятельное участие в поимке лиц, разоружавших польские уланские пикеты. Звали этого матроса Станислав Гржимек. Подойдя к нему и пожав ему руку, Розенбаум сказал: «Рад тебя, братец, видеть. Что же ты тут делаешь, почему не на корабле?». И в ответ услышал немного злое: «Что делаю? Да просто засоряю море…». С ходу уловив, что у парня не идут дела, Розенбаум взял его под руку и отвел немного в сторону от других рабочих. «Послушай, Гржимек, — обратился к рабочему бывший его начальник, — у меня к тебе просьба: нигде не называй меня своим командором, я для тебя, если возникнет такая потребность — «господин доктор». Это важно». Договорившись, Гржимек сразу что-то сообразил, улыбнулся и ответил: «Все понял, господин доктор». Угостив бывшего матроса папиросой, Розенбаум пошел вместе с ним к группе стоявших рядом рабочих, угостил папиросами их, а потом, уходя, как бы в продолжение чего-то, известного только им двоим, сказал: «Ну что ж, засоряй и дальше свое море…».
Покрутившись немного возле этой группы рабочих, Розенбаум медленно двинулся к другому строящемуся объекту, как вдруг услышал за собой шаги. Он обернулся. Это был Гржимек. «Господин доктор, — достаточно громко, обращаясь к нему, сказал он, — вы забыли у нас свой портсигар». И действительно вручил командору его любимый кожаный портсигар, который он или забыл, или обронил, когда угощал папиросами рабочих. Розенбаум поблагодарил Гржимека, дал ему на пиво и пригласил к себе в гости, в гостиницу, куда он с утра переехал, не желая стеснять Квятковского.
Под вечер Гржимек явился, причем был он слегка навеселе. Розенбаум усадил его в кресло и с ходу стал расспрашивать о житье-бытье, о работах в порту, о заработках и о настроениях рабочих. На последний вопрос бывший матрос ответил несколько неожиданно: «Если бы у меня было под рукой оружие, честное слово, я бы всех их перестрелял. Это все прохвосты, дурни и большевики, а вы знаете, как я их «люблю». Но что сделаешь, живя с ними в одном бараке, вою с ними заодно…а порою и водку с ними пью». Услышав такие откровения, Розенбаум сказал Гржимеку: «Дорогой, живи с ними и дальше так, более того, постарайся от них узнать, нет ли среди них какой-либо революционной организации. А чтобы было тебе за что с ними выпить, вот тебе, братец, сто злотых. Сделаешь мне это дело, то сможешь неплохо заработать. В общем, как только что-либо узнаешь, лети ко мне…». Гржимек, несмотря на хмель в голове, все прекрасно понял, что и подтвердил словами, сказанными при прощании: «Командор, как и в былое время, в 1920 году, я вас не подведу».