История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

29 марта 1942 года была на концерте в Колонном зале Дома союзов, слушала Седьмую симфонию Д.Д. Шостаковича под руководством дирижёра Е.М. Мравинского. И потом, вернувшись в Ленинград, рассказала по радио о своих впечатлениях своим землякам.

5 июля 1942 года «Комсомольская правда» напечатала поэму «Февральский дневник». В конце года в Ленинграде вышла книга Ольги Берггольц «Ленинградская поэма», а в Москве – сборник стихов «Ленинградская тетрадь».

На II съезде писателей в декабре 1954 года Ольга Берггольц вспомнила талантливого драматурга Евгения Шварца, предложив возобновить постановку его пьес, особенно выделяя пьесу «Дракон», в которой в сказочной форме разоблачён диктатор в выдуманном государстве, но читатели-то знали, что здесь разоблачён не только Гитлер, Муссолини, Франко, но и все властители, бывшие и будущие, подчинившие волю своих подданных. Ольга Берггольц знала, что режиссёр Акимов во время войны, летом 1944 года поставил пьесу, но её тут же запретили. Так что речь её на съезде била в цель.

19 июля 1942 года в «Красной звезде» было опубликовано стихотворение Константина Симонова «Убей его», пронизанное ненавистью к напавшему врагу:

Если дорог тебе твой дом,Где ты русским выкормлен был…Если мать тебе дорога —Тебя вскормившая грудь…Так убей же хоть одного!Так убей же его скорей!Сколько раз увидишь его,Столько раз его и убей!

24 июля 1942 года в той же «Красной звезде» Илья Эренбург напечатал статью «Убей», в которой была выражена всё та же мысль: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятие… Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину… Убей немца! – Это кричит родная земля. Не промахнись! Не пропусти. Убей!»

А 28 июля 1942 года, Сталин подписал приказ народного комиссара СССР № 227 «Ни шагу назад!», в котором говорилось: «…У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину… Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв…» В этом приказе говорилось, что паникеры и трусы должны быть наказаны, вплоть до расстрела.

Разные точки зрения на этот приказ высказывались в послевоенной литературе, в том числе и отрицательные, но многие генералы понимали его своевременность, а маршал Василевский писал, что приказ № 227 – «один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряжённости».

В эти дни, летом 1942 года, Сталин нашёл время встретиться с известным драматургом Александром Корнейчуком (а всего с 24 июля 1942 по 25 апреля 1943 года А.Е. Корнейчук побывал у Сталина четыре раза), прочитал его пьесу «Фронт», высказал свои предложения по улучшению пьесы, после доработки пьесы внимательно отредактировал её, внося кое-где существенные поправки. Пьеса была злободневной и для Сталина, который занимался формированием Сталинградского фронта, нуждался в умных и смелых генералах. По жизни выходило так, что командовали ими ещё герои Гражданской войны, это приводило к столкновениям, конфликтам. Вот и в пьесе генерал-лейтенант Горлов, участник Гражданской войны, и молодой энергичный генерал-майор Огнев по-разному решают боевую задачу, между ними неминуемо назревает конфликт: у героя Гражданской войны за годы многолетней службы в штабе появились льстецы и подхалимы, которые готовы одобрять всё, что идет от командующего фронтом, а Огнев начал войну полковником, командовал дивизией, потом армией. Действует самостоятельно, разработал план и ударил по врагу. Но Сталин редактирует пьесу, освобождая её от мотива должностного преступления: теперь Огнев, разработав план, передает его члену Военного совета, который тут же отсылает его на утверждение в Москву. Сражение выиграно, Горлова снимают с должности, Огнева назначают командующим фронтом. То есть происходит то, что Сталину приходилось не раз делать в реальной жизни. И член Военного совета Гайдар поучительно замечает: «Сталин говорит, что нужно смелее выдвигать на руководящие посты молодых, талантливых полководцев наряду со старыми полководцами, и выдвигать надо таких, которые способны вести войну по-современному, а не по старинке, способны учиться на опыте современной войны, способны расти и двигаться вперед…» (Печёнкин А. Искусство PR в исполнении Сталина // Независимое военное обозрение. 2002. № 34).

Пьеса «Фронт» была опубликована в газете «Правда» (1942. 24, 27 августа).

Публикация пьесы была принята неоднозначно. 28 августа Тимошенко прислал телеграмму: «Тов. Сталину. Опубликованная в печати пьеса тов. Корнейчука «Фронт» заслуживает особого внимания. Эта пьеса вредит нам целыми веками, её нужно изъять, автора привлечь к ответственности. Виновных в связи с этим следует разобрать. Тимошенко». На одном из совещаний Сталин просил генералов дать оценку пьесы. Жуков не читал. Конев сказал о своём впечатлении: «Очень плохое. Если плохой командующий, в нашей власти его снять. Но когда командующего фронтом шельмуют, выставляют, высмеивают в произведении, напечатанном в «Правде», это имеет не частное значение, речь идет не о ком-то одном, а бросает тень на всех». Сталин ответил генералам: «Ничего вы не понимаете. Это политический вопрос, политическая необходимость. В этой пьесе идет борьба с отжившим, устарелым, с теми, кто тянет нас назад. Это хорошая пьеса, в ней правильно поставлен вопрос» (Рыбас С. Сталин. ЖЗЛ. М., 2009. С. 661).

В сентябре 1942 года Сталин принял академиков В.И. Вернадского и А.И. Иоффе и предложил им задуматься о создании ядерного оружия. 28 сентября вышло распоряжение ГКО о создании специальной лаборатории под руководством И.В. Курчатова. И в это же время Сталин руководил Сталинградским фронтом, над операцией работали Жуков, Василевский, десятки генералов. Одновременно Сталин в Москве вёл тонкие переговоры с премьер-министром Черчиллем об открытии второго фронта. А после триумфальной победы под Сталинградом Риббентроп признался своему соратнику: «В те тяжёлые дни после окончания боёв за Сталинград у меня состоялся весьма примечательный разговор с Адольфом Гитлером. Он говорил – в присущей ему манере – о Сталине с большим восхищением. Он сказал: на этом примере снова видно, какое значение может иметь один человек для целой нации. Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941–1942 годах, вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твёрдости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин – это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадёт в его руки, он окажет ему всё своё уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит. Создание Красной армии – грандиозное дело, а сам Сталин, без сомнения, – историческая личность совершенно огромного масштаба» (Риббентроп А. Между Лондоном и Москвой. Воспоминания и последние записи. С. 198).

В ходе войны Сталин и его ближайшие советники всё чаще говорили о влиянии на сознание воинов и трудового населения православной религии. В сентябре 1943 года у Сталина на даче состоялось совещание, на котором Сталин высказал пожелание резко изменить государственную политику по отношению к религии. 4 сентября 1943 года в Кремль прибыли патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Старгородский), ленинградский архиерей митрополит Алексий (Симанский) и экзарх Украины митрополит Николай (Ярушевич). Сталин сказал о высокой роли православной церкви в патриотической деятельности во время войны и заметил, что с фронта приходит много писем фронтовиков, солдат и офицеров, в которых говорится об этом. Настало время узнать нужды церкви. Иерархи высказали свои пожелания о насущных нуждах клира и паствы: необходимо было созвать архиерейский собор и избрать патриарха, необходимо было возобновить деятельность Священного синода, нужно было вновь открыть духовные учебные заведения – академии и семинарии. А для организации всей грандиозной деятельности необходимы были газеты и издательства.

«В ответ на поднятую митрополитом Сергием тему о преследовании духовенства, – писал митрополит Иоанн (Снычёв), – о необходимости увеличения числа приходов, об освобождении архиереев и священников, находившихся в ссылках, тюрьмах, лагерях, и о предоставлении возможности беспрепятственного совершения богослужений, свободного передвижения по стране и прописки в городах – Сталин тут же дал поручения «изучить вопрос». Он, в свою очередь, предложил Сергию подготовить список священников, находившихся в заточении, и немедленно получил его, ибо такой список, заранее составленный, был митрополитом предусмотрительно захвачен с собой.

Итоги внезапной «перемены курса» стали поистине ошеломляющими. В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, и количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч! Значительная часть репрессированного духовенства была возвращена на свободу. Прекратились прямые гонения на верующих и дикие шабаши «Союза воинствующих безбожников», сопровождавшиеся святотатственным разгулом.

Русь оживала. Церковь выстояла. В беспримерной по своему размаху и ожесточению войне с Православием богоборцы были вынуждены отступить» (Иоанн (Снычёв), митрополит. Самодержавие духа: Очерки русского самосознания. М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 464).

4

Не так уж много написал статей во время войны Леонид Леонов. С октября 1941 года Леонов с семьей эвакуировался в город Чистополь, иногда выезжал как корреспонедент «Правды» и «Известий» на фронт, делал заметки для будущих сочинений, но уже в первых статьях «Наша Москва» и «Ленинградцы», опубликованных в газетах «Красный флот» в ноябре 1941 года и в «Литература и искусство» в октябре 1942 года, Леонид Леонов выражает презрение к напавшим фашистам и восхищение Москвой и Ленинградом, двумя великими городами России, стоявшими насмерть в борьбе за самостоятельность и независимость. Превосходен очерк «Твой брат Володя Куриленко» (Красноармеец. 1942. Октябрь), в котором Леонид Леонов рассказал о подвигах в борьбе с фашистами партизанской группы Володи Куриленко, который, раненный, «умер за семь месяцев до своего совершеннолетия». В двух письмах «Неизвестному американскому другу» (август 1942 года, для американского радио»; Знамя. 1943. № 9—10) Леонид Леонов рассказывает о том, какое «грозное несчастье вломилось в наши стены», о том, как девушки и юноши с оружием в руках сражаются против захватчиков, их мечты разбились под «дубиной дикаря», в России тысячи расстрелянных замученных и сожжённых, никогда не было ещё такой бесчеловечной и грабительской войны, таких издевательств над мирным народом. «Представь себе этих людей хозяевами земли, мой добрый друг, и содрогнись за своих любимых! – писал Л. Леонов во втором письме. – Народ мой словом и делом проклял этот подлейший замысел дьявола» (Леонов Л. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. С. 304).

С декабря 1941 по апрель 1942 года в Чистополе Л. Леонов работал над пьесой «Нашествие». Весной 1942 года Л. Леонов прочитал пьесу чистопольцам, среди которых были К. Федин, К. Тренёв, Н. Асеев, А. Дерман, М. Петровых. В октябре 1942 года актёры Ленинградского областного театра, жившие в Чистополе, приступили к репетициям пьесы. 7, 8, 9, 10, 11 ноября 1942 года – премьера пьесы. 3 декабря 1942 года газета «Прикамская коммуна» сообщала: «Нашествие» вскоре пойдёт во многих театрах Союза ССР, чистопольцы увидели эту пьесу на сцене первыми». Тут же откликнулся и Л. Леонов: «Велика честь для литератора сегодня услышать от рядового бойца, что твоя книга прибавила ему силы на линии огня и увеличила меткость его автомата… Надо писать так, чтобы возможно большее количество калорий умной и знойной ненависти к врагу содержалось в каждой твоей странице. Надо создавать вещи, которые дали бы тебе право думать, что в труднейшую минуту, когда на карте стояла судьба Родины, и ты помог народу выиграть его историческую ставку…» (Литература и искусство. 1942. 21 ноября).