История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Католицизм долгое время не мог справиться с тем потрясением, какое он пережил в результате лавинообразного наступления Реформации. Лишь только в начале XVII в. он сумел перейти в контрнаступление. В Трансильвании и в османской провинции кальвинизм так и остался религией большинства, тогда как в Венгерском королевстве Габ- /198/ сбургов к 1660 г. католицизм, в общем и целом, восстановил свои позиции. В этот начальный период Контрреформации процесс шел в основном без прямого вмешательства Вены, которая, по общему мнению, стала играть роль одного из форпостов католической веры, и с меньшим применением насилия, чем где бы то ни было еще (меньшим даже в сравнении с последующими событиями этого же столетия, когда мероприятия Леопольда I, направленные на укрепление вертикали власти, сопровождались физическим насилием над протестантами в Венгрии). Рекатолизация, скорее, обусловливалась тем, что высшие венгерские сословия, достигнув компромисса с правительством Габсбургов после первого антигабсбургского движения, возглавленного Иштваном Бочкаи в 1604–06 гг. (см. ниже), пришли к убеждению, что дух противоречия, заложенный в протестантизме, для них более не обязателен, тогда как он продолжал возбуждать умы низших классов, вдохновляя их на неповиновение и борьбу. Власть имущих сумели «переубедить». Деятели Контрреформации свои проповеди адресовали в основном магнатам, аристократии и дворянству. Проповеди, которые теперь зазвучали в храмах на живом, понятном венгерском языке и в которых они непременно подчеркивали, что протестантизм сам по себе ненадежен, что в нем заложена внутренняя тенденция к разделению на все более многочисленные учения и конфессии.

Переход нескольких магнатов в старую веру мог способствовать, казалось, сотворению чуда массового обращения. Там, где их личного примера оказывалось недостаточно, они применяли даже силу, особенно по отношению к людям, проживавшим в их собственных владениях. Однако для ускорения процесса возврата к католицизму церкви нужны были необычайно одаренные, тактически гибкие, способные быстро применяться к обстоятельствам деятели. Новая тактика предполагала новые подходы, методы и стили в подаче Слова Божия верующим. Сражаясь с протестантизмом его же оружием, проповедники Контрреформации сделали упор на усилении контактов между пастырями и паствой. В основе этого общения лежал, однако, не совместный поиск религиозных истин, а обоюдное переживание истинной веры. Переживание, которое могло лишь усиливаться проповедью на родном языке и привлечением опыта христианской мистики, но в пределах, доступных пониманию рядовых прихожан. При этом католики стремились использовать все доступные формы эстетического воздействия на умы и души верующих, особенно возможности поэтики барокко. Богатые, пышно украшенные католические храмы, хорошо поставленные процессии и праздники святых значительно силь- /199/ нее захватывали воображение народа, чем клинически стерильные молельни и обряды протестантов. Все эти новые тенденции обычно ассоциируются с возрождением с середины XVI в. католицизма в основном орденом иезуитов, монастыри которого в скором времени густой сетью покрыли всю Венгрию. Остальные монашеские ордены, будь то старинные францисканцы или павликиане, или же новые вроде пиаристов и капуцинов, также были вдохновлены результатами деятельности иезуитов.

Самым выдающимся деятелем Контрреформации в Венгрии стал кардинал Петер Пазмань, архиепископ эстергомский в 1616–37 гг. Он родился в семье кальвинистов. В детстве был обращен в католичество иезуитами Коложвара, учился в Кракове, Вене и, наконец, в Риме, где его личным наставником был выдающийся богослов неосхоластической школы Роберто Беллармино. Затем Пазмань стал профессором философии в иезуитском Грацком университете. Здесь он написал ряд известных полемических трактатов и заложил основы венгерского варианта богослужения для контрреформированного католицизма, описанного выше. Ключом к успеху для него стала не только огромная теологическая эрудиция, включавшая даже протестантскую богословскую литературу, но и сам стиль, энергичный и свежий. В XVI в. основными создателями венгерской языковой культуры были, безусловно, протестанты. В XVII в. главная роль в дальнейшем упорядочивании и модернизации венгерского языка принадлежала, конечно же, творчеству Петера Пазманя, хотя собственно теоретические разработки венгерской грамматики (принятые по обе стороны религиозных баррикад), создавались такими фигурами, как стойкий кальвинист Иштван Катона, епископ трансильванский, или придворный пастор князя пуританин Пал Медьеши, или самый влиятельный из них – Миклош Мистотфалуши Киш. Однако по популярности и силе воздействия на читателей из современников с Пазманем мог сравниться только его оппонент-кальвинист, ученый и писатель Альберт Сенци Мольнар, который, помимо филологических и лингвистических работ (в 1604 г. он издал первый латинско-венгерский словарь), попытался соперничать с Пазманем в богословских жанрах, создавая столь же проникновенные и простые для понимания проповеди и молитвы, поражающие библейской подлинностью звучания. Его венгерские переводы молитв Кальвина и Буллингера, как и перевод знаменитого кальвиновского «Наставления в христианской вере», помогли венгерской реформированной церкви принять свой окончательный – кальвинистский – облик, а перевод Псалтыри лег в основу /200/ венгерской протестантской обрядовости: псалмы хором распевались в церкви по окончании службы.

Хотя в самом начале века особняки аристократии и замки трансильванских князей еще строились и перестраивались в традициях позднеренессансного стиля, вместе с возвращавшимся католичеством в Венгрию проникает барокко, которое вскоре становится здесь господствующим стилем. Это было более, чем удивительно, поскольку королевский двор не мог себе позволить в то время заниматься меценатством, а барокко было дорогим искусством, особенно в архитектуре, ибо требовало размаха, щедрости и роскоши. Роль состоятельных патронов архитектуры выполняли аристократические семейства Задунавья и Верхней Венгрии, построившие для себя величественные особняки и давшие деньги на строительство красивых храмов. Достойны здесь упоминания особняк семьи Баттяни в Бороштьянке (Бернштейн), дворец Палфи в Верешке (Ротштейн) и хоромы семейства Эстерхази в Кишмартоне (Айзенштадт). Два палатина из клана Эстерхази – Миклош и Пал – стали также самыми крупными заказчиками по строительству церковных сооружений. Первый из храмов этого ряда был начат в 1629 г. и строился по образцу знаменитого храма Иль Джезу в Риме. Закончен он был уже после смерти Миклоша в его владениях в Надьсомбате (Трнава) и считается одним из красивейших в Европе. Помимо местных архитекторов, на этих стройках были заняты итальянские и австрийские мастера, многие из которых трудились в Венгрии в течение нескольких десятилетий. Большинство художников, расписывавших алтари в храмах и стены в дворцах аристократов, например, фрески в особняке Надашди в Шарваре, живописующие батальные сцены и героические подвиги Ференца Надашди в битвах с турками, также были иностранцами.

Надьсомбат знаменит не только иезуитским храмом, о котором только что говорилось, но также и университетом, основанным Пазманем в 1635 г. и обучавшим венгерских студентов всем университетским наукам, кроме медицины. Созданием университета и чуть позже, в 1660 г., академии в Кашше (Кошице) инфраструктура системы иезуитского образования в Венгрии была завершена. Ее основой стала сеть гимназий, рассредоточенных по всей стране. Уровень преподавания в этих гимназиях отвечал самым высоким европейским стандартам благодаря единым нормам требований, повсеместно введенным орденом иезуитов. Развивалась также начальная и средняя школа: даже в самых маленьких деревушках и селах были свои школьные учителя, многие их которых имели высшее образование, как католи- /201/ ческое, так и протестантское. Протестантские школы и колледжи не обрели столь громкой славы, однако многие из них процветали в течение по крайней мере, одного-двух десятилетий XVII в. С 1650 по 1654 г. в колледже Шарошпатака, например, работал самый выдающийся из педагогов своей эпохи Ян Амос Коменский. В колледже Дьюлафехервара (Альба-Юлиа) преподавало немало немецких профессоров, бежавших от ужасов Тридцатилетней войны. Германия в тот период по-прежнему оставалась главным источником вдохновения для обновленного протестантизма в его борьбе с католицизмом. Так, в середине века венгерские лютеране знакомятся с распространявшимся тогда мистическим течением пиетизма. Определенное влияние на венгерских протестантов оказывал также пуританизм, импортируемый из Англии. Молодые люди протестантской Венгрии часто выбирали для учебы английские и нидерландские университеты (хотя, разумеется, большая часть 5-тысячной армии венгерских студентов, в XVII в. выезжавших за границу для получения образования, училась все же в немецких и польских университетах). Именно поэтому Венгрию XVII в. часто описывают как страну иезуитов и пуритан. Действительно, при отсутствии светской интеллигенции наиболее высокообразованными деятелями страны в то время были представители этих двух групп.

Честь быть венгерским первооткрывателем в области чисто научного, экспериментально-позитивистского мышления, становившегося в Западной Европе XVII в. доминирующим в интеллектуальной жизни, принадлежит крупнейшему представителю венгерской научной мысли Яношу Апацаи-Чере, пуританину, изгнанному из ортодоксально кальвинистского колледжа в Дьюлафехерваре за религиозные воззрения. Апацаи иногда называют первым «современным» венгром. Его инаугурационная речь в Дьюлафехерваре «Изучая мудрость» (1653) была превосходно аргументированной защитой идеи прогресса, основанной на критическом исследовании источников и авторитетов, а его же «Венгерская энциклопедия», опубликованная в том же году, была, в целом, по натурфилософским концепциям картезианской, хотя и не избежала некоторого влияния теоретиков «естественных законов», к тому же в ее социальных и политических статьях заметен интерес автора к идее народного суверенитета и тираноборчеству. В Венгрии у Апацаи тогда почти не было единомышленников. Одним из них можно считать разве что Яноша Пошахази из Шарошпатака, создавшего по схеме Ф. Бэкона свою собственную эклектическую натурфилософию и оспорившего в своей диссертации, за- /202/ щищенной в Утрехте (1654), гоббсовскую концепцию «естественного закона». Эти мыслители изолированно работали в условиях, когда протестантские и католические учебные заведения, по сути, почти ничем не отличавшиеся от немецких учебных заведений и даже от других, расположенных еще западнее, по-прежнему абсолютизировали Аристотелеву схоластику, а самые важные для них темы и принципы политического мышления – солидарность с христианской Европой, привязанность к «национальному» и к «отечеству», понятия государственного блага в противовес политической целесообразности – определялись трагическим расчленением страны на три части.

Мир, война и столетие распада

Естественными следствиями политических перемен, которые произошли в Венгрии в XVI в., должны были стать ее дальнейшее отставание от постоянно прогрессировавшей Западной Европы, а также углубление различий между отдельными частями некогда единого королевства. В последней трети века, однако, эти тенденции встретили сильное противодействие со стороны двух привходящих обстоятельств. И даже возобладав, наконец, в следующем столетии, они не обрели необратимого характера. Во-первых, как мы уже видели, Реформация помогла Венгрии сохранить культурное единство, а также не только поддержать, но и усилить, укрепить связи с западной цивилизацией. Во-вторых, хозяйственная деятельность Европы оказывала противоречивое влияние на венгерскую экономику: ее возможности по долгосрочной модернизации и развитию оказывались все более и более ограниченными, тогда как формирование краткосрочной благоприятной для Венгрии конъюнктуры укрепляло ее внутриэкономические связи и сохраняло ее коммерческие контакты со странами Запада. Такое равновесие сохранялось до тех пор, пока Венгрия не понесла серьезные потери в результате череды войн и эпидемий, которые обрушились на нее на рубеже XVI–XVII вв. Начало всем несчастьям положила Пятнадцатилетняя война (1591–1606). В ходе ее и вплоть до изгнания из страны турок Венгрия потеряла такое количество населения и оказалась настолько опустошенной в экономическом смысле, что достигла, пожалуй, самой нижней точки в своем историческом развитии. Выбраться из этой пропасти и восстановить хотя бы тот хозяйственный потенциал, который страна имела еще сто лет назад, казалось почти нереальным. /203/

Турецкие войны в 1526–68 гг. на удивление мало повлияли на демографию Венгрии в том виде, как она сложилась еще в Средние века. Хотя в период боевых действий многие поля зарастали, а села пустели, они вскоре оживали и заселялись вновь. Венгрию обошел стороной европейский процесс роста населения в XVI в., но благодаря иммиграции балканских славян оно хотя бы не уменьшалось. Традиционно сырьевой характер венгерского экспорта, новая ситуация, сложившаяся в Западной Европе, сокращение посевных площадей и отсутствие прироста населения – все это в сочетании предопределило специфику экономики страны. Значение венгерских рудников уменьшилось в результате ввоза большого количества драгоценных металлов из Нового Света, но рост населения Западной Европы породил беспрецедентный спрос на аграрную продукцию, особенно на продукты питания, как раз тогда, когда отсутствие прироста населения в самой Венгрии привело к уменьшению внутреннего рынка, а сокращение посевных площадей создало практически неограниченную возможность для развития скотоводства. В результате Венгрия оказалась в идеальной ситуации монополиста: удовлетворяя спрос западного рынка, она превратилась в самого крупного в мире поставщика мяса, ежегодно экспортируя в 1580-х гг. до 200 тыс. голов крупного рогатого скота.

Поэтому Венгрия имела огромное внешнеторговое положительное сальдо. Однако существенная часть прибыли оставалась у иностранных купцов, замыкавших торговую цепочку. К тому же успехи венгерского аграрного сектора обусловили консервацию старого способа производства и производственных отношений. Дешевые ткани, продукция металлообработки и ремесленные изделия, в целом, составлявшие основные статьи венгерского импорта, буквально душили местную промышленность, которая и без того находилась в плачевном состоянии. Количество промыслов и специальностей, получивших хоть какое-то распространение в венгерских городах, обслуживавших, как правило, самые элементарные, насущные потребности населения и находившихся в рамках почти уже вымерших в Европе цеховых организаций, составляло от четверти до половины существовавших в городах Германии того времени. Соответственно такой же была в пропорциональном отношении и численность ремесленников среди городского населения Венгрии, если данные по ней сопоставить с демографическими показателями тогдашних немецких городов. Отрасли промышленности, требующие высокой концентрации капитала, такие, как текстильная промышленность или стройиндуст- /204/ рия, имелись лишь в зачаточном состоянии и только в самых крупных городских центрах Венгрии.

В то же время из-за специфики конкретных условий выпасное скотоводство давало счастливую возможность хоть как-то компенсировать неразвитость городского сектора, без которого трудно развивать промышленность и рассчитывать на формирование гражданского самосознания. Находившийся вне рамок феодального производства, основной единицей которого был пахотный земельный участок (sessio) в той или иной степени зависимого земледельца, выпас скотины никак не облагался податями со стороны помещиков, которые предприняли несколько безуспешных попыток взять в свои руки этот вид деятельности, вытеснив из него крестьян и жителей оппидумов. Однако им пришлось удовлетвориться теми огромными прибылями, которые приносила поставка зерна войскам страны. Потом, поскольку выпасное скотоводство является весьма трудоемким занятием, оно, в значительной мере, зависело от договоров с оплачиваемыми наемными работниками, что уже само по себе предполагало некий прообраз рыночных отношений и могло привести к капитализации экономики. Множество крестьян, привлеченных в выпасное скотоводство и прежде не выезжавших за пределы своего округа, теперь вместе со стадами преодолевали значительные расстояния. Это очень расширяло их кругозор, помогало выработке независимого поведения и способствовало восприятию нового. Аналогичное воздействие оказывало виноделие. Раньше центром производства вина была область Срема. Но в начале XVI в. она оказалась под турками, и виноделие переместилось в Тольну и Баранью (Южное Задунавье) и даже, в еще большей степени, в Токай – северный район долины реки Тиса. (Вино даже стало вытеснять скот как главный предмет венгерского экспорта, когда в начале XVII в. экономический спад в Италии и Германии – главных потребителях венгерского мяса – вызвал падение спроса на говядину.) После значительного ухудшения положения, к которому привела крестьянская война под руководством Дожи, казалось, вновь наступили времена, благоприятные для появления самодостаточной прослойки «крестьянской буржуазии». И наконец, поскольку большая часть экспортируемого скота выращивалась на Среднедунайской равнине, захваченной турками, куда немногие западные купцы рисковали соваться, и поскольку сами турки или южные славяне отнюдь не были желанными гостями в Венгерском королевстве, венгерские купцы из вилайета и их люди были необходимым звеном в этой торговой цепи. Но и они не очень любили пересекать границы Османской /205/ империи, почему коммерсанты из королевской Венгрии также играли важную роль посредников. В результате Венгрия, несмотря на ее политическое расчленение и множество пограничных и таможенных постов вдоль всех ее искусственных границ, сохраняла свою экономическую целостность, действуя как единый рыночный механизм.

То хрупкое экономическое равновесие, которое все же могло вселять некоторый оптимизм относительно условий существования и будущего страны, поддерживалось миром, наступившим после подписания Адрианопольского договора и просуществовавшим почти четверть века. Но после вновь была развязана война, бушевавшая в течение пятнадцати лет. Конечно, официальный мирный договор между двумя великими державами часто нарушался разного рода вылазками, грабительскими набегами и даже внезапными наступлениями, заканчивавшимися захватом малых замков и крепостей. Причем виновниками постоянной нестабильности в пограничной зоне в основном были турки. И хотя при своем восхождении на австрийский трон Рудольф I (он же Рудольф II как глава империи) горел желанием изгнать турок, Военный совет 1577 г. принял предложение Лазаруша Швенди, командующего войсками Верхней Венгрии, воздерживаться от провокаций и сохранять мир, укрепляя тем временем линию обороны (последнее было исполнено без должной эффективности). Таких же взглядов придерживался Иштван Батори (Стефан Баторий), сменивший в 1571 г. Яноша Жигмонда в качестве князя Трансильвании, а затем, в 1576 г., избранный на польский престол. Он (а в его отсутствие его губернаторы) с помощью Порты обезопасил свою должность от соперников, а затем даже изучал возможности подчинить себе королевскую Венгрию, одновременно укрепляя линию обороны между Трансильванией и Османской империей. Но никто не планировал «войну за освобождение». Самые крупные деятели не догадывались, что со смертью Сулеймана I Османская империя прошла зенит своего могущества, и не горели желанием, по словам венгерского генерала Миклоша Палфи, «вскрывать этот ящик», в котором, как они думали, было полно «ядовитых гадов, всяких паразитов и скорпионов».