История моей жены. Записки капитана Штэрра

Что же касается моего душевного состояния, то я словно родился заново. Уже хотя бы потому, что прежде мне не часто доводилось сталкиваться с подобным, бесцельно я никогда не путешествовал. Всегда наспех, всегда озабоченный сверх меры, и если и хотелось что-то видеть — тоже на бегу, все сразу. Но теперь — нет, теперь я не хотел ничего определенного. Подворачивалось что-нибудь интересное — осматривал, нет — шел дальше. Заверяю вас, ощущение такое, будто купаешься в потоках весеннего ветра.

Стоило мне приехать куда-то, и я не бросался, как прежде, на улицы или базар, где от шума оглохнуть можно. Поднимался к себе в номер, прилечь ненадолго, или же забивался в какой-нибудь укромный уголок за темными стеклами или укрывался в цветах, взбирался все выше и выше — это мне очень нравилось — и оттуда наблюдал город, изучая его, точно какую-нибудь статую. Что же привлекало мое внимание? По всей вероятности, мелочи, пустяки. Ветер или дождь, противень сдобренного сметаной паштета, который выставили на окно остудить, мэр городка, девушки… Впрочем, никогда еще подробности земной жизни не казались мне столь чуждыми. Я словно бы только что свалился сюда с какой-то далекой звезды, и душа моя была полна смеха. К тому же беспредметного, поскольку ни издевки, ни пренебрежения в нем не было, Бог его знает, что это был за смех, непроизвольный, да и все.

Все складывалось хорошо, ведь это был первый в моей жизни долгий отдых. К тому же путешествовал я без багажа. Такое я впервые увидел в Швеции. Один американский миллионер прибыл туда вместе со мной именно так, как я говорю: без ничего, с портфелем в руках. И я, не переставая дивиться этой привычке, тотчас решил, что если когда-нибудь наживу капитал, последую его примеру. Ведь до чего удобно — сойти с поезда, не заботясь о багаже. Сделается холодно или понадобится что-то из вещей, куплю по дороге. И если не потребуется в дальнейшем, оставлю в гостинице, на радость горничным.

Позволю себе заметить здесь: хотя счастье есть величайшая победа эгоизма, его полнейшее свершение, счастье невозможно представить без самозабвения. Отчасти потому я и процитировал столь подробно письмо Грегори Сандерса — там речь идет о том же: что означает для нас освободиться от самих себя. В общем, так я жил тогда. Словно бы и не было меня на свете. И был счастлив.

И лишь очень редко всплывали прежние, навеянные эгоизмом мечты, но и те неопределенные, расплывчатые.

Бродить бы по полям Франции, покуда не встретится где-нибудь юная девушка. Ведь как прекрасно изложена эта история в библейской легенде об Иакове: он увидел свою суженую внезапно, у колодца, и оказалось, что они состоят в исконном родстве. По-видимому, мне тоже нужен кто-то, кому ничего не пришлось бы толковать о себе, поскольку он все знает. Ему все ведомо о тебе, Бог весть, откуда, из каких глубин времени.

«И тогда я все же не был бы так одинок», — думал я иногда.

В окне кафе была выставлена афиша: имена артистов я до сих пор помню: Лос Вивьендос и Каррикада, испанские музыкальные клоуны, и отдельно крупными буквами — Додофэ. Только их уже и след простыл, в кафе, тускло освещенном газовыми лампами, было пусто. Правда, и время приближалось к трем часам ночи. Снаружи — полный мрак и вьюга.

Зимняя метель во всей своей прелести, когда крупные белые снежинки сонно кружатся, словно игрушечные ангелочки. «Души убитых детишек», — подумалось мне. Лезет иной раз в голову невесть что.

Я только что сошел с поезда и решил заглянуть сюда, дождаться утра. Меня всегда привлекали такие места. На стенах и на зеркале бумажные розы, и поскольку огонь в очаге полыхал весело, я сел рядом. На заднем плане широкая завеса, тоже из бумаги, с изображением лебедей на пруду.

В помещении царила глухая тишина. Единственный сонный официант слегка оживился при моем появлении, а когда я заказал шампанского и коньяка в придачу, оживился еще больше.

Но и само помещение словно всколыхнулось при звуках моего голоса. Я почувствовал чье-то присутствие. Вернее, даже не в этот момент. У меня с самого начала было ощущение, будто за занавесом кто-то скрывается, может, даже не один человек, и оттуда наблюдают за мной.

И вправду. Стоило мне присмотреться, и я увидел маленькую дырочку с края занавеса, где поблескивал человеческий глаз.

«Ну, вот, — подумал я, — наверное, здесь меня наконец-то ждет приключение».

К чему отрицать, до сих пор я исходил вдоль и поперек эту грешную Францию, словно райские кущи. Весело и беззаботно, и никакие слухи меня не пугали. «Профессор-иностранец пропал без следа». «И поделом ему, — думал я. — Небось в нем не было сотни килограммов мускулов». — «Даму из Египта убили на железной дороге». «Бедняжка! — думал я. — Умерла, не изведав радости». — И всякая прочая ерунда лезла в голову.

Но сейчас я все-таки удивился. Подозрительно выглядел глаз в том «глазке». А у меня карманы были набиты деньгами.

Мгновенья, подобно канатоходцам, напряженно шли по моим натянутым нервам — так подействовала на меня эта короткая встреча взглядов… А затем все миновало, разрешившись неким чудом.

Откуда-то появился молодой человек весьма необычного вида. Он был облачен в чистый шелк, до такой степени белый, что глазам было больно смотреть на его трико, блестящее и скользкое. Это и был Додофэ.

Впрочем, вполне приличный молодой человек. Аккуратные бачки, на щеках цветут розы живости. Вел он себя скромно, очень изысканно поздоровался и даже поклонился, отдавая дань моему шампанскому. Затем потянулся, покружил по комнате и уставился на снегопад, словно проспал где-то в углу перемену погоды. После чего попросту поинтересовался, где Лиззи. Не у меня, у официанта…

— Лиззи! — весело позвал он.

Я поставил бокал на стол.

Вся сцена казалась наваждением. Мужчина в шелках, бумажные цветы, диковинная вьюга за окном…

«Вот до чего она докатилась! — подумал я. — Возможно ли это?»

Мне ли не знать о том, на что способно человеческое сердце при звуках одного-единственного слова! «Лиззи», — произнес он. Я тоже говорил когда-то «Лиззи». И не так уж давно, словно вчера. Но на самом деле минули годы, как я не произносил этого имени.

Такое редкое имя, с тех давних пор я его ни разу не слыхал.

Вот до чего она докатилась!

Мне не верилось, хотя в душе я многое мог бы себе представить, касающееся ее судьбы. Но чтобы именно этим она занималась в Испании и какими-то ветрами ее занесло сюда?

Но ведь ей всегда хотелось быть артисткой…

Словом, у меня возникло невероятное чувство, что она тоже находится здесь, под одной крышей со мною. И это было даже не чувство, налетевшее, как смерч, а более того — почти уверенность. Я готов был ручаться жизнью, что это именно так: она совсем рядом, всего лишь в нескольких шагах от меня.

Конечно, она здесь и даже видела меня. Подсматривала в «глазок», а выйти из-за занавески не посмела.

— Желаю расплатиться! — крикнул я официанту, чувствуя, как вся кровь прихлынула к сердцу.