История одного полка
Шрифт:
2. Самарканд — Кушка — Шинданд
На Кушку вместе с ПМП (полковым медицинским пунктом) я прибыл первым эшелоном 19 февраля 1980 г. Всего, со слов Михалыча, для перевозки полка было выделено 5 эшелонов, на последнем (пятом) он и прибыл 23 февраля. Так мы оказались в самой южной точке СССР (ранее самая южная точка Российской империи), в готовности 24.02. пересечь границу с Афганистаном. На практике была опровергнута известная пословица: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». О самой Кушке в памяти почти ничего не осталось. Помню лишь, как 23.02. мы (несколько офицеров, в основном из Дрогобыча), постригшись наголо, встретили наш профессиональный праздник: где-то в поле жгли костер, что-то жарили, запекали картошку, пили водку за доблестные ВС и давали друг другу клятву, что когда все закончится (ведь все когда-то заканчивается), мы встретимся на этом самом месте и в том же составе (были помню: Игорь Рослов, Витя Соколов, Миша Козубай, Витя Трутнев, Виталик Шиманович).
Ночью прошел мощнейший ливень, река Кушка здорово поднялась, было много слякоти и грязи. А 24.02. рано утром мы уже пересекали границу. Я забыл упомянуть, что в Самарканде нашему ПМП был выделен
Никаких указаний на этот счет не поступало, и все отмахивались от меня, как от назойливой мухи, мол, нам не до таких пустяков. Сейчас это, кажется смешным, на то ведь они и индивидуальные, чтобы находиться в индивидуальном пользовании, но суть была в том, что в каждой аптечке содержался шприц-тюбик с промедолом, а это требовало строгого учета. В конечном итоге все-таки было принято решение, и АИ были розданы в подразделения, а затем и личному составу. Дальнейшие события показали, что это было сделано правильно.
Итак, в 6 часов утра 24.02.1980 года колонна тронулась в путь. Странное было ощущение, за невидимой чертой позади оставалась наша Родина. Пески, горы, иногда попадались какие-то странные убогие лачуги, размалеванные, забитые людьми автобусы, причем женщины ехали снаружи, а не внутри (на крыше или даже на крыльях машин), встречались плакаты с портретами Бабрака Кармаля (между собой мы его называли «Колька Бобров»). Прошли через несколько перевалов, на которых лежал снег. Было довольно холодно, вначале с опаской поглядывали на горы, но все было спокойно. Проезжая Герат, 3-й по величине город страны, наконец-то увидели «зеленку», кое-где встречались группы людей, размахивающие брелками, очками, часами, магнитофонами, с виду они были настроены довольно миролюбиво. В то же время в районе Герата слышалась артиллерийская канонада, там шел бой. Колонна растянулась на десятки километров (кое-кто говорил, что до 100 км, но я точно утверждать не берусь), и вот где-то под Гератом случились тяжелые аварии. Столкнулись и перевернулись две ТЗМки (транспортно-заряжающие машины) 3-го адн и еще одна скатилась в пропасть (?), один водитель получил тяжелую травму (у других были незначительные повреждения). Он получил сочетанную травму и находился в сопорозном состоянии. Особенно вызывали опасения перелом бедра и ЗТМ (закрытая травма мозга). После оказания первой врачебной помощи (обезболивание, наложение транспортной шины) мы на носилках погрузили его в «санитарку» и эвакуировали в ближайший медицинский пункт (ОМедБ, ПМП?), развернутый в Герате, их палатки располагались недалеко от дороги, по которой мы совершали марш. В дальнейшем, по неподтвержденным сведениям, пострадавший был эвакуирован авиатранспортом в Ташкентский госпиталь, где скончался 26.02. (?).
Передав пострадавшего водителя, мы поспешили вдогонку за ушедшей вперед колонной. За время нашего отсутствия перевернувшиеся машины при помощи кранов (в штате полка было 2 автокрана?) были поставлены на место и продолжили движение. Дальнейший марш проходил без существенных происшествий. В место расположения полка прибыли ночью, толком рассмотреть что-либо было невозможно (как говорится: «ночь, хоть выколи глаза»). Встречал нас командир со свитой, фонариком указав, где нам следует встать. Заночевали в машинах. Утром 25.02. осмотревшись, я увидел, что полк остановился в долине, окруженной горами, никаких деревьев, кустов поблизости не наблюдалось, ближайший населенный пункт г. Шинданд, находился от нас в нескольких километрах, между нами и городом размещались автобат (рембат?) и госпиталь. Поступила команда обустраиваться, начали устанавливать палатки. Руководил процессом майор Зимин (Кузьмич), который производил разметку и командовал, кому и где размещаться. На следующее утро Кулешов, посмотрев на это безобразие, а палатки стояли вкривь и вкось, приказал все переделать и переустановить, так повторялось несколько раз. Наконец закончили, ПМП был развернут в 5(6) палатках УСБ и УСТ (приемно-сортировочная, перевязочная, изолятор, аптека, выделили небольшой отсек для стоматолога), так же было выделено место для размещения личного состава ПМП. Не успели толком развернуться, как нас уже навестило высокое начальство в лице начальника медицинской службы ТуркВО полковника м/с Каменскова Н.Н. Надо ли говорить, что увиденное его не слишком впечатлило. В оправдание могу сказать, что после следующего его посещения (где-то в мае 1980), отзывы о нашем ПМП с его стороны были весьма лестными.
3. Шинданд
Постепенно жизнь стала входить в свое русло, начали обустраиваться, ПМП работал в плановом режиме: велся амбулаторный прием, проводились тренировки, занятия. Особое внимание необходимо было уделять санитарно-противоэпидемическим мероприятиям, я прекрасно понимал, что в любой момент могли возникнуть массовые инфекционные заболевания, пока они появлялись в виде единичных, спорадических случаев (острые кишечные инфекции, гепатит А). При помощи канавокопателей на расстоянии примерно 70 метров от ближайших палаток была вырыта траншея для обустройства туалета, вокруг которого была натянута маскировочная сеть. Воду из местных арыков (?) доставляли водовозкой (автоцистерной), воду обязательно хлорировали. У входа в столовую стояли умывальники (баки с краном), всех, входящих в палатку в обязательном порядке заставляли этой водой мыть руки (специально для такого контроля выделялся дежурный фельдшер или санинструктор). (Потом уже, после своего отъезда, я узнал, что для водоснабжения в полку были пробурены скважины,
что, несомненно, было чрезвычайно важно.) Конечно же, все работники пищеблока проходили соответствующее обследование, на всех были заведены специальные санитарные книжки.Питание было довольно однообразным, картошка — из банок, несколько видов консервов, тушенка. Почему-то врезалось в память, что были бочковые соленые помидоры и Шевцов (начальник тыла полка) периодически восклицал «Нас спасут только помидоры», я это запомнил на всю жизнь и периодически этой фразой до сих пор шокирую окружающих. Также получали доп. паек, это запомнилось потому, что мы иногда по вечерам «расписывали пулю» (играли в преферанс) и рассчитывались печеньем или сгущенкой. Чеки «Внешпосылторга» стали получать только в апреле (пример чека прилагаю на фото — случайно сохранился), а так, наше денежное довольствие получали жены через военкомат.
Тогда же впервые появились автолавки, в которых можно было кое-что на эти чеки прикупить (запомнилось, что я там купил, когда улетал домой, банку черной икры, которую пришлось отдать в Ташкенте в авиакассе, т. к. не хватало денег на билет).
Серьезно заболевших мы отправляли в Шиндандский Военный госпиталь, благо он находился от нас совсем рядом, в отличие от дивизионного МедСБ, который располагался в самом Шинданде. Этот госпиталь был сформирован на базе Приволжского округа (в основном, за счет Куйбышевского, ныне Самарского и Казанского госпиталей). С сотрудниками госпиталя у меня сложились довольно тесные, можно сказать дружеские отношения. Запомнился случай, потому что я тогда от командира получил «по полной». Дело было так: я привез в госпиталь несколько больных, в это же время поступила группа раненых. Подбегает начальник отделения переливания крови (Петр Андреевич): "Срочно нужна кровь — 0 (I) Rh +", говорю — "У меня такая, бери". Ну, и откачали по-быстрому пол-литра. После налили, как положено, спирта с аскорбинкой и глюкозой. Приезжаю обратно в полк, Кулешов и спрашивает: "Ты чего такой квелый". Я и рассказал. Вот тогда-то и получил. "Ты, говорит, нужен мне здоровый, боеспособный и соображающий, еще раз узнаю…" — далее следовали непечатные идиоматические выражения. Конечно же, он был, прав.
С каждым днем становилось все жарче, от палящего солнца спрятаться было негде, в полуденное время все занятия и работы отменялись (своеобразная сиеста), в палатках воздух нагревался еще сильнее, помню, чтобы спастись от жары рядом с койкой ставили тазики с водой, в них опускали простыни, которыми потом обматывались, прохлады хватало ненадолго, пили горячий чай и это действительно помогало, все это напоминало сауну. Несмотря на то, что построения, строевые смотры (а приходилось стоять в сапогах, по всей форме) проводились в утренние часы, у некоторых бойцов случались тепловые удары, что в ряде случаев требовало оказания неотложной помощи. Чуть позже прямо на открытом воздухе, рядом с ПМП, установили своеобразный душ — на опорах разместили резиновую бочку, заливали в нее воду, которой периодически ополаскивались, но это спасало ненадолго, т. к. вода очень быстро нагревалась и превращалась, чуть ли ни в кипяток. Временами донимал также гармсиль — очень сильный ветер, который поднимал тучу песка и даже мелкие камни, песок проникал везде: в одежду, уши, глаза. По вечерам, когда рабочий день заканчивался, и жара спадала, мы часто с ребятами собирались в палатке, иногда играли в преферанс, вспоминали наших родных и любимых, былые мирные дни, пели под гитару, я отдавал предпочтение бардовской песне (Окуджава, Высоцкий, Визбор, Кукин), у Миши Козубая был свой репертуар. Как-то мы с ним на мотив песни Е. Клячкина, «Ключи» сочинили песню, привожу ее по памяти:
«Не гляди назад, не гляди, Прошлое отставить пока. Что же, друг, нас ждет впереди? У солдат судьба не легка. Только мы не верим судьбе, Верим, что вернемся назад — Там ведь нас любимые ждут, И родные песни звучат. Ты прости, родная моя, Ты прости мой ранний уход. Знаю, что разлуку кляня, Веришь ты в счастливый исход. Мой поход и долг мой и рок, Только ты, любимая, жди, Много мы истопчем дорог, Прежде, чем дойти. Этот чужеземный Восток, Где стреляет в спину бандит, Где всегда на взводе курок, И шальная пуля летит. Мы должны все это пройти Сквозь печаль разлуку и боль, Чтобы через все пронести Веру и Любовь. Не гляди назад, не гляди: Нас не переменят года. Чтобы не ждало впереди, С нами остаются всегда — Русский лес и запах волос, И любимых рук белизна, И глаза родные до слез, И цветы, и жизнь, и Весна!»Кстати, строевой песней нашего полка была песня из к/ф «Щит и меч»: «Прожектор шарит осторожно по пригорку…». Иногда, как теперь говорят, прикалывались, переделав слова какой-то песни, и орали (отрывок):
«… Икру сгущенным молоком, Мы с наслажденьем запивали, И методично день за днем Всю местность дружно обс…. Презрев гармсиль и знойный смрад, Вперед сквозь пыльные бураны, Подставив ветру голый зад, Мы ср… садились за барханы…».