История одного безумия
Шрифт:
Сквозняки роются в бумагах на столе, в его книгах, разложенных на полках до потолка…
Рукой их не достать, нужна табуретка…
Помню, однажды я свалился с табуретки и приобрел рога на лбу… с рогами я больше похож на себя…
В комнату полковника я не решился войти…
Полковник застрелился… все еще чувствуется запах пороха… и дым висит вокруг лампы…
Полковник расстрелял портрет жены, потом пустил пулю в себя…
Жена полковника, Юлия, предала его…
Предательства полковник не выносил…
Убить жену
Юлия променяла героя войны на гробовщика…
Умом женщин не понять…
Помедлив, я приоткрыл дверь в свою комнату… здесь в этой жуткой тишине когда-то витал мой дух…
И все еще витает…
Однако, кто-то здесь все изменил…
В комнате было светло, благостно и благодатно, а стало темно, уныло… кругом занавески, даже на зеркале…
Лишь стеклянные сосульки люстры над головой остались прежними… и вид из окна…
Кровать узкая, наверное, какой-нибудь старик поселился…
Закрыв глаза, я увидел жильца… ужасное видение…
Над кроватью висел портрет мальчика в панаме, которому год или два, а может и все три…
Неужели это я?.. вряд ли…
Кажется, кто-то постучался в дверь… и все еще стучится…
Наверное, сквозняк… нет, не сквозняк… мальчик в панаме… роется в бумагах на столе, что-то ищет… в тумане его разум…
Мальчику уже 7 лет… он сидит в инвалидное кресло тети на резиновых шинах… сочиняет… прибавляет слово к слову… играет словами… вводит себя в обман…
Послышался шелест…
Сквозняк листает сухие листья на террасе, словно страницы книги…
Осень… она как жизнь Юлии, жены полковника… красива и коротка…
После смерти полковника портной женился на его жене, Юлии, сестре Жанны… она умерла от родов… с тех пор портного грызла тоска… и грызет…
Чтобы не сойти с ума, портной увлекся философией, и, кажется, нашел успокоение…
Я тоже искал успокоения, допытывался на этот счет у портного, хотел что-нибудь узнать о загробной жизни тети…
Хотел бы я знать, почему философия не разлучила полковника с отчаянием?..
Женщины не помогали ему жить…
Полковник впал в исступление, стал самоубийцей…
«Любовь — ты смерть…» — это эпитафия портного на смерть полковника…
Бог хотел весь мир обнять, и вот оно возмездие…
И я был ранен любовью…
Меня бог спас от самоубийства…
Портной сказал, что я заблудился на пути к высокому, вечному…
Примадонна являлась и мне почти каждую ночь, и не одна, с приемными детьми…
Опять я заснул… проклятая сонливость…
Помню, проснулся я в страхе за семью…
Еще не потеряв, я уже плакал о потере, жалел детей…
И ад меня не отрезвил…
Я и там побывал… блуждал в потемках, ждал рассвета, пытался разгадать тайну смерти, но лишь покрылся сажей, копотью и язвами…»
«А беженцы все идут… у них исход…
Они идут мимо мечети, по улице мучеников, через руины театра… спустились
к воде… идут уже по морю, по воздуху…Для них все дорога, даже простор… нет стен, границ…
Все это можно вообразить, но нельзя понять…
Обычные люди толпятся на набережной, смотрят, удивляются зрелищу, догадываются, что и они могли когда-то ходить по воде и воздуху… и они ничего не знали о смерти…
В городе никого не осталось… тьма спугнула и Бенедикта…
А вот и Бенедикт… привет тебе… позволь тебя обнять с благоговеньем…
Толпа прячет Бенедикта…
Я пытаюсь протиснуться сквозь толпу…
Пес Пифагор пытается мне помочь… рыжий, тощий он оскалился, встал на дыбы…
Толпа подалась, раздвинулась…
Увы, Бенедикт повернулся ко мне спиной и исчез презренный и забытый…
Бенедикт вообразил себя богом, пожертвовал собой, стал человеком, ни в чем богу не уступая… подвергся крестным мукам… даже сошел в ад, в эту могилу света…
Однако светает…
Божественный рассвет приветствует беженцев…
Куда ни кинешь взгляд, крутые скалы и теснины… повсюду…
А что за ними?..
Я увидел зрелище… и не я один…
Воображение нарисовало город в небе…
Мужчины кругом говорили, показывали пальцем на небо, куда ушли беженцы от войны…
Женщины плакали…
Дети смеялись, прыгали вперед-назад… они хотели скорее умереть, чтобы тоже ходить по воде и по воздуху…
Дьякон вышел из православной церкви, махая кадилом…
Он лишился ума, отпевая покойников, и уже не понимал, что поет, напуганный происходящим…
Все вокруг твердили одно: «Чудо!..»
Ему казалось, что они спит и видит сон… он смотрел на небо и думал, способен ли он на такое, но не торопился попробовать… он питал, вынашивал в себе чудо, как смерть…
Было мне и другое зрелище… я услышал голос из облаков… он взывал, требовал…
Всю ночь я провел в своей комнате в доме на Поварской улице… я писал…
В этой комнате я жил, когда мне было 7 лет, и у меня было детство…
Нужно умереть, чтобы вернуть детство…
Я хочу умереть и боюсь, вдруг воспоминания исчезнут, или как-то изменятся?..
Лучше остаться таким, какой я есть, петь гимны и улыбаться всему, скалам, деревьям, листве, что-то шепчущей нежное…
Беженцы все идут и идут… по воде и по воздуху…
Мой взгляд устремлен в пыльное жемчужно-серое небо…
Мне уже за семьдесят… я все еще не знаю, зачем я здесь?.. что мне нужно понять, сделать?..
Я пишу, уже много написал… и что?.. в этом смысл и сладость моей долгой жизни?..
Я записал и это хождение беженцев по воде и воздуху, которое призвана доказать присутствие в нас бога…
Все эти превращения я переживал в детстве…
Я то покрывался чешуей, то пухом… и умирал, чтобы проснуться…
Страшно не иметь воспоминаний…