История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы
Шрифт:
В комплекс подполья как типа сознания и поведения входят "…не только постоянная готовность "расплеваться со всеми", забиться в свой идейный "угол", но и вечная зависимость от взглядов, суждений, реакции другого… это последовательная смена страданий от зависти, от неудачных попыток обратить на себя внимание, от осознания своего морального падения, от бесплодных раскаяний и угрызений совести" [64] .
Композиционно произведение состоит из двух частей, с точки зрения художественной организованных различно. Первая часть – монолог героя, практически бессобытийный, в котором раскрывается его мировоззрение. Вторая часть имеет выраженный сюжет. В целом жанровая форма книги представляет собой исповедь, полную разоблачений и саморазоблачений.
64
Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987. С. 107–108.
Сам
65
Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов, 1982. Гл. 5.
Наделенный незаурядными интеллектуальными способностями отставной коллежский асессор не реализовался как личность общественная; он всегда оставался неудачником, встречая на своем пути насмешки и унижение. Между тем, признавая высочайшую ценность личности вообще (на поверку – только своей собственной), он страдает от недооценнности да и собственной недооценки, одним словом, – от отсутствия человеческого достоинства. "Поддержать достоинство" – вот один из центральных пунктов его жизненного кредо. Поскольку общепринятые пути, ведущие к самоуважению, парадоксалистом отвергаются, признаются пошлыми, он ищет экстравагантные формы. Но морально-психологические эксперименты, которые становятся к этому времени устойчивой чертой поэтики Достоевского, разрешаются в трагикомических ситуациях.
Обиды неудачника обернулись мстительностью, из примитивной психологической защиты ("меня унизили, так и я хотел унизить") превратились в нескрываемую агрессию, даже в угрозу миру: сделать пашквиль, мерзость, посеять семена разрушения. (Уместно вспомнить здесь неожиданные метаморфозы "слабого сердца", проанализированные писателем в "Записках из мертвого дома".)
"Трагизм подполья, – говорил Достоевский, – состоит в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть не стоит и исправляться".
Нельзя не сказать, что исповедь героя "Записок" насыщена серьезными, трагическими мыслями о глубинных основаниях не только человеческого существования, но и всего мироздания. В разгоряченном сознании парадоксалиста возникает образ Стены – воплощения фатума, давления неизбежных, роковых обстоятельств в судьбе человека. В философском плане размышлений героя Стена – это символ победы всеобщих безличных законов бытия над любым проявлением индивидуального, особенного, победы необходимости и закономерности над случайным. Человек, по мнению отчаявшегося героя, может противопоставить этому лишь свободный порыв, пусть отчаянный и бессмысленный, свою волю, желания, "фантазию"; "свои фантастические мечты… пожелает удержать за собой единственно для того, чтоб самому себе подтвердить… что люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых…
играют сами законы природы собственноручно". Свобода, свобода желаний, свобода воли – вот что может уберечь личность от судьбы "штифтика в органном вале". Отметим: в художественном произведении Достоевский едва ли не первым освещает проблемы, которые станут предметом исследования в особой школе мыслителей XIX-XX веков – в философии существования, или экзистенциализме.
Разделяя с героем повести мучительные думы о человеке, Достоевский не забывает предостеречь современников и потомков: свобода в сознании подпольного человека превращается в своеволие, в "дикий каприз", в моральную разнузданность.
В то же время размышления парадоксалиста нужны автору из соображений "текущего момента", для выражения позиции в злободневном споре о природе человека и общества с революционными демократами. Достоевский, к этому времени уже окончательно разуверившийся в конечной цели социалистов, иронизирует над рационалистическими, головными теориями утопистов о возможности абсолютной социальной гармонии. Центральная точка необычной дискуссии – образ хрустального дворца, знакомый читателям по только что опубликованному Некрасовым в "Современнике" роману Н. Г. Чернышевского "Что делать?" В "Четвертом сне Веры Павловны" он – воплощение коммунистических начал, подобие земного рая для всех, в "Записках из подполья" – символ рассчитанной по логарифмической линейке, мертвенной и мертвящей социальной перспективы. "Я
боюсь хрустального и навеки нерушимого здания, которому нельзя будет даже украдкой языка высунуть", – так странный герой метафорически выражает позиции автора.Достоевский считает, что "земной рай" невозможен еще и потому, что непостижима и непредсказуема, иррациональна природа человека, готового разрушить любое царство гармонии из-за "своего собственного, вольного и свободного хотенья, своего собственного, хотя бы самого дикого каприза, своей фантазии, раздраженной хотя бы до сумасшествия". Объективно в этих словах содержится развенчание не только "проектировщиков" хрустального дворца, но и самого подпольного человека.
Идейно-психологический феномен "подполья" оказался исторически и социально масштабным и потребовал дальнейшей разработки в вершинных романах Достоевского. Лев Шестов все последовавшее за повестью творчество Достоевского охарактеризовал как лишь новую форму примечания к "Запискам из подполья" [66] . Вообще в интерпретации этого произведения нередки были некорректные положения, согласно которым авторская позиция приравнивалась к позиции героя. А. П. Скафтымов составил обзор подобных мнений, задав современную парадигму исследований повести [67] .
66
Шестов Л. Достоевский и Ницше (Философия трагедии) // Шестов Л. Избранные сочинения. М., 1993. С. 159–326.
67
См.: Скафтымов А. "Записки из подполья" среди публицистики Достоевского // Скафтымов А. Нравственные искания русских писателей. М., 1972; Захаров ВЛ. Система жанров Достоевского: типология и поэтика. Л, 1985; Свителъский В. А. Что такое подполье? О смысле одного из ключевых понятий Достоевского // Индивидуальность писателя и литературно-общественный процесс. Воронеж, 1979.
Середина 60-х годов как рубеж жизни и творчества Достоевского
1864 г. принес Достоевскому смерть двух близких людей: в апреле умерла его жена М. Исаева, в июле – любимый брат и верный соратник Михаил. В попечении Достоевского оказались его пасынок, а также жена и дети М. М. Достоевского, не имеющие средств к существованию. Кроме того, огромный долг – до 25 тысяч рублей – тяжким бременем лег на плечи писателя. Журнал "Эпоха" не принес ожидаемого дохода и в июне 1865 г. в результате банкротства прекратил свое существование. В этих обстоятельствах Достоевский вынужден заключить с книгоиздателем Ф. Т. Стелловским кабальный контракт. Право на издание трех томов сочинений и нового романа, который должен быть написан не позднее 1 ноября 1866 г., продается за три тысячи рублей. В 1866 г. в немецком городке Висбадене, где лечился на курорте, Достоевский начинает работать над романом "Преступление и наказание", но уже в России в октябре того же года он вынужден был прерваться из-за прежнего договора с книгоиздателем: требовалось менее чем за месяц написать еще один роман. Писатель нанял стенографистку, которая помогла ему в срок завершить работу над "Игроком". Вскоре Анна Григорьевна Сниткина стала женой Достоевского и до конца его дней при всей противоречивости характера оставалась верным другом и надежной опорой в жизненных радостях и горестях.
Роман "Игрок"
Этот роман завершает первый цикл романного творчества писателя, начатый "Бедными людьми". Но проблематика и поэтика его открыты "великому пятикнижию" Достоевского (так некоторые исследователи по аналогии с ветхозаветным Пятикнижием Моисея называют пять последних романов). За "говорящим" именем западноевропейского города Рулетенбург стоит игровое художественное пространство, по воле автора практически изолированное не только от России, но и от всего внешнего мира. Центром его становится реальный игровой дом (воцсал), силовые линии связывают его с условными "сценическими площадками", где сама жизнь не столько проживается, сколько разыгрывается. Игровая модальность становится определяющей в поведении главных и второстепенных героев, будь то схватка с трансцендентными силами за рулеточным столом, театральные жесты и позы героев, постановка социальных и психологических экспериментов. Реальность как таковая теряет свою ценность в сознании участников Игры. Театр "я"-ролей дает главному герою Алексею Ивановичу ощущение внутренней свободы, но она иллюзорна так же, как мнимой оказывается возможность с помощью расчета, интуиции, высокой или низкой ставки за рулеткой обыграть судьбу, найти единственный смысл в том, что заведомо лишено связей с миром подлинности. Учитель поочередно вычеркивает из своей жизни все социальные роли, кроме одной, эфемерной – роли игрока.
В романе "Преступление и наказание", который писался параллельно с "Игроком", сознание героя также будет безмерно сужено, но сосредоточено не на рулетке, а на опасном интеллектуальном комбинировании, напримеривании ролей Ликурга, Наполеона, Магомета.
Роман "Преступление и наказание"
Роман знаменует начало наиболее зрелого и плодотворного ("позднего") этапа творчества Достоевского и появление нового типа романа в мировой литературе.