История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг.
Шрифт:
Униатство, существовавшее в Беларуси свыше 240 лет, не могло быстро уйти в небытие. Переход верующих из одной конфессии в другую был неразрывно связан с процессом постепенного изменения религиозного самосознания, растянувшимся на длительный срок. Не случайно многие иерархи РПЦ заявляли, что бывшие униатские священники в душе не отреклись от своей веры, стараются быть россиянами только внешне. По той же причине долгое время считалось, что для достижения наибольших успехов в деле русификации беларусов следует направлять в Северо-Западный край священников из центральных русских губерний, а не выходцев из местного населения.
Запрещённое униатство для многих его приверженцев стало после этого ещё дороже и ближе. А. И. Герцен почти через 20 лет после Полоцкого собора — в 1858 году — писал
Равнодушное отношение бывших униатов к навязанной им православной вере московского образца вынужден был отметить лютый враг римско-католической и греко-католической церквей М. Коялович. Побывав в 1866 году в Вильне, в других городах и селах Беларуси, он записал в своем дневнике:
«В православных храмах почти не видно простого народа, и видно только служилую русскую интеллигенцию, а костёлы переполнены простым народам. Православный храм… чужд тамошнему русском) (беларусов Коялович называл русскими — Л. Л.), а костёл, где так много искусственности и непонятно все, что соответствует канону, переполнен русским народам, да ещё этот русский народ распевает там заодно с папами по-польски прибавочные части из латинского богослужения» [58] .
58
Церковный вестник. 1886. № 45, с. 708.
До конца жизни сохранил искреннюю приверженность униатству Иван Карский, дядя известною основателя беларуского языковедения Ефима Карского. В Лошанском приходе Гродненского уезда, где он жил, служба по-униатски сохранялась вплоть до 1855 года:
«Почти все церковные службы проводились на униатский манер. Если священник предложил петь: «Господи, помилуй», то крестьяне отвечали: «Мы не москали, чтобы петь «Господи, помилуй». Из пяти тысяч душ этого прихода всего-навсего пять знали бусины и молитвы по-русски».
Пока в Беларуси существовало униатство, царизму было трудно разобщить наш народ с помощью религиозного фактора. Рядовые униаты легко шли на сближение с православными благодаря общему с ними восточному обряду, а с католиками их объединяло подчинение Папе Римскому.
Но после упразднения унии беларуские крестьяне постепенно разделились на православных и католиков, за спинами которых стояли две крупные нации — русская и польская, с традиционной враждой между собой. В связи с этим беларусы-православные начали все более ориентироваться на Россию, а беларусы-католики — на Польшу, что нередко провоцировало конфликтные ситуации. И если дело не дошло до братоубийства, то лишь потому, что у наших прадедов хватило ума и выдержки не доводить дело до кровопролития. Одним из первых обратил внимание на указанное обстоятельство Янка Станкевич:
«Беларусы, по мнению московского правительства, должны были превратиться в два враждебных табора, в янычар, которые, сражаясь между собой, могли бы сами себя уничтожить».
В отчаянии сотни тысяч беларусов-униатов, желая как можно больше «насолить» русскому православному духовенству за совершенную им гнусность, бросились в объятия католицизма, с которым они прежде постоянно воевали, ибо не желали изменять униатской церкви. Никогда ещё так быстро не росла численность беларусов-католиков, как после упразднения Брестской унии. Кое-кто среди иерархов РПЦ понимал гибельность Акта 1839 года, но предпочитал помалкивать. Между тем настроение огромной массы людей являлось весьма мрачным.
Чтобы лучше понять трагизм положения крестьян-униатов, давайте на минуту представим себе чувства людей, лишенных возможности крестить детей, венчаться, хоронить членов семьи согласно обычаям своих отцов, дедов, прадедов и прапрадедов. Оказавшись в столь
непростой ситуации, одни эмигрировали, другие избегали ходить в церковь, не приглашали священников к себе домой, третьи тайно молились и совершали обряды согласно старым заветам. Например, в мемуарах беларуского историка, краеведа, писателя Александра Ельского приведены факты крещения детей согласно униатскому обряду даже в конце XIX века! Иными словами, то, что происходило в Беларуси после 1839 года, во многом напоминало события в Московии после церковной реформы, проведенной в 1653–55 гг. патриархом Никоном.Дореволюционные русские историки слишком преувеличивали стычки между униатами и православными, стараясь этим оправдать насилие над первыми. Как при заключении Брестской церковной унии в 1596 году, так и при упразднении её в 1839 году беларусы вели себя цивилизованно, не поставили конфессиональный фактор выше национального.
Разумные люди очень быстро поняли всю трагедию конфессионального разделения беларусов. К числу таковых относился и руководитель восстания 1863–64 гг. в Беларуси Константин Калиновский. В шестом номере своей подпольной газеты «Мужицкая правда» он обвинил русское правительство в том, что оно «отобрало у нас нашу справедливую униатскую веру и погубило нас перед Богом навеки, чтобы иметь возможность нас без конца драть».
Если бы у нас во время восстания была своя национальная церковь, она сделала бы всё возможное для мобилизации народа на борьбу с царизмом, стремившимся «драть» беларусов до бесконечности. Что же касается православной церкви, то она активно поддержала все действия царских войск по борьбе с повстанцами и все зверства, творившиеся по приказам Муравьёва-вешателя.
Калиновский и его соратники твердо верили в то, что в условиях Беларуси наиболее успешно в роли национальной церкви могла выступать только униатская церковь. Логика их рассуждений была проста и понятна. Православная церковь в беларуских землях полностью подчинялась русскому Синоду, во главе которого стоял сам царь; католическая церковь (костёл) всецело зависела от польского духовенства. Поэтому в планах и действиях их обеих не было ничего хорошего применительно к беларуской национальной идее. Не случайно возрождение униатства являлось одним из важнейших требований программных документов, выработанных накануне восстания 1863–64 годов группой Калиновского…
Произошедшие перемены в церковной жизни сразу же выявили острую нехватку духовных служителей разного рода и ранга, которым следовало отныне проводить в Беларуси линию руководства РПЦ. «Помощь» не заставила себя ждать. Прибывшие из центральных губерний России православные священники с таким напором взялись за униатов, что даже превзошли в своих стараниях прежних иезуитов. И всё же до иезуитов им было далеко. Те, отправляясь в чужие края с миссионерскими целями, предварительно изучали язык местного населения, приобретали хотя бы элементарные сведения об истории и культуре коренного населения. Русские православные священники не утруждали себя подобной чепухой. Учитывать местную национально-культурную специфику они изначально не собирались. Свою задачу попы видели в другом: в «исправлении» жителей Северо-Западного края, «испорченного», по их мнению, пагубным влиянием «латинства» и польской культуры. Тот факт, что им самим по части образования и общей культуры было очень далеко как до ксендзов, так и до образованной части беларусов, ускользал от их понимания.
Возможно, результаты упразднения унии были бы менее трагическими, если бы всё то, о чем сказано выше, касалась только перемен в конфессиональной жизни миллионов беларусов. Но дело этим не ограничилось. Срочно был издан царский указ о запрете употреблять беларуский язык в бывших греко-римских, а ныне уже православных храмах, всячески следить за тем, чтобы беларуское слово не использовалось также и в католических храмах. А это вполне могло иметь место там, где ксендзами являлись прежние униаты. Сам того не понимая, запретом беларуского языка в римско-католической церкви царский режим весьма способствовал укреплению в нем позиций польского языка, а значит, и усилению процесса ополячивания верующих этой конфессии из числа этнических беларусов.