История Рай-авеню

Это был первый по-настоящему религиозный опыт в его жизни. То ощущение богоизбранности, с которым он жил еще с той поры, когда учился в школе, могло легко быть выражено словами. Ни разу, ни на минуту он не переживал религиозного экстаза. Ни даже тогда, когда его посвящали в духовный сан, и не во время первого богослужения, которое он проводил. Ни разу до того момента, когда прикоснулся ко лбу умирающей женщины, он не испытывал ничего подобного.

С тех пор он по несколько раз на день совершал обходы. Держал на руках детей, делая массаж их изъеденным проказой ногам, осторожно поглаживая их пальцы и гниющие носы. Шептал им на ухо слова утешения, и они смотрели на него с такой любовью в глазах, которую он никогда раньше не видел и считал благословением Божьим.

Впервые в жизни на Юджина смотрели как на священника, посланника божьего и утешителя. Эти страдающие души не замечали его необыкновенной красоты, которая омрачала всю его жизнь. Они видели только то, что и он сам начинал ощущать в себе: внутреннюю красоту, происходившую от любви и заботы, которыми он наделял страдальцев. Он был при этом абсолютно бескорыстен.

Нет, это не совсем так, ибо Юджин получал взамен такое чувство успокоения, умиротворения и благодати, какого не знал никогда прежде. Его прикосновения к прокаженным стали обязательными, они были частью жизни, а его любовь к страдающим все возрастала.

Вечерами он изучал книги по медицине, которыми снабжал его доктор. Посещал лабораторию, где работали монахини с медицинским образованием.

Он писал в Рим письма с просьбами прислать денег на медицинское оборудование и на учебники для детей. Размышлял о том, как роскошно он жил в Риме, и о распределении материальных благ внутри католической церкви, видя ту бедность, в какой жили люди в лепрозории. Богатая духовная жизнь этих людей сочеталась с нищетой, в которой они прозябали.

Деньги или не приходили вовсе, или поступали в незначительных суммах, и Джин молился, чтобы Бог смягчил его сердце и он не испытывал бы чувства гнева по отношению к своей церкви. Он вспоминал ту роскошь, среди которой он жил в Ватикане. Подсчитывал, скольким людям облегчила бы жизнь продажа хотя бы одной картины, одного ковра или хрустального набора.

Вечерами и рано поутру, пребывая в одиночестве, предаваясь созерцанию, Юджин впадал в состояние крайней экзальтации. В этом страшном месте, где царила смерть, он ощущал благодать, и причиной этому были люди, которых он должен утешать.

Он чувствовал, что его здесь приняли, и все вокруг него засияло светом веры.

Он стал понимать, что такое церковь. Осознал это понятие в чистом виде. А ведь раньше часто не знал, что думать по этому поводу, и злился и впадал в отчаяние.

А вскоре влиянием в Ватикане стали пользоваться другие люди, которые решили, что исключительно одаренный отец Юджин Себастьян О’Брайн понапрасну растрачивает свои духовные силы в отдаленном лепрозории. Отныне ему предстояло послужить церкви среди живых, а не среди умирающих.

После шести лет чудесной, святой жизни Юджин был возвращен в Рим, где стал монсиньором и получил назначение на работу в общество по распространению истинной веры, филиал которой находился в Лос-Анджелесе.

Глава 10

В Голливуде Уилли Пейсеку нравилось буквально все. Казалось, путешествие автобусом, которое заняло четыре дня и четыре ночи, было прелюдией к его мечте. Он оказался в стране, где у него была свобода быть тем, кем он хотел быть. Дочки фермеров с волосами цвета платины, длинными ногами и выдающимися грудями, работающие пока официантками, станут скоро кинозвездами. Красивые парни, говорящие с южным акцентом, которые пока что работали на заправочных станциях, где едва зарабатывали себе на жизнь, надеясь, что в скором времени будут сниматься в павильонах Голливуда. Все они были потенциальными звездами и не обращали внимания на неудачников, ждущих чудесного превращения уже по пять, шесть и даже по пятнадцать лет. Их больше интересовали те еще более молодые, чем они, парни и девушки, которые приезжали в город на автобусах дальнего следования и пополняли их ряды.

Уилли любил наблюдать за ними. Черт, все эти официанты, бас-бои или швейцары, работающие в Голливуде, мужского они пола или женского, могли бы свободно начать сниматься хоть завтра и заменить любую кинозвезду, если бы речь шла только об одном внешнем виде. Все дело тут было в случае, а в глубине души молодые люди верили в то, что им повезет и чудо произойдет. Их заметят, и когда-нибудь, давая интервью корреспонденту какого-нибудь киножурнала, они расскажут, как работали поварами, официантами, барменами, таксистами. Никто из них не старался преуспеть в том, чем они временно занимались, кроме некоторых девушек, которые были неплохими машинистками. Боже, они не хотели тратить на это время. Для них единственной реальностью был мир грез.

Любой клерк в возрасте до сорока лет рассуждал о просмотрах, вызовах на съемки, киногеничности, возможности сниматься в эпизодических ролях. И о друзьях, знающих «кое-что». А также о несправедливости и о бездарных ничтожествах, которые каким-то образом пробились в артисты.

Уилли, работая шофером при киностудии, стал присматриваться к людям, окружающим его, и понял, что все они, какое бы положение ни занимали, обеспокоены только одним — как бы получить новое назначение.

Он приехал в Лос-Анджелес, обладая хорошей специальностью. Неплохо зарабатывал. Через неделю после прибытия он и Мариана уже жили в небольшом меблированном бунгало, стоящем рядом с еще пятью одинаковыми домами, а между ними находился длинный узкий бассейн, вдоль которого шел плохо заасфальтированный тротуар. Вода в бассейне грязная, шезлонги по его краям — поломаны, там пахло помойкой, но все же это был настоящий бассейн, и Мариана с энтузиазмом снимала своим фотоаппаратом марки «Брауни» этот бассейн, бунгало и высокие, тонкие пальмы.

Первой его покупкой стал сияющий «Плимут» модели 1940 года, который он приобрел по совету своего нового босса, Гаса Руссо.

Это была первая личная машина Уилли, а до него ею владела какая-то пожилая пара, купившая автомобиль для своего сына, служившего офицером в морфлоте. Парень поездил на нем около месяца, а потом ушел надолго в море. В 1941 году он был убит в сражении при Перл-Харборе, и с тех пор на машине никто не ездил, потому что родители погибшего офицера не хотели к ней прикасаться. Уилли заплатил всего пятьдесят долларов за новенький автомобиль, которому всего пять лет с момента выпуска.

Уилли Пейсек был хорошим парнем, все его таковым считали. Он оказал ряд услуг кому-то на Востоке, поэтому ему не задавали никаких лишних вопросов. Он получал хорошие деньги и был на хорошем счету.

Назначение зависело от нужных людей, с которыми необходимо было войти в контакт. Так как Уилли Пейсек прибыл с хорошими рекомендациями, за ним наблюдали первое время. Он водил тяжелый грузовик средних размеров, на котором перевозились декорации с одной съемочной площадки на другую. Он помогал специалистам грузить ценное оборудование. Каков бы ни был груз, Пейсек неизменно проявлял ко всему самый живой интерес — не только к грузу, но и к специалистам. Он жадно стремился к знаниям, и профессионалы, понимая, что он не может быть их конкурентом, делились опытом с этим смешным коротышкой из Бронкса.

Уилли восхищали молодые люди, работающие в съемочных группах, которые покинули родные дома где-нибудь в Айове или Арканзасе и прибыли сюда за своей мечтой. Он видел ребят, считавших себя счастливчиками, потому что им удалось сняться в эпизодических ролях. Это были юноши, смеющиеся от души, старающиеся прикрыть потные подмышки, умирающие от страха, когда помощник режиссера орал: «Какого черта поставили этого рыжего парня в самом центре толпы?»

Голливуд имел свои собственные правила, и успеха там добивались не только тщеславные, целеустремленные и увлеченные, но и те, кто умел хорошо соврать. Было важно не только придумать себе жизнь, но и верить в то, что ты придумал. Уилли наблюдал за наиболее удачливыми. Все режиссеры-евреи средних лет были настроены весьма патриотично. У них были белокурые, худощавые жены, а их голубоглазые детишки воспитывались нянями ирландками или англичанками, а потом посылались на обучение в частные школы. Они носили безупречные костюмы. А почему бы и нет? Они же были сыновьями портных и знали цену каждому центу. На рынок они поставляли кинопродукцию, которая отражала их видение Америки — сияющие любовники, которые закрывали глаза, но не переставали моргать, давая понять зрителю, что ничего неприличного не последует.

В конце концов ему поручили водить лимузин киностудии.

Уилли знал, что сами создатели фильмов были похотливыми мужиками. Он поставлял им девочек на уединенные виллы. Это были молодые, стройные, великолепные особы, от которых исходил такой замечательный запах, что он готов был лизать их.

Время от времени какой-нибудь помощник режиссера просил Уилли оказать ему услугу. Только никому ни слова, зато все будет хорошо оплачено. Этот тощий, смешной парень умел держать язык за зубами.