История Оливера

Все дружно похвалили потрясающую индейку.

– Все восторженные отзывы должны достаться Флоренс, не мне, – смутилась мама, – чтобы приготовить индейку, она встала в пять утра.

– Приправы просто фантастические, – произнесла Марси.

– Ну, это же устрицы из Ипсвича, – ответила мама.

Пир был в разгаре, и теперь мы с Джефом соревновались за звание обжоры дня.

К моему удивлению, на столе возникла вторая бутылка шампанского. Хотя я смутно догадывался, что первую мы прикончили вдвоем с отцом. Честно говоря, смутно я догадывался потому, что большую часть выпил именно я.

Затем последовал традиционный мясной пирог, потом мы отправились пить кофе в гостиную. И не заметили, как наступило три часа дня.

С возвращением в Нью-Йорк пришлось повременить, чтобы дать содержимому желудка утрамбоваться, а мозгам – проветриться.

– Марси, не хотите немного пройтись? – спросила мама.

– С удовольствием, миссис Барретт, – приняла предложение Марси.

Они вышли.

Остались мы с отцом.

– Я бы тоже не отказался проветриться, – сказал я.

– Не имею ничего против, – ответил папа.

Только тогда, когда мы уже надели пальто и вышли на зимний мороз, до меня дошло, что попросил его об этом променаде именно я. Вполне можно было найти отговорку – Джеф, например, уселся смотреть футбольный матч, а тетушка Элен задремала в кресле перед камином.

А я остался наедине с отцом.

– Она очаровательна, – сказал он. Не ожидая моего вопроса.

Хотя, думаю, именно об этом я и собирался с ним поговорить.

– Спасибо, пап. Я тоже так думаю, – ответил я.

– И, кажется, она тебя… очень любит, – добавил Барретт-старший.

Мы были в лесу. Ни одной живой души, только голые ветви деревьев вокруг.

– Скорее я… ее очень люблю, – сказал я наконец.

Отец взвесил каждое слово. Он не привык, чтобы мы совпадали во мнениях. Уже много лет я реагировал враждебно на любые проявления его внимания, и папа, несомненно, ожидал подвоха в каждом слове. Но постепенно понял, что подвоха-то и нет. И спросил:

– Серьезно?

Мы двинулись дальше. В конце концов, я поднял глаза и тихо ответил:

– Да если б я знал…

Хотя тон мой звучал таинственно, если не сказать загадочно, отец почувствовал, что этими словами я честно признался – я абсолютно запутался в себе.

– У тебя с этим… проблемы? – полюбопытствовал он.

Я посмотрел на него и молча кивнул.

– Кажется, я понимаю, – сказал он.

Как? Я ведь ничего ему не рассказывал.

– Оливер, вполне естественно, что ты все еще в трауре… – его проницательность застигла меня врасплох. А может, он знал, что эти слова могут… тронуть меня?

– Нет, это не Дженни. Я хочу сказать… Мне кажется, я готов… – Бог мой, почему я это говорю ему?

Он не настаивал. Просто ждал, пока я разберусь со своими мыслями.

Потом он мягко сказал:

– Так в чем проблема?..

– Ее семья… – начал я.

– Ты имеешь в виду… Они не одобряют?.. – спросил папа.

– Дело не в них, – ответил я, – ее отец…

– Да?

– … ее отцом был Уолтер Биннендейл.

– Понимаю, – сказал он. И завершил этим коротким словом самый искренний разговор в нашей жизни.

33

– Я им понравилась? – донимала Марси.

– Я бы сказал, ты произвела на них впечатление! – обрадованно произнес я.

Мы выехали на Массачусетскую магистраль. За окном была непроглядная тьма, а на дороге – ни души.

– Ты рад? – спросила она.

Хотя Марси явно ждала бурных изъявлений восторга, я ничего не ответил, отвернувшись и вперив взгляд в пустую трассу.

– Что случилось, Оливер? – наконец произнесла она.

– Ты ведь обхаживала родителей, – процедил я сквозь зубы.

По-моему, эта моя тирада ее очень удивила:

– И что в этом такого?

Я завелся:

– Но зачем, черт побери? Зачем?!

Некоторое время мы ехали молча.

– Потому что я собираюсь за тебя замуж, – ответила Марси.

К счастью, за рулем сидела она, потому что меня подобная прямота буквально оглушила. Хотя Марси не из тех, кто передергивает с деликатностью.

– Может, тогда меня сначала обработаешь?! – рявкнул я.

Мы неслись вперед – под аккомпанемент свиста ветра вместо музыки. Через какое-то время Марси произнесла:

– Мне казалось, мы уже прошли этот этап.

– Эммм, – неопределенно протянул я, подумав, что, если совсем промолчу, это сойдет за знак согласия.

– Ладно, Оливер, где мы с тобой застряли?

– Часах в трех езды от Нью-Йорка.

За Стэнбриджем мы остановились выпить кофе в «ГоДжо».

– Что именно я сделала не так? Скажи, что конкретно? – донимала меня Марси.

Мне хотелось сказать: «Недостаточно».

Но я уже успокоился настолько, чтобы не отпустить никаких язвительных комментариев.

Просто ее прямолинейность выбила меня из колеи. Вот я и не могу придумать нормальный ответ.

– Ну, так чем я тебя достала? – снова спросила она.

Я ответил через пару секунд:

– Не было этого. Забудь, Марси. Просто мы оба устали.

– Оливер, ты на меня злишься. Но уходишь в себя. Может, лучше выговориться?

На сей раз она была права.

– О’кей, – начал я. Мой палец вычерчивал круги на лакированной поверхности стола. – Мы провели две недели друг без друга. Да, мы оба были по уши в делах, но я все время мечтал о встрече с тобой…

– Оливер… – перебила меня Марси.

– Не в плане секса. Мне просто хотелось быть с тобой. Просто посидеть вдвоем…

– А, оставь, – сказала она. – Это была всего лишь рождественская лихорадка в Ипсвиче.

– Не только на этих выходных. Все время, – произнес я.

Марси посмотрела на меня. Голоса я не повышал, но мой тон все равно выдавал всю злость, которая накопилась внутри.

– То есть мы опять говорим о тех моих командировках пару недель назад? – спросила она.

– Нет. Я говорю о десяти тысячах недель, которые у нас впереди.