История русской торговли и промышленности

В 1766 г. тариф был значительно понижен. Покровительственная пошлина ограничивалась 30%: «Оный излишек в 30% к поощрению быть может; ежели же не доволен, то такие фабрики держать бесполезно». Высокими пошлинами облагались лишь товары «к домашним уборам и украшениям, также к роскоши в пищи и питии следующие». Эта система сохранена была и тарифом 1782 г., но все же контрабандный привоз на западной сухопутной границе по-прежнему процветал, почему предложена была крайняя мера — вовсе закрыть эту границу [35] . Граф Миних, управлявший таможенными сборами, на это ответил, что хотя «сие есть самое легчайшее средство воспрепятствовать таможенным служителям делать вспоможение тайному привозу», но вместе с тем «сие средство будет подобно тому человеку, который все деревья в своем саду вырубить захотел для того, чтобы воры плодов не крали». Комиссия о коммерции, рассматривая вопрос о том, как бы «убавить» «воровство», ибо «искоренить никакого соединенного с свободою коммерции способа изобрести невозможно», находила, что не следует «разрушать» числа таможен, чтобы «не затворить чрез то течения торговли»; тем более, что и при закрытии западной границы нет гарантии, что товары не будут все-таки водворяться, ибо их нетрудно будет снабдить за границей клеймами русской таможни, почему заарестовать их на внутренних рынках как контрабанду невозможно будет. Несмотря на это, торговля все же была «утеснена»: указом 1788 г. был запрещен привоз через западную сухопутную границу всякого рода иностранных шелковых, шерстяных, бумажных и прочих товаров, также напитков и вещей, за исключением лишь некоторых изделий.

35

При осмотре западной сухопутной границы выяснилось, что она нигде не укреплена, «к тому же во многих местах и знаков нет, где оная быть долженствует, форпост от форпоста стоит в дальнем расстоянии, так что в некоторых местах стоящим форпостным людям мимо проезжающих и проходящих не только осмотреть и воспрепятствовать не можно, но по густоте леса и в ближнем расстоянии видеть ничего нельзя».

Так был разрублен гордиев узел: ребенок, по немецкой поговорке, был выброшен вместе с выливаемой ванной.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Комиссионная торговля иностранцев в XVIII ст. Кредит. Вексель

Шторх, писавший в конце XVIII ст., указывает на то, что англичане, чтобы захватить в России торговлю в свои руки и укрепить ее за собой, ввели обычай уплаты авансом всей или части суммы за доставляемые в следующем году продукты. А в то же время русским они продавали иностранные товары в кредит на шесть, девять и даже двенадцать месяцев. Примеру англичан вынуждены были последовать и другие иностранные купцы в России, и для русских это было так удобно, что у них уже вовсе прошла всякая охота заниматься активной торговлей, столь трудной, требующей значительных сведений и капиталов и в то же время сопряженной с риском ^{502} .

На этот продолжительный и широкий кредит в торговле русских с иностранцами обращают внимание и другие авторы того времени. «Когда приближается зима, — говорит Шерер, — русские из внутренних губерний привозят иностранным купцам, находящимся в Петербурге, пеньку, лен, кожи и т.д. Уславливаются относительно цены и срока доставки товара. Договор записывается в таможне, иностранец-покупатель авансирует четвертую часть или даже половину выговоренной суммы, не получив еще ничего из обещанного товара. Если русский продавец честный человек, он держит свое слово, в противном случае он оставляет у себя товар, увозит с собой полученный аванс и более не показывается» ^{503} .

В начале XVIII ст. англичане жаловались на то, что «кредит, иже есть душа в купечестве, чрез нынешнее в платежах долгое продолжение и между купцами неисправность также и через волокитное поведение в получении суда утратился и разорился». Как сообщает Чулков, купцы присылали вместо себя в Петербург сыновей или приказчиков, которые покупали в долг товары у иностранцев, а на следующий год посылались уже другие, которых невозможно было заставить уплатить за взятые в предыдущем году товары. Хозяева отказывались платить деньги за приказчиков или отец за сына, хотя в выданных приказчиками или сыновьями обязательствах было написано, что деньги должны заплатить хозяева или родители. Правительство пыталось бороться с подобного рода явлениями, но всевозможные меры вроде обязанности записывать своих приказчиков в таможне и отвечать по их обязательствам, «как бы они хозяева сами то учинили», мало помогали. Эти распоряжения не выполнялись купцами, и прежние злоупотребления не исчезали ^{504} .

Но это все же не удерживало иностранцев от торговли с русскими и от широкого кредитования их.

Это подтверждают французы, путешествовавшие по России, в своем описании поездки, вышедшем в 1796 г. «Крепостные, — сообщают они, — не могут выдавать векселей, но это не мешает им пользоваться большим кредитом». Один английский коммерсант, поселившийся в Петербурге, рассказывал им, «что он ежегодно доставляет одному мужику с длинной бородой сукна на сто тысяч рублей, с рассрочкой платежа на год. Этот человек уезжает весной, продает сукно и возвращается в Петербург только следующей весной. Тогда он уплачивает за купленное в прошлом году, берет столько же в кредит и снова уезжает. Коммерсант даже не знает, откуда он родом и где его можно захватить, в случае неуплаты». Впрочем, заключают авторы, «такое доверие едва ли уместно по отношению ко всем» ^{505} .

И Георги объясняет, что «российские купцы по закупаемым ими у иностранцев товарам платят через долговременный, по большей части годовой срок, удовлетворяя однакоже продавца обыкновенными здесь процентами с покупной цены». Однако и он вынужден признать, что «есть и такие покупщики, кои совсем ничего не платят» ^{506} .

Из описания силезской торговли 1807 г. мы узнаем, что иностранному продавцу приходилось иногда более года ожидать уплаты по проданным товарам. «Полотно мы продаем русским, и это нередко связано с риском потери капитала: обыкновенно проходит вместо двенадцати месяцев 15, 18 и даже 24, пока последует расчет» ^{507} .

Шторх, как мы видели, приписывает распространение обычая давать авансы, как и кредитования русских, англичанам, утверждая, что «пока в торговле с Россией первую роль играли голландцы, выгоды для обеих сторон были одинаковые, купля и продажа совершалась в обоих случаях на наличные или в форме мены товара на товар или на краткий срок; только англичане это испортили» ^{508} . [36]

Между тем этот обычай появился еще до XVIII ст., гораздо раньше, чем англичане стали выдвигаться на первое место и забирать торговлю в свои руки, именно еще в XVII ст., когда наибольшее значение имели голландцы, англичане же после 1649 г. потеряли свои привилегии и свое влияние в России. Савари в своем «Совершенном купце» рассказывает, что доставляемые в Россию товары нередко оплачиваются лишь через два года, а закупаются тамошние продукты на наличные. Так поступают по крайней мере англичане и голландцы. И дальше он специально по поводу голландцев и их преимуществ в торговле с Россией по сравнению с французами подчеркивает, что они продают привозимые товары в кредит на год или на два, а закупают за наличные деньги, причем умеют отличать добросовестных должников от сомнительных ^{509} .

36

Это обвинение англичан в кредитовании русских и выдаче им авансов, чтобы вытеснить другие нации, мы на ходим в докладной записке двух французских коммерсантов, Рембера и Дюмиди, о торговле с Россией, которые все неудачи французов в России и невозможность развить франко-русскую торговлю готовы свалить на англичан (Memoire de M. M. Raimbert et Dumidy sur le commerce de Russie en 1756. S. 124). От них заимствовал это Шторх, а затем это утверждение перешло к другим авторам, например к Патлаевскому «Денежное обращение». С. 145), от Патлаевского к П. А. Остроухову «Англо-русский торговый договор 1734 г.») и т.д.

Таким образом, обычай этот установился гораздо раньше, по-видимому уже весьма давно. К концу же XVIII ст. он стал уже постепенно выходить из употребления. Георги, описав приезд русских купцов в Петербург и заключение контрактов с выдачей им части и даже всей суммы вперед, прибавляет, что «многие российские купцы привозят свои товары и без подряду и продают оные по торговым ценам или же ожидают лучших» ^{510} .

Наиболее подробно на этой перемене останавливается, однако, тот же Шторх в последнем (8-м) томе своего сочинения. Он рассказывает, что приезжающие в Петербург в ноябре или декабре русские купцы заключают договоры с иностранцами относительно поставки последним русских товаров, получая либо всю сумму вперед, либо только небольшой задаток, тогда как все остальное уплачивается им при самой доставке товара следующей весной. В зависимости от того, устанавливаются ли те или другие условия расплаты, и цена выговаривается неодинаковая, разница составляет от 8 до 10%. Так, лен стоит 38 руб. с авансом всей суммы и 40 руб. при задатке в 10 руб., сало 51 — 52 руб. в первом случае и 54 во втором, пеньковое масло — 3 руб. 75 коп., если выдается вся сумма вперед, и 4 руб., если продавец получает 50 коп. задатка, а остальное при доставке товара. «Прежде, — прибавляет он, — такие контракты с авансированием всей цены совершались гораздо чаще и составляли даже общее явление, так как русские купцы действительно на эти деньги закупали заказанные им товары у крестьян и на ярманках и без аванса, полученного у иностранцев, часто не в состоянии были бы собственными деньгами закупить продукты и доставить их зимой на рынок. Однако, ввиду значительного роста богатства у русских купцов, имевшего место в последние годы, этого рода контракты перестали носить обычный характер, во многих случаях стали даже редкостью. Ибо теперь русские закупают товары на собственные деньги и на собственные страх и риск, но запродают охотно зимою половину товара, который они затем весною везут в Петербург, чтобы сбыт половины был им обеспечен. Со второй половиной они выжидают летних цен, которые обыкновенно стоят выше, чем цены, на которые заключены контракты зимой».

И в области сбыта иностранных товаров к концу века совершилась, по-видимому, перемена. В то время как прежде они продавались русским купцам в кредит на 6 — 12 и более месяцев, теперь, благодаря возросшему благосостоянию их, такие приемы перестали быть общепринятыми. «Правда, — по словам Шторха, — товары, приобретаемые для продажи в розницу, как, например, сукно, материи шелковые, шерстяные, льняные, вина и т.д., и теперь еще почти всегда закупаются с уплатой по истечении года. Правда, небогатые русские купцы приобретают ходкие товары в кредит, чтобы, продавши их за наличные, составить себе свободный капитал, который им необходим для закупки русских товаров или для иных торговых операций; получение его для них столь выгодно, что потеря на процентах этим покрывается. Тем не менее много товаров и на огромные суммы закупается русскими на наличные деньги, и эта перемена обращает на себя внимание в особенности в последние годы, резко отличаясь от прежнего времени, когда так мало товаров покупалось на наличные» ^{511} .

На характере товарообмена с Россией останавливается известный специалист по коммерческим вопросам Иоанн Георг Бюш, живший в Гамбурге в конце XVIII ст.

О русском народе говорят, читаем у него, что он отличается большой склонностью к торговле. Но о России утверждают также, что в торговле с ней безнадежные долги скорее создаются, чем в какой-либо иной стране. Комиссионеров по закупке русских товаров найти нетрудно, но они обычно отказываются принять на себя делькредере, т.е. ответственность по обязательствам дающего им поручения купца (комитента). Весь риск падает на находящегося за границей коммерсанта. Ему приходится продавать товары, кредитуя покупателя на продолжительные сроки, причем последний далеко не всегда добросовестно выполняет принятые на себя обязательства. Комиссионеры, находящиеся даже в таких городах, как Кадикс или Лиссабон, принимая на себя делькредере, получают, кроме провизии, еще 2% цены, а между тем им приходится брать на себя ответственность за уплату по товарам, которые через их посредство отправляются за море в колонии. Напротив, если комиссионер, находящийся в Петербурге, вообще согласен принять на себя делькредере, то он берет за это не менее 3 и даже 4%, настолько велик связанный с продажей в кредит риск.

Благодаря России, по словам Бюша, европейская торговля значительно оживилась, в частности торговля Гамбурга многим обязана именно ей. Но он находит, что в области комиссионной торговли с Россией Европа идет слишком далеко. Есть много стран, с которыми никому не придет в голову вести торговлю при помощи комиссионеров, за отсутствием вексельного курса на эти страны и ввиду невозможности там транспортировать товары на нормальных основаниях. К таким странам принадлежат Венгрия, Европейская Турция, Польша. Но по отношению к России считают возможным такой способ торговли, ссылаясь на то, что имеется вексельный курс на Амстердам, на Лондон, теперь и на Гамбург, и на то, что в русских торговых городах имеется масса людей, готовых закупать товары на комиссию ^{512} ».Каждому молодому купцу, — говорит Бюш в другом месте, — хочется вести торговлю с Россией, и он считает достаточным для того, чтобы приступить к этому, провести одно лето там, отправляясь, конечно, в Петербург и заканчивая свое путешествие Москвой. Но этого совершенно недостаточно. Ему необходимо посетить гораздо больше городов и не уезжать из Петербурга до тех пор, пока он не научится трудному русскому языку для того, чтобы он мог внутри страны собственными ушами слышать и самостоятельно разузнавать все, что ему нужно знать. В стране ведь сидят те люди, от которых он должен добыть себе барыш. Он должен ознакомиться с их жизнью и образом мысли, не довольствуясь обедом в Петербурге у людей, которые, конечно, готовы выполнить его поручения по продаже товаров. В особенности ему следовало бы изучить русское законодательство о кредите, как оно ни неудовлетворительно, и сложный ход вексельных операций, совершаемых из России» ^{513} . [37]

37

Бюш рассказывает об одном крупном английском промышленнике, который, минуя комиссионеров, стал отправлять коммивояжеров в Россию (и Польшу) для непосредственного получения заказов. Заказов он приобрел весьма много, и товары его пошли в глубь России, как и Украины, но деньги за них не поступили, и промышленник оказался в весьма трудном положении.