История религии. Том 1
Шрифт:
были совершенно голые и вымазанные краской, длинные их волосы были спутаны,
рот покрыт пеной, выступающей от возбуждения, выражение лица дикое,
ошеломленное и недоверчивое. Они едва ли обладали каким-нибудь искусством и,
как дикие животные, питались тем, что сумели поймать" /4/. Именно так, по
мнению Дарвина, и выглядели наши отдаленные предки. Только тысячи лет
прогресса цивилизации сделали их настоящими людьми.
Библия отнюдь не считает цивилизацию изначальной, не говорит она и о
том, что первые
представлен, скорее, как зерно, заключающее в себе лишь потенцию великого
будущего. Но поскольку из Библии вытекает, что Первородный грех ослабил эту
потенцию и открыл простор злу в человеке, первозданное его состояние должно
мыслиться более гармоничным, нежели после Падения, хотя в этот исходный
период люди с точки зрения цивилизации, по-видимому, были "дикарями". Это
вполне согласуется и с тем, что теперь известно о "примитивных" народах.
Выяснилось, что элементарные формы быта и культуры еще не означают
элементарности в сфере сознания*. Напротив, переход к более сложным ступеням
хозяйства и социального строя нередко даже вел к упадочным явлениям в
духовной и нравственной области.
– -----------------------------------------------------------------------
* См. ниже. Гл. X.
Для защитников теории однонаправленного развития культуры от низшего к
высшему остается загадкой то важнейшее (и единственное) свидетельство о
внутреннем мире доисторического человека, каким является его искусство.
Художники, рисовавшие бизонов в пещерах Альтамиры или вырезавшие фигурки из
оленьей кости, не могли быть существами духовно примитивными. Экспрессия,
сила и лаконизм линий, умение подчеркнуть самую суть изображаемого отличают
эти произведения мастеров каменного века. "Искусство первобытных людей по
существу вовсе не примитивно - при всей примитивности их хозяйственных форм
и всего образа жизни" /5/. Эта мысль известного искусствоведа Герберта Кюна
получила сейчас всеобщее признание. И что особенно замечательно: это высокое
искусство принадлежит древнейшей поре человечества и в следующую эпоху
приходит в упадок.
И вообще, духовная культура развивается иначе, нежели материальная
цивилизация. Если химия вытеснила алхимию, если древнюю повозку вытесняют
современные средства сообщения, то можно ли говорить, что Роден вытеснил
Фидия, а Ясперс - Платона?
Биологическая эволюция и техника движутся главным образом вперед;
история же духа постоянно обнаруживает явления регресса. Летописи мира знают
немало эпох, когда культура и нравственность приходили к самому жалкому
вырождению. Кривая роста здесь крайне причудлива и совсем не похожа на
линию, победоносно уходящую ввысь. Говоря об одновременном увеличении и
добра и зла, Библия дает картину куда более реалистическую,
чем теорияпрогресса.
И прогрессисты, и христиане верят в грядущее совершенство человечества.
Первые ссылаются на науку, которая, однако, не может претендовать на
познание тайн будущего. Библия же говорит о Царстве Божием, черпая свою
уверенность в победе над злом из Откровения, превышающего обычное земное
познание.
Второй довод против учения о Первородном грехе строится на вере в
гармоничность человеческой природы. Эта вера восходит еще к античным
временам. В средние века она выразилась в протесте против крайностей
аскетизма, а в эпоху Ренессанса были сформулированы ее главные положения.
Типичным представителем такого "гуманизма" явился Рабле, которому все
человеческое казалось прекрасным и естественным. В XVIII веке "просветители"
стали третировать учение о Первородном грехе как "клевету на человека". В
это же время Руссо развил свою концепцию о совершенстве человеческой
природы, которая искажается ростом городской цивилизации. "Естественный
человек" был объявлен мучеником, нуждающимся в освобождении. Едва только он
скинет с себя бремя условностей, как жизнь его расцветет во всем своем
блеске и величии. Французская революция (во многом - детище Руссо)
провозгласила своей религией братство людей и надеялась изменением
общественного строя дать миру вожделенную свободу и счастье. Но на практике,
как и в других аналогичных случаях, "братство" обернулось террором. Это и
понятно, ибо подлинное братство невозможно без "отцовства", без чего-то
высшего, объединяющего людей. В противном случае люди становятся не
братьями, а орудиями в руках фанатиков, лжецов и честолюбцев. Это доказала и
история социальных движений, которые в XIX веке пришли на смену
энциклопедизму; социалисты, отвергнув пасторальную утопию Руссо, усвоили его
главную мысль: общественные, экономические и политические - то есть внешние
– перемены вполне достаточны для того, чтобы человек обрел самого себя и
победил терзающие его злые силы.
Однако в том же XIX веке эти теории обнаружили зияющие пробелы.
Убыстрение прогресса цивилизации, улучшение условий жизни не сделало людей
более благородными, счастливыми и добрыми. Напротив, чем дальше шел
материальный прогресс, тем яснее вырисовывалась мрачная картина духовных
кризисов и опустошенности. Тоска по высшим ценностям, страх перед лицом
Молоха грядущей технизации и душевного измельчания ощущается во второй
половине столетия не меньше, чем его комфортабельный оптимизм. Это отражено
и в симфониях Чайковского, и в драмах Ибсена, и в философии Э. Гартмана, и в
афоризмах Ницше, и в романах Достоевского. Человеческая природа оказалась