История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)

«По случаю столетия пребывания Пирогова в Болгарии в начале 1977 года в Плевне была проведена юбилейная болгаро-советская научная сессия. Был показан новый документальный фильм о Пирогове, розданы юбилейные Пироговские бронзовые медали и был открыт парк-музей Пирогова в окрестностях Плевена».

Инициатором и главным организатором и этой юбилейной сессии выступает мой семидесятипятилетний отец. Подготовка длилась долго. Необходимо было найти средства, все согласовать… Из переписки с профессором ВМА генерал-лейтенантом А. С. Георгиевским:

5 марта 1976 г., Черноголовка.

…В Москве я говорил по пироговским делам с Г. Д. Петровым, т. к. большое письмо, которое я привез Б. В. Петровскому [32] от болгарского минздрава, Петровский передал Петрову с указанием представить соображения по участию советской стороны в конференции в октябре 1977 г. в Болгарии… Проф. Петров считает вопрос празднования 100-летия пребывания Пирогова в Болгарии очень важным, считает, что участие ВМА должны устроить через маршала Гречко [33] . Он – Петров – считает, что Петровский должен занять очень важное место и как хирург, и как председатель Пироговской комиссии в СССР в деле празднования Пирогова в Болгарии.

32

Хирург, академик АН и АМН СССР, в указанное время – министр здравоохранения СССР. – Ред.

33

А. А. Гречко (1903–1976) – министр обороны СССР, член Политбюро ЦК КПСС. – Ред.

13. 9. 77.

Дорогой Анатолий Сергеевич!

…Сегодня получил список участников нашей Пироговской сессии, тезисы докладов. В связи с этим я Вас прошу выслать мне окончательные формулировки докладов и их авторов, сообщить продолжительность докладов, характер их иллюстраций. По одному экземпляру каждого доклада необходимо оставить нам. Если сможете привезти А. М. Карпучека, то пусть он возьмет, какие возможно, экспонаты Вашего музея для демонстрации, а еще лучше, если сфотографирует уголок Пирогова Вашего музея и оставит его нам для фонотеки болгарского «Парка-музея Пирогова». Я снова прошу Вас сообщить форму одежды Ваших военных участников в нашей сессии. Жму Вашу соавторскую руку. Здравко Мицов.

Ответ Георгиевского:

22 сентября 1977 г.

Дорогой Здравко Васильевич!

Сегодня получил ваше письмо и сразу отвечаю. Как я Вам уже сообщал, от нашей академии делегируются три профессора: Н. Г. Иванов, А. С. Георгиевский, И. С. Колесников. Темы докладов определены двоим делегатам: Иванов – «Участие Санкт-Петербургской медико-хирургической академии в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.»; Георгиевский – «Боевое содружество русских и болгарских медиков в освободительной войне на Балканах в 1877–1878 гг.». Каждый доклад рассчитан на 25 мин.

Кстати сказать, в сем докладе я намерен сказать, что он базируется на материалах исследования, завершенного совместно с Вами.

…И последние два вопроса:

1. На конференции мы будем участвовать в военной форме.

2. Фоторепродукции пироговских экспонатов, имеющихся в академии, мы привезем с собой в дар «Парку-музею Н. И. Пирогова».

Крепко обнимаю. Прошу передать сердечный привет Вере Вячеславовне. Надеюсь на скорую встречу.

У меня случайно оказалась фотография того времени – папа, с несколькими военными в генеральских мундирах, профессорами ВМА, стремительно шагает по летному полю. Такой спаянной дружбой, таким крепким содружеством и единением веет от этого мимолетного снимка, сделанного кем-то впопыхах!

У меня есть несколько документов и писем, немного отражающих совместную деятельность папы и Анатолия Сергеевича Георгиевского. По случаю столетия освобождения Болгарии папа совместно с Георгиевским написал монографию – «Медицинская общественность и военная медицина во время Освободительной войны на Балканах в 1877–1878 гг.». Книга была прекрасно издана, большого формата, на прекрасной мелованной бумаге, с рисунками, картами сражений. Впоследствии она была переведена на болгарский язык.

5 марта 1976 г, Черноголовка.

Я вернулся из Ленинграда 14 февраля, а 16-го заболел ангиной (хотя у меня миндалины давно удалены и я десятилетиями не болел ангиной, но на месте миндалин оформилась злостная лакунарная ангина). Я почти три недели был вне строя. Однако нет худа без добра: я успел за время выздоровления написать в окончательном виде две главы – 3 и 6.

Из Болгарии вышлю Вам страницы некоторых источников, цитированных в тексте. Думаю к главе 3 дать карту – Болгария – Дунай – Константинополь, с обозначением мест, о которых идет речь в тексте 3 главы. К 6 главе думаю дать фотографию Эрисмана и Преселкова (а лучше здесь дать фотографию Мляковского, но у меня ее нет). Разговаривал с проф. Петровым Г. Д. Он считает нашу книгу очень важной, своевременной… Считает, что очень удачно получилось с участием болгарина…

Сегодня ночью мы с Верой Вячеславовной садимся в поезд и через Вадул-Серет едем в Софию. Вам обоим мы посылаем самые сердечные поздравления и благопожелания. Ваш преданный Здравко Мицов.

3.4.1976

Дорогой Здравко Васильевич!

Сейчас идет чистовая перепечатка 14 главы, о которой я Вам писал в последнем письме. Меня очень беспокоит Ваше молчание. Времени для завершения нашей работы над монографией осталось очень мало. Сообщите мне сразу, когда и каким образом послали мне весь остальной материал. Сердечный привет Вере Вячеславовне. Крепко жму руку Вашу.

Беспокойство не было напрасным: случилась беда с мамой, и папа надолго отошел от дел и замолчал.

Да, в марте 1976 года папа умолк, умолк надолго. Его настигает удар судьбы, это первый звоночек… какой там звоночек – обвал! Он вдруг осознает, что ничего дороже мамы у него нет. Жизнь кончается.

По возвращении из Москвы в Софию случилось то, что описано в единственном оставшемся от мамы письме. Сохраняя на протяжении всей жизни письма папы и мои, мама уничтожала свои (в Софии порвала все сохраненные письма, адресованные папе, в Черноголовке все сохраненные письма, адресованные мне). Я нашла лишь одно, спустя тридцать лет после описываемых событий, среди писем, адресованных маминому брату Жоржу, в пачке, перевязанной ленточкой:

Дорогие Тася и Жоржик!

А тут случилось со мной ночью. Было у меня высокое очень давление. Вызвали «скорую помощь». Сделали укол. Я ночью пошла в уборную и упала, потеряла сознание, ударилась о дверь и разбила голову. Здравко, увидя меня такой, в крови и без дыхания, так кричал, что прибежали соседи и сверху и снизу. Заставил 10 дней лежать. Рана на голове заросла. Сегодня ровно три недели. На улицу еще не хожу. Здравко так испугался. Я его просто не узнаю. Все сидит со мной и часто плачет. Это так на него не похоже. А нежности, что я вижу от него сейчас, я не видела за 45 лет столько. Никогда не был так нежен, даже в молодости. Никогда не уходит из дому, чтобы меня не поцеловать. Он говорит, что надломилось у него что-то. Бесконечно вспоминает об этом. Я без слез не могу на него смотреть. «Много видел страшного в тюрьмах, видел, как били, но ничего страшнее этого не видел», – говорит. – «Это я тебя воскресил. Я так кричал, что вытащил с того света!»

Хорошо, что Володя здесь. Он заходит часто и все чем-нибудь развеселит нас. А Здравко забросил всю свою работу. Вот такие дела у нас невеселые. Может, завтра выйдем немного погулять. Я раньше думала, что если я умру, то Инге будет тяжелее всего, и боялась за нее. А теперь, глядя на Здравко, испугалась. Ну, вот и все. Инге ничего не говорите. Целую вас. Вера.

В марте, по возвращении из Черноголовки, у мамы поднялось давление. В тот страшный вечер, в ту страшную ночь меня не было рядом. Чужие люди поднимали маму с пола, переносили на кровать, оттирали пол от маминой крови, успокаивали папу. Папа лежал на полу рядом с мамой и страшно кричал: