История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг.

Навязчивое стремление российской правящей верхушки духовно подчинить беларусов в определенной степени напоминало религиозную войну. Но, насильно превратив значительную часть униатских церквей и приходов в православные, духовные и светские власти Российской империи всё же не создали надежной опоры для себя в беларуских землях. Облачившиеся в рясы православных попов, бывшие униатские священники в душе по-прежнему остались сторонниками прежней веры.

Их настроения наглядно проявились в 1812 году, когда многие новые служители православной церкви (то есть, недавние униаты) радостно приветствовали наполеоновские войска. Им было известно, что во Франции утвердилось терпимое отношение ко всем религиозным конфессиям. Следовательно, надеялись они, ни что теперь не будет угрожать опальной в России униатской церкви.

3. Как уничтожили униатскую церковь

После изгнания Наполеона такое поведение униатов побудило российскую верхушку пересмотреть и ужесточить политику в отношении униатства. Их надежды на то, что униаты сами стихийно потянутся к «истинной православной вере», не сбылись. Причиной всех конкретных актов «воссоединения» служили либо лживые обещания, либо откровенное насилие. Поняв, что реальные возможности для добровольного «возвращения» греко-католической церкви в лоно московского православия отсутствуют, Синод и император решили выдвинуть на первый план административные меры.

Император Николай I взял курс на «укрепление русской народности и православной веры» в западных губерниях. Увы, нашлись униатские священники высшего ранга, которые за соответствующее вознаграждение согласились служить РПЦ и российскому императору. Первое место среди этих предателей принадлежит епископу Семашко. Взгляды Семашко на веру своих отцов и дедов изменились после того, как он в 1822 году устроился на работу в униатский департамент римско-католической коллегии.

Справка: Семашко Иосиф, родился в селе Павловка Липецкого повета Киевской губернии, в семье униатского священника. В 1820 году окончил семинарию при Виленском университете со степенью магистр богословия. В том же году занял должность проповедника и профессора богословия в Луцкой семинарии, с посвящением в сан иподиакона, а затем диакона. С 1821 года — священник и заседатель Луцкой консистории. В 1822 году получил сан протоирея, стал членом 2-го (униатского) департамента римско-католической коллегии в Петербурге. С 1823 года каноник, с 1825 прелат-схоласт Луцкого униатского кафедральною капитула, находившегося в Петербурге.

В 1827 году подал императору записку о положении униатской церкви в Российской империи и средствах присоединения её к РПЦ. Николай І одобрил записку, она стала программой для дальнейших действий. С 1829 года — викарный Мстиславский епископ в Полоцкой униатской архиепархии, председатель её консистории. Одновременно сохранил членство, а затем председательство в Греко-римской коллегии, созданной в 1828 г. С 1833 года — епископ Литовский.

Был организатором и активным участником Полоцкого униатского собора в 1839 году. С 1840 года православный архиепископ Литовский и Виленский (с 1852 — митрополит). В 1844 году поселился в Жировичах, на следующий год — в Вильне. С апреля 1847 года — член Святейшего Синода. (А. Т.)

В качестве главного аргумента в пользу слияния её с РПЦ Семашко объявил угрозу со стороны польского костёла. В своих докладных записках он не жалел красок, чтобы убедить Синод и высшие власти Российской империи в том, что над униатской церковью сгущаются тучи католицизма, а потому её паству и служителей надо спасать от полной полонизации.

5 ноября 1827 года он подал царю Николаю І записку «О состоянии униатской церкви в России и о способах возвращения униатов в лоно православной церкви». В ней Семашко писал:

«Униатское духовенство, во времена Польши несколько римскому (католическому — Л. Л.) вражеское, теперь взаимностью пользы почти с ним соединилось… (Оно стало) «скорей более низким разрядом римского, чем самобытным сословием… Оно ввело взамен древних греческих обрядов — большую часть римских, взамен выразительного для народа богослужения — тихо читанные мши (мессы)…

Остался единственною почти определяющею чертою славянский язык, в богослужении употребляемый — но и тот поставленными из римлян священниками, а даже природными униатами ежедневно искажается и неохотно используется — в нравоучения народа по большей части употребляется польский язык, для него непонятный; а даже слышал, что по многим местам учат его самым важным молитвам на этом языке…

Довольно одного благоприятного случая, и полтора миллиона русских по крови и языку своему (т. е. беларусов — Л. Л.) отчуждены будут от старших своих братьев».

Кого Семашко понимал под «старшими братьями», понятно без объяснений.

Он намеренно преувеличивал степень полонизации униатской церкви (особенно в заявлениях о том, что в проповедях польский язык преобладает над беларуским), желая ускорить административные меры по соединению её с РПЦ. Беларуский язык, православные обряды и народные обычаи теперь занимали уже не то место в униатской церкви, как это было до присоединения ВКЛ к России. Но Семашко, вместо того, чтобы расширять и укреплять национальные (беларуские) элементы в униатском богослужении, был озабочен совсем другим — как бы поскорее сделать её частью московского православия. Он полагал, что это не так уж и сложно:

«Следует их только отдалить несколько от римлян… следует дать при помощи воспитания надлежащее направление общественному мнению духовенства, которое занимает 1500 униатских приходов… и народ легко пойдёт путями, которые указываются своими пастырями. Пусть поспешит благожелательное начальство препровождением к действию… основанием училищ для униатского духовенства».

В декабре 1827 года министр народного просвещения, главный управляющий Департамента иностранных вероисповеданий адмирал А. С. Шишков подписал разработанный его подчиненными и Семашко проект ликвидации униатской церкви. Для этого надо было прежде всего оторвать униатскую церковь от католической.

Уже 22 апреля 1828 года (по прямому приказу царя Николая) униатский департамент был выведен из состава Римско-католической коллегии и преобразован в самостоятельную Греко-униатскую коллегию. Вместо прежних четырех униатских епархий (Брестской, Виленской, Полоцкой, Луцкой) учредили две — Белорусскую (с центром в Полоцке) и Литовскую (с центром в городке Жировичи Слонимского повета, а позже в Вильне).

Особое внимание Семашко к созданию для униатов духовных училищ русского образца было обусловлено точным расчетом. Он прекрасно понимал значение русского языка и русских православных традиций в реализации задуманного им плана:

«Ничто более не сближает людей между собой, как использование в обшей жизни одного языка, а потому и надо ввести во всех духовных училищах преподавание наук взамен польского на русском языке — сразу или постепенно».

Вот в чем заключалась причина той энергии и настойчивости, с которыми Семашко внедрял русский язык в униатские церкви и учебные заведения. Кстати говоря, сам он плохо владел русским языком. Духовное образование Семашко получил на польском языке, долгое время пользовался им не только при исполнении церковных служб, но и в бытовых отношениях с близкими людьми. Но такова психология всех предателей и ренегатов — кусать руки, обласкавшие их.

Семашко использовал для достижения поставленных им целей абсолютно всё, в том числе откровенные вымыслы. Например, в записке от 26 июля 1832 года, посвященной положению униатской церкви после восстания 1830 года, он, вопреки исторической правде, утверждал:

«Уния никогда не имела собственной самостоятельности — это была только мера для перерождения русских православных в римлян-поляков; и униаты в двухвековой борьбе этих мощнейших противников принуждены были всегда подчиняться более сильному».