История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
В этот же день Шолохов послал телеграмму Маршалу Советского Союза Тимошенко: «Дорогой товарищ Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присуждённую мне Сталинскую премию первой степени. По Вашему зову в любой момент готов встать в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину… Полковой комиссар запаса РККА писатель Михаил Шолохов» (Шолохов М.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1986. С. 73).
Уже в первые дни войны в очерках «На Дону» (Правда. 1941. 4 июля), «В казачьих колхозах» (Красная звезда. 1941. 31 июля), «На смоленском направлении» (Красная звезда. 1941. 29 августа), «Гнусность» (Красная звезда. 1941. 6 сентября), «Военнопленные» (Правда. 1942. 2 ноября), «На юге» (Правда. 1942. 28 февраля) М. Шолохов показал столкновение двух исторических сил – социализма и страшного
В то же время острый глаз художника заметил, до какого морального падения докатилась гитлеровская армия: «Именно стяжание и разбой объединили эту банду бестий и висельников, промышлявших под чёрным знаменем с раскоряченной фашистской свастикой» («На юге»).
«Недзельский: навоевавшись, бежит к себе на кухню и с ужасом видит, что суп выкипел, а битки стали чернее антрацита, но, вероятно, бывает иначе: готовя борщ, вдруг слышит он сквозь грохот разрывов могучее, раскатистое русское «ура», и в ярости от того, что не может участвовать в атаке, всеми помыслами находясь там, на поле боя, сыплет он рассеянной рукой в котёл сахар вместо соли и миндаль вместо перца».
Поразил Шолохова и рано поседевший младший лейтенант Наумов. Скупо говорил он о себе, всё время прислушиваясь к разрывам снарядов. Оживился только тогда, когда заговорил о своём друге лейтенанте Анашкине.
– Собственно, про себя мне рассказывать нечего. Наша противотанковая батарея действует хорошо. Много мы покалечили немецких танков. Я делаю то, что все делают, а вот Анашкин – это действительно был парень! Под деревней Лучки ночью пошли мы в наступление. С рассветом обнаружили против себя пять немецких танков. Четыре бегают по полю, пятый стоит без горючего. Начали огонь. Подбили все пять танков. Немцы ведут сильный миномётный огонь. Подавить их огневые точки не удаётся. Пехота наша залегла. Тогда Анашкин и разведчик Шкалев ползком, незамеченные, добрались до одного немецкого танка, влезли в него. Осмотрелся Анашкин – видит немецкую миномётную батарею. Орудие на танке в исправности, снарядов достаточно. Повернул он немецкую пушку против немцев и расстрелял минометную батарею, а потом начал расстреливать немецкую пехоту. Погиб Анашкин вместе с орудийным расчётом, когда менял огневую позицию.
Из разговора Шолохова с одним из лучших разведчиков части приведём только заключительные слова:
– Я так думаю, товарищ писатель, что побьём мы немцев. Трудно наш народ рассердить, пока он ещё не рассердился по-настоящему, а вот как только рассердится как полагается, худо будет немцам. Задавим мы их!
Эта поездка на Западный фронт была наименее драматичной. Наши войска под Смоленском перешли в наступление, впервые за несколько месяцев войны добившись большого успеха. Отсюда несколько приподнятый тон очерков М. Шолохова. Внушить мысль о непобедимости нашего народа, когда он поднялся на защиту свободы и независимости своей Родины, рассказать о людях Красной армии, совершающих подвиги в битве с врагом, – такова была непосредственная задача первых очерков М. Шолохова.
За эти дни накопился большой материал, Шолохову показалось, что его наблюдения и мысли могут быть интересными и необходимыми Верховному главнокомандующему. И 2 сентября 1941 года он написал записку:
«Дорогой т. Сталин!
Сегодня я вернулся с фронта и хотел лично Вам сообщить о ряде фактов, имеющих немаловажное значение для дела обороны нашей страны.
Прошу принять меня»
Но Сталин, перегруженный текущими заботами, не принял Шолохова.
Первые дни войны Шолохов проводит в поездках по хуторам и станицам. И везде он видит в людях нравственную готовность к сопротивлению. Своими впечатлениями он делится в очерках, которые и до сих пор сохраняют своё значение как страстное, взволнованное, идущее из глубины сердца слово, написанное по горячим следам событий.
Многое из написанного о том времени кануло в Лету: то ли потому, что поверхностно говорилось о тех событиях, то ли потому, что не о тех событиях писалось, что были главными, то ли потому, что неверно освещались причины временных неудач и истоки героических усилий народа. А вот читаешь шолоховские произведения о войне, и словно бы могучая рука художника переносит тебя в то время, ставит рядом с его вымышленными персонажами или реальными героями, делает участником
всех событий, заставляя так же думать, чувствовать, страдать. Столь близкими и дорогими становятся его герои, что невольно переживаешь всё, что переживают и они.В очерках – живые зарисовки, конкретные картинки. В них нет развёрнутого показа всей полноты жизненных явлений. Но ряд набросков, эскизов, ярких и колоритных, нарисованных рукой большого мастера, создаёт общее целостное представление о поведении русского человека в первые дни войны.
Шолохов, как всегда, в гуще народа. Внимательно всматриваясь в жизнь, беседуя с отдельными людьми, он отчётливо увидел, что все их поступки, мысли, чувства определяются одним и тем же общим для всех устремлением: «Всё для армии делается. И все помыслы там, на фронте. И одно желание у всех в сердцах: поскорее переломить хребет проклятой фашистской гадюке».
В годину тягостных бедствий в сердце народа жило одно стремление – отстоять свободу и независимость Родины. Все трудятся с полной отдачей сил, каждый понимает, что подошло такое время, когда совестно «прижаливать» самого себя. Общая беда сблизила людей. Неумолимая сила народного патриотизма требовала от каждого человека жить так, как велит совесть народа.
В целом ряде мастерски нарисованных характеров Шолохов раскрывает благородные свойства и качества людей, нравственную чистоту и духовную мощь народа. Писатель глубоко понимает причину такой самоотверженности. Сила её – в народном патриотизме. Патриотизм объединил всех, сблизил, заставил отбросить всё личное и руководствоваться во всех поступках, во всех мыслях и чувствах бескорыстным служением Родине.
Напротив, с первых дней войны раскрылась звериная сущность немецких солдат, взращённых фашизмом. В очерках «Военнопленные», «Гнусность» и «На смоленском направлении» Шолохов всему миру поведал правду о гитлеровских солдатах, вторгшихся в нашу землю. Там, где проходят немцы, остаются дотла сожжённые деревни и сёла, ничем не оправданные, бессмысленные разрушения, «вытоптанная, тоскливо ощетинившаяся рожь», всюду видны мрачные, безрадостные картины. Мир ещё не предвидел ни Майданека, ни Освенцима, ни Бухенвальда. Война только началась, а немцы уже не брезговали никакими средствами: как только под Ельней русские перешли в наступление, немцы упорно отстреливались, спрятавшись за спины женщин, стариков и детей, расположив их перед своими окопами. Фашистское радио много говорило о мужестве и благородстве немецкого солдата, а в этом маленьком эпизоде Шолохов увидел, что немецкий солдат лишён всяких человеческих чувств, что он способен на дикие и бесчеловечные дела. «И все, кто узнает об этом очередном проявлении фашистской гнусности, испытывают чувство жгучего стыда за немецкий народ и омерзение и ненависть к тем, кто на войне, позабыв стыд, прячется за спины безоружных мирных жителей». Это Шолохов писал до встречи с военнопленными. А когда он столкнулся с ними, то первое, что отметил, – это опять страх за собственную жизнь, стремление во что бы то ни стало её сберечь. Они не знали этого страха, когда шли по странам Западной Европы. В их флягах плескалось французское вино, они громко распевали похабные песни, и жизнь им казалась привлекательной до тех пор, пока не переступили границу России. Здесь всё изменилось. Ни днём ни ночью не давали им покоя партизаны. Смерть подстерегала их за каждым углом. И от наигранной молодцеватости немецкого солдата не осталось и следа: единственное чувство, которое сохранилось в нём, – это страх за собственную жизнь.
Цепкий глаз Шолохова подмечал решительно всё: и то, что касается внешних примет войны, и то, что касается поведения человека на войне, его переживаний, настроения, размышлений. Евгений Петров, близко познакомившийся с Шолоховым на фронте, так говорил о нём:
– Это редчайший художник! Подметит деталь, как никто другой, скажет одно только слово – и возникает целая картина.
Сам Шолохов скупо и неохотно рассказывает о своём пребывании на фронте. Журналист И. Жуков в очерке «Шолохов ская высота» рассказывает об одном из таких немногочисленных разговоров:
«…кинохроника тех лет запечатлела приезд Михаила Шолохова, Александра Фадеева, Евгения Петрова в действующую армию… Уже в ту поездку Шолохову пришлось побывать в самом пекле, на полюсе мужества – в солдатском окопе.
– Вот такой эпизод… Нужно было перебраться на командный пункт полка. А немец вёл огонь по площадям, всё усиливая его. И место вроде неприметное, но «рама» надыбала наше движение… Наше движение заметили – накрыли огнём. Залегли…» (Жуков И. Вёшенские вёсны. Ростов-на-Дону, 1980).