История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

А. Солженицын характеризует и эту часть российского еврейства, как всегда опираясь на множество источников: «Не ринулись в большевизм ни раввины, ни приват-доценты, ни известные врачи, ни масса обывателей. Тыркова пишет: «Это еврейское преобладание среди советских властей приводило в отчаяние тех российских евреев, кто, вопреки жестокой несправедливости царского режима, видели в России свою родину, жили общей жизнью с русской интеллигенцией и вместе с нею отказывались как-либо сотрудничать с большевиками» (Там же. С. 112).

29 мая 1928 года в эмигрантской газете «Последние новости» С. Литовцев напечатал статью «Диспут об антисемитизме», в которой говорится: «Быть может, и действительно наступила пора подвергнуть вопрос об антисемитизме публичному обсуждению. Русская эмиграция решает для себя много вопросов, связанных с будущим России; она имела бы все основания уделить некоторое внимание вопросу об русско-еврейских отношениях. В правильной постановке этого вопроса русские должны быть заинтересованы не меньше евреев. В начале двадцатых годов эмигрантский антисемитизм носил прямо-таки болезненный характер – это была своего рода белая горячка. В то время спорить об антисемитизме было занятие совершенно бесплодное. Теперь зарубежный антисемитизм несколько как будто приутих. Люди едва ли изменились; изменились, по-видимому, внешние условия жизни, несколько остыли бушевавшие страсти. Мечи не перекованы в орала, но покоятся в ножнах. Русские и евреи в эмиграции теперь – как выражаются англичане, on speaking terms: спороспособны. С другой стороны, жизнь предложила достаточно серьёзный предлог для беседы об антисемитизме. В России в настоящее время гуляет на просторе одна из сильных, периодически подымающихся волн юдофобства. Отчего не поговорить об антисемитизме в Советской России?..

Но для того, чтобы беседа была плодотворна и действовала бы оздоровляюще, было бы необходимо привлечь к спору несколько честных людей, которые возымели бы мужество объявить себя антисемитами и чистосердечно объяснили бы, почему они антисемиты, не ссылаясь при этом на «проекции юдаистического мессианизма», до которых сто одному из ста антисемитов решительно нет никакого дела… Просто, без лукавства, сказали бы: «Мне не нравится в евреях то-то и то-то…» А вместе с ними должны бы выступить несколько не менее искренних евреев с ответами: «А в вас нам не нравится то-то и то-то…» Можно быть абсолютно уверенным, что такой честный и открытый обмен мнений, при доброй воле к взаимному пониманию, принёс бы действительную пользу и евреям, и русским – России…» (Цит. по: Шульгин В.В. Что НАМ в НИХ не нравится… Об антисемитизме в России. М., 1992. С. 5).

«Честный и открытый обмен мнений», в сущности, не опираясь только на призыв С. Литовцева, а опираясь на открытую политическую борьбу в Советской России, предложили И.В. Сталин и его сподвижники В.М. Молотов (Скрябин), Л.М. Каганович, К.Е. Ворошилов, А.И. Микоян, С. Орджоникидзе…

Сталин к 1928–1929 годам своей гибкой политической линией, а порой игрой в союзники освободился от Троцкого как лидера левых большевиков, от Зиновьева и Каменева как лидеров ленинградской партийной организации и только что победил лидера третьей значительной фракции во главе с Бухариным. Возглавила партию большевиков фракция Сталина, остальные три фракции во главе с Троцким, Зиновьевым, Каменевым и Бухариным, виновными в развязывании Гражданской войны, «красного террора» и теоретического обоснования «военного коммунизма», были в сущности отстранены от власти, их руководители или исключены из партии, или серьёзно понижены в своих должностях. На смену им приходили другие лидеры, ставшие твёрдыми соратниками И.В. Сталина, которые уже не мечтали о «перманентной революции», о мировой революции, а думали о капиталистическом окружении и строительстве мощного социалистического государства в одной стране, способного защитить себя от внутренних врагов и внешних захватчиков.

Л.Д. Троцкий подробно описал эту борьбу в своей книге «Моя жизнь»: «Тем временем жизнь партии подошла к новому кризису. В первый период борьбы мне была предоставлена «тройка». Но сама она была далека от единства. Как Зиновьев, так и Каменев в теоретическом и политическом отношении были, пожалуй, выше Сталина. Но им обоим не хватало той мелочи, которая называется характером. Более интернациональный, чем у Сталина, кругозор, приобретённый в эмиграции под руководством Ленина, не усиливал, а, наоборот, ослаблял их курс. Курс шёл на самодовлеющее национальное развитие, и старая формула русского патриотизма «шапками закидаем» усердно переводилась теперь на новосоциалистический язык». (М., 2001. С. 507).

Сталин внимательно следил и за литературной борьбой, особенно за борьбой напостовцев и налитпостовцев с Воронским и сторонниками классиков русской культуры. Сначала Сталин поддержал напостовцев, имевших опору в отделах ЦК, потом, со временем, он понял их вопиющее одиночество в широких литературных кругах, ведь самые значительные, выдающиеся писатели выступают против налитпостовства с его постоянной «дубинкой», которая молотит и Горького, и Алексея Толстого, и Сергеева-Ценского, и Пришвина, и Замятина, и Корнея Чуковского, и Федина, и Булгакова, и Шишкова, а поднимает на щит славы посредственных художников якобы пролетарского происхождения.

Сталин пытался вникнуть в литературную жизнь, разобраться в сложностях и противоречиях процесса, помог защитить Шолохова от явной клеветы, много раз бывал на спектакле «Дни Турбиных», посещал Малый и Большой театры, интересовался творчеством художников, музыкантов, беседовал с артистами и режиссерами. В разговорах поднимались вопросы о диктатуре пролетарской литературы, которая очень мешает развитию русской культуры. И какая разноголосица звучала среди самих блюстителей диктатуры пролетариата в русской литературе… Сталин понимал, что этой разноголосицы в русской культуре не должно быть, как и разноголосицы в русской политике.

13 ноября 1928 года Горький писал Авербаху: «…Сами вы – тоже партийцы, значит – у вас есть совершенно ясная линия объединения. Но – почему же нет единения, почему мне со стороны кажется, что шум разноречий ваших вызван причинами недостаточно серьёзными, мелкими?

Я понимаю, что «выпрямление идеологической линии» – чем вы все занимаетесь, – совершенно необходимо, что это задача «стратегии», борьбы. Но мне кажется, что вы все угрязли в словесности, слишком торопитесь стать «спецами», что в среде вашей на почве этой торопливости, – незаметно для вас растёт профессиональный индивидуализм и что групповые разногласия ваши действуют на товарищеские отношения разрушительно…» (РГАЛИ. Ф. 1712. Оп. 3. Л. 24).

Дошло до того, что Авербах заявил в одной из статей, что рапповцы в своей борьбе переделывают сознание не только мелкобуржуазных писателей, «но и самого пролетариата». Только РАПП, только журнал «На литературном посту» изрекает истины в последней инстанции, может с позицией ЦК ВКП(б), «Правды» и других официальных органов полемизировать, спорить… Грубость, бестактность, типичное комчванство, примитивизм и безграмотность в полемике, фанфаронство и легкомыслие – эти и другие отрицательные качества с особой яркостью проявлялись в статьях «вождя» рапповцев Леопольда Авербаха, особенно в статье «Пошлость защищать не надо!» (На литературном посту. 1928. № 10). Горький напечатал несколько слов в защиту поэта Молчанова, Авербах тут же резко ему ответил, причислив Горького к лицам, «неосновательно претендующим на учительство и панскую непогрешимость» (Там же).

Сталин хорошо знал, что Авербах был любимцем Троцкого, который повсюду его выдвигал: в конце 1918 года Авербах член ЦК Союза молодёжи, в 1920 году он – член руководства Коммунистического интернационала молодёжи, два года пробыл в этом качестве за границей, а в 1922 году стал ответственным редактором журнала «Молодая гвардия», потом – «На посту», и всё время пролетариат противопоставляет всему реакционному обществу, интеллигенции, мещанству, крестьянству, последовательно защищая социал-демократов Германии, принявших в прошлом веке Готскую программу, где сказано, что по отношению к пролетариату все остальные классы сливаются в одну реакционную массу. А это давно устарело и не соответствует советской действительности.

Сталину и его окружению совершенно не понравился тон Авербаха в последующей дискуссии: сначала «Правда» одёрнула Авербаха в статье В. Астрова «Горький и комчванята», Авербах снова оскорбил Горького, напечатав в своём журнале статью «Л. Толстой о Горьком», затем в «Новом Лефе» выступил В. Шкловский со статьёй «Новооткрытый Пушкин», в которой утверждал, что Горький вырос из французского бульварного романа, что с русской классикой у Горького нет связи, но это не уменьшает его литературной значимости.