История Рай-авеню

Но благодаря Юджину Ватикан получал ежемесячно столько денег, — сколько его коллеги могли внести в казну лишь за год. Среди спонсоров были не только щедрые американцы, но и представители других национальностей. Например, один французский гонщик, который внес значительную сумму, полученную им за победу в чемпионате, в фонд помощи голодающим детям. Юджин О’Брайн умел делать деньги. Но себе ничего не брал. Все подарки или возвращал, или передавал в общество распространения религии. Единственное, что он был вынужден оставлять себе, это превосходные, сшитые на заказ костюмы, которые дарила ему миссис Келлер. Если он хочет бывать у нее, говорила она, то должен быть одет не хуже других гостей.

Юджин не испытывал никакого смущения при сборе денег. Спонсоры получали удовольствие, когда давали ему деньги, а церковь с благодарностью их принимала. Однако он озадачил своего исповедника, отца Адамса, пожилого американца из Бостона, которого держали специально для американцев, желающих исповедоваться соотечественнику.

— Я не так представлял служение, отец, — говорил он. — Не для этого я столько учился, не для того, чтобы стать бабочкой, порхающей в высшем свете.

— Но ты служишь на благо церкви, Юджин. Ты делаешь то, что от тебя требуют.

Джину было трудно до конца разобраться в том, что так беспокоило его. Ему все так легко давалось. Казалось, он сам, рассчитав все заранее, добился своего положения.

— А почему это так беспокоит тебя?

— Мне кажется, что я… слишком честолюбив.

— Но служить церкви не есть честолюбие, Джин. Это нормально.

— Думаю, что то, чем я занимаюсь, не есть настоящее служение. К тому же, отец, сейчас в Европе происходят большие перемены. Америка вот-вот должна вступить в войну. Я должен иначе воспользоваться своим призванием.

Да, изменения происходили. Богатые друзья Ватикана не могли больше совершать путешествия в Европу. Европейцы тоже, в основном, были заперты у себя дома. В Италии шла мобилизация, страна вступила в войну. Ватикан посредством переговоров с правительством Муссолини был объявлен нейтральной территорией. В декабре 1941-го, когда Юджину исполнилось двадцать три года, Соединенные Штаты вступили в войну. Он обратился с просьбой к кардиналу Рапполини, чтобы тот отпустил его домой. Он хотел стать капелланом в армии США.

Рапполини отвечал ему:

— Решение принято, Юджин. Ты останешься на службе в Ватикане. В твоей стране найдется достаточно других священников для службы в армии. Ты нужен церкви здесь.

Он писал письма родным. Впервые за многие годы его стала одолевать тоска по дому. Он охладел к административной работе, которую выполнял, состоя на службе у кардинала.

Когда война кончилась, восьмидесятилетний, оказавшийся в немилости кардинал Рапполини умер. Те, кто служил у него, были назначены на другие должности.

Юджину О’Брайну предстояло провести месячный отпуск дома, перед тем как отправиться на остров, расположенный невдалеке от восточного побережья Африки, где его ждала работа в должности пастора в лепрозории.

Все его друзья и родственники были ветеранами войны. Они рассказывали о разных дальних странах, в которых побывали, и о невероятных событиях, участниками которых им суждено было стать.

Они были летчиками и моряками. Джин чувствовал себя одиноким, он не понимал их. Просматривая «Дейли Ньюс», «Миррор», «Джорнал Американ» — все эти издания были полны статьями об американских солдатах, возвращающихся домой, к которым он не имел никакого отношения, — чувствовал себя чужим в своей стране.

Впервые в жизни он стал сомневаться, правильный ли сделал выбор, став священником. Перестал носить сутану, так же как вернувшиеся домой военнослужащие не носили свою форму Однако у него не было знаков отличия, говорящих о том, какие подвиги совершены во время войны.

Однажды он услышал, как мать вошла на кухню, вернувшись из магазина.

— Тебе помочь, мама?

Сначала она покачала головой — сама неплохо справлялась с домашними делами. Но, посмотрев на сына, кивнула, и он стал подавать ей консервы, которые хранились в кладовке.

— Хочешь есть, Юджин? Ты так похудел. Приготовить тебе обед? Или сэндвич с ветчиной? Непривычно делать покупки в магазине без карточек.

— Я бы просто выпил кофе, мама. Я не голоден.

Она отложила покупки и взглянула на сына. Джин выглядел гораздо старше, чем раньше. В нем чувствовалась какая-то усталость и неуверенность Раньше такого она в нем не замечала. Он всегда казался таким целеустремленным. Теперь, одетый в рубашку с расстегнутым воротником и свитер — так он одевался, когда был мальчишкой, — он чувствовал себя неловко.

— Джин, где находится то место, куда они тебя посылают? Этот остров? Ты сделал все прививки?

Он говорил ей, что его направляют на работу в лепрозорий, и успокаивал: он сделает все прививки. Он читал кое-что об этой болезни. Да, она ужасна и не поддается излечению. Его обязанностями будет утешение умирающих.

— А что ты думаешь об этом? Все это так отличается от того, чем ты занимался в Ватикане.

Он пожал плечами. Не знал, что думать.

— Знаешь, Джин, может, тебе стоит побольше побыть дома. Дядя Фрэнки пользуется влиянием в обществе, он мог бы…

— Нет, это не играет никакой роли. Я хочу сказать… Я просто несколько сбит с толку.

— Может быть, тебе лучше остаться дома, — она пристально посмотрела на него.

— Мой дом там, куда меня посылает церковь. Я священник, и этим все сказано. Ты знаешь, мне кажется, я проголодался, мама. Пожалуй, съем этот сэндвич с ветчиной.

Он решил доставить матери удовольствие, видя, как она болезненно переживает его отчуждение, понимая, что она хотела бы помочь ему. Он позволил ей накормить себя. Мать всегда получает удовольствие, когда кормит сына.

* * *

Несколькими днями позже он разговаривал со своей двоюродной сестрой. Маленькая Меган проходила интернатуру в Белеву. Эта девочка, старавшаяся походить на мальчишку, повзрослела, но все еще как бы оставалась ребенком, все ее ужимки и жесты оставались детскими. Она собиралась стать психиатром.

Она разговаривала с ним в гостиной своей квартиры, рассказывая о своей работе, о больных — не сообщая ему ничего конфиденциального.

— У нас тоже, как у священников, есть свой шифр, только мы не исповедаем людей и не отпускаем им грехи. Мы пытаемся объяснить им причины заболеваний, пытаемся помочь пациенту лучше понять себя.