История русской литературы в четырех томах (Том 3)
Шрифт:
Характер его предвещает в герое будущего купца, это характер человека буржуазного типа. Ананий больше всего уважает достаток, добытый личной инициативой и энергией. К помещику он относится лояльно, не думая оспаривать законом утвержденных за ним прав, но не признавая привилегий, которые закреплены за феодалом традицией, - отвергая, в частности, право господина на жен его крепостных. Между тем понятие о "естественности" подобного права помещика еще бытует как в среде помещиков, так и среди крестьян. Уверенность в том, что сожительство помещика с женами его крестьян - заурядный и естественный случай, выражает предводитель дворянства Золотухин. Он успокаивает Чеглова: "Ну, и узнает (Ананий Яковлев, - Л. Л.) и очень еще, вероятно, будет доволен, что господин приласкал его супругу". "Это вы бываете довольны, когда у вас берут жен кто повыше вас, а не мужики", - с негодованием возражает ему гуманный Чеглов (9, 194-195). Бурмистр
Противопоставляя современных, потерявших страх перед господами крестьян старшему поколению крепостных, бурмистр Калистрат с досадой видит и "измельчание" помещиков. Деликатность, совестливость Чеглова, самый тот факт, что Чеглов видит в крестьянине человека, кажется ему признаком вырождения. Калистрат и Ананий стоят на разных этических позициях. Калистрат не считает особенным грехом наживаться за счет помещика и крестьян, использовать свое положение бурмистра для собственного обогащения, но он осуждает нежелание Анания "потрафить" прихоти барина. Ананий, напротив, не желает никаких милостей от помещика, считает низким воровством аферы бурмистра, не признает своей нравственной подчиненности господину. Обязанность платить оброк помещику для него - государственный закон, которому он покорен как гражданин, но личная его жизнь, как ему кажется, находится под охраной церкви и государства. Он горд своей моральной чистотой, верит в нравственность своей жены, потому что она его жена и не представляется ему отдельной, независимой личностью.
Он категорически отвергает нравы, узаконенные крепостными отношениями: низкопоклонство перед господами и расчет на их материальную поддержку или на возможность "попользоваться" их добром, разврат, воспитанный рабством и опирающийся на сознание моральной безответственности раба, исполняющего волю господина. "Теперь тоже, сколь ни велика господская власть, а все-таки им, как и другим прочим посторонним, не позволено того делать. Земля наша не бессудная: коли бы он теперича какие притеснения стал делать, я, может, и до начальства дорогу нашел, - что ж ты мне, бестия, так уж оченно на страх-то свой сворачиваешь, как бы сама того, страмовщица, не захотела!" (9, 191) отвечает он Лизавете на ее попытку сослаться на принуждение со стороны господина.
Версию о "принуждении" подсказал Лизавете сам барин в благородном стремлении дать ей оправдаться в глазах мужа.
Сознавая свою позицию как новое, но единственно правильное отношение к миру, Ананий Яковлев отводит всем окружающим те роли, которые соответствуют его взглядам, и не задумывается над тем, объективны ли его оценки. В связи Лизаветы с барином он видит только корысть и разврат со стороны женщины и превышение власти и обман со стороны Чеглова. "В высокое же званье вы залезли!" - иронически говорит он жене. "Коли на экой пакости и мерзости идет, так барин ли, холоп ли, все один и тот же черт - страм выходит! <...> може, какой-нибудь еще год дуру пообманывают, а там и прогонят, как овцу паршивую!" (9, 191, 212) - говорит он об отношении барина к Лизавете.
Он не допускает, что Лизавегга - его жена - может любить барина и барин ее. Между тем отношение Лизаветы к мужу н любовнику - такое же явление новой эпохи, как гордость Анания. Выданная замуж силой ("в свадебных-то санях почесть что связанную везли", - говорит она), Лизавета никогда не любила, мужа, это удивляет Анания, который попрекает жену тем, что, попав из бедности в достаток, она еще недовольна. Суровый Ананий считает ниже своего достоинства говорить с женщиной о любви. В момент наибольшего душевного напряжения, объясняясь с женой и стремясь разбудить в ней чувство, он все же не говорит о любви и взывает к долгу, а не к эмоции. "Мы, теперича, господи, и все мужики женимся не по особливому какому расположенью, а все-таки, коли в церкви божией повенчаны, значит, надо жить по закону..." (9, 210). А при этом он любит жену и хотел бы гордиться ею. Помещик же тем и располагает к себе Лизавету, что начинает "знакомство" с нею с разговора, длительных бесед. Так и возникает их "роман". "В позапрошлую жниву <...> барин целый день-деньской у Лизаветы с полосы не сошел, - все с ней разговаривал", вспоминает соседка (9, 182).
Ананий потрясен тем, что жена рассказала барину о своей нелюбви к мужу, об интимной стороне своих с ним отношений. Между тем ее откровенность выражение любовного доверия, следствие образовавшейся у нее повой привычки делиться с любимым человеком (барином) своими чувствами и мыслями, сознания того, что ему интересны ее переживания
и заботы.Этот-то интерес Чеглова к ее личности, его деликатность расположил к нему Лизавету. Открыто заявленное перед посторонними ее нежелание оставаться с мужем, ее признание, что она любовница барина и желает быть с ним, возмущают Анания в такой степени, что он вершит свой мгновенный суд и расправу над неверной женой, убивая "прижитого" ею с барином младенца. Грубость Анания по отношению к Лизавете, когда он ведет свое "следствие" над женой, выясняя обстоятельства ее измены, повторяется затем в гиперболических масштабах во время судебного следствия, которое ведут исправник и чиновник особых поручений при губернаторе, злобно третирующий крестьян, и тут эта жестокость и грубость обращается не только против Лизаветы, но и против Анания. Трагедия любви и вины Лизаветы и Чеглова, нарушивших святыню брака и осквернивших собственное чувство, трагедия гордости и чистоты Анания Яковлева, его веры в свое право судить чужой грех, драма разобщенности крестьян, безгласности сельского мира, жестокости классового суда - все эти мотивы сплетаются в "Горькой судьбине", составляя сложную полифонию этой антикрепостнической народной драмы.
3
Романы и повести Писемского 50-х гг. подготовили писателя к осуществлению им крупного и оригинального замысла - к написанию романа "Тысяча душ" (1858). Произведение это было задумано в 1853 г., и в течение пяти лет автор не переставал над ним работать.
С повестями Писемского 50-х гг. этот роман связан прежде всего своей проблематикой. Судьба современного молодого человека, разночинца или бедного дворянина, получившего университетское образование, вкусившего "университетских идей", а затем вынужденного вести непосильную борьбу с неодолимой инерцией материальных интересов и косных обычаев, занимает в "Тысяче душ" центральное место.
Добролюбов писал о трагедии молодых людей, стремящихся к честной деятельности, о механизме их развращения: "Видя, что естественная наклонность к самостоятельной, нормальной деятельности встречает препятствие на прямой дороге, все эти люди пробуют свернуть с нее немножко, в надежде, что, обошедши одно препятствие, они опять могут попасть на свой прежний путь <...> Но здесь расчет оказывается ошибочным, потому что препятствие не одно, а тысячи их, и чем далее человек уклоняется от первоначального пути, тем сильнее умножаются и препятствия. И он уже поневоле принужден вилять, нырять, наклоняться, перескакивать, топтать, что может, но дороге и самого себя подставлять под всякие мерзости, где нужно, - чтобы только как-нибудь продолжать свое странствие. Человек в наивности своей думает: "заплачу деньги за получение места, если нельзя получить иначе; зато я принесу пользу на этом месте" <...> Так и запутывается человек, при каждом шаге все-таки думая, что он избирает наилучшее средство для устранения помех и доставления простора своей деятельности". [10]
Эти социальные явления, которым придавали большое значение все мыслящие и заинтересованные в прогрессе общества русские люди, нашли свое широкое отражение в творчестве Писемского. Если в повести "Тюфяк" писатель рисовал современного молодого человека, который, столкнувшись с грязным и неприглядным бытом дворянской провинции и убедившись в том, какие препятствия стоят на пути честного и общественно полезного труда, пал духом и отказался от всякой деятельности, то роман "Тысяча душ" был посвящен всестороннему анализу личности и показу "странствий4) и страданий энергичного "университетского" человека. "Тюфяк" - повесть о жизненной трагедии пассивного, слабого человека. "Тысяча душ" - роман о трагической судьбе деятельной, сильной натуры.
У молодых чиновников второй половины 50-х гг. карьеризм нередко освещался верой в высокий смысл своего служения государству. Отношение к современной эпохе как особенной, определяющей грядущие судьбы страны, постоянное соприкосновение с вопиющими злоупотреблениями и вера в свою способность разумно реорганизовать администрацию внушили многим молодым деятелям эпохи падения крепостного права реформаторские настроения. Казалось, что инициативная личность приобретает новое, неведомое до того значение, каждый одаренный администратор чувствовал себя преобразователем государства и защитником его интересов. Это самочувствие, иллюзорность которого выявила обстановка последующих лет, весьма характерно для эпохи.
"Калинович - чиновник с учебным дипломом, пробивающийся <...> в своего рода Петры Великие <...> Писемский не утаил и того обстоятельства, что людям этого характера необходимо для свободы действий обладать каким-либо видом государственной власти, чего они и добиваются всеми силами души, не пренебрегая никаким оружием, не отступая ни перед какими средствами, выводящими людей на видные места <...> Это в одно время сластолюбец, расчетливый карьерист и носитель просвещения" - так характеризует тип, созданный Писемским, П. В. Анненков. [11]