История военного искусства

Копейщики шли впереди, вероятно, только в тех случаях, когда предстояло убрать с пути какую-либо преграду, изгородь и т.д. В общем же они следовали за рыцарями и вступали в бой после них. Такой случай, как в сражении при Эльстере (1080 г.), когда часть рыцарей спешилась, чтобы подойти к неприятелю со стороны, недоступной для всадников, должен быть рассмотрен в другой связи и сюда, конечно, не относится. Независимо от таких особых комбинаций значение пеших копейщиков наиболее велико тогда, когда они, сомкнув ряды, обеспечивают рыцарям убежище и прикрытие на случай опасности. Впервые я встретил теоретически обоснованное указание на такую функцию пехоты уже у Вегеция69, а затем у византийского императора Льва, который в своей "Тактике" (гл. XIV, § 20) советует, если неприятельское войско состоит из всадников, построить эту пехоту в 1-2 милях за конницей, а всадникам приказать, в случае если они будут отброшены, отступить к пехоте не по прямой линии, а собираться за ней, обходя ее по дуге70.

С первым практическим примером этой тактики мы сталкиваемся в поэме о Роберте Гискаре71, и документально засвидетельствованный пример ее применения представляет сражение при Дорилэе (1097 г.) в первом крестовом походе; правда, здесь большинство пехотинцев было, видимо, рыцарями, у которых уже не было коней, но в дальнейшем мы видим, что в крестовых походах этот прием применяется уже систематически. Канцлер князя Роджера Антиохийского Готье, оставивший нам весьма ценные записи, при описании сражения при Хабе (1119 г.) говорит, что пехота построена была за 3 отрядами конных с тем, чтобы служить для последних прикрытием и, в свою очередь, иметь прикрытие в их лице72. К этому приему перешли потому, что в Сирии числовое соотношение между пехотинцами и всадниками было иным, чем на Западе, так как большая часть взятых из дому лошадей погибала в пути, а заменить их другими было нелегко. В Антиохии, - по донесению князей папе, несомненно преувеличенному во всех отношениях, - у рыцарей было всего 100 лошадей. Как велика была потребность в них видно также из того, что в источниках в форме дневников неоднократно отмечается, что захвачено столько-то лошадей, а в статутах рыцарских орденов часто говорится о присланных с родины лошадях, на доставку которых, разумеется, не стали бы тратить большие деньги, если бы в Сирии можно было достать достаточное число подходящих лошадей. Поэтому в крестовых походах пешие копейщики играют более важную роль, чем на Западе, вовсе не в силу какого-либо принципа и не потому, что боеспособность здесь стояла на особенной высоте, а лишь в силу необходимости.

У нас нет свидетельств, которые указали бы на непосредственное обратное влияние этого метода на Запад, и мы не имеем оснований предполагать такое влияние, хотя при ближайших поколениях на военной арене появляется новый элемент, вполне подходящий для такой помощи рыцарям, а именно горожане, - в особенности горожане итальянских коммун. Впрочем у нас есть, в сущности, только один пример, дающий возможность с успехом наблюдать подлежащее выяснению явление, - это битва при Леньяно, к которой мы обратимся в особой главе об итальянских войнах Гогенштауфенов.

Относительно сражения при Бузине (1214 г.) мы узнаем нечто подобное, но только как об эпизоде, а не как о решающем моменте и с явным поэтическим преувеличением73.

Своеобразное, но аналогичное явление представляет собой сражение при Норталлертоне (1138 г.), где английское ополчение, благодаря тому что спешившиеся рыцари построились в первой шеренге, отбило стремительную атаку шотландской армии, но само в наступление затем не перешло.

В общем привился способ действий, по которому пешие воины - копейщики или стрелки - стараются непосредственно поддерживать рыцарей в смешанном бою. Прекрасный пример успешного применения этого приема представляет победа страсбуржцев над своим епископом в 1262 г. при Гаубергене.

Если недостаточно вооруженные оруженосцы или пешие кнехты попадают даже в самую гущу сражения, то это вовсе не означает, что они погибли; если рыцарь наступает на них, они, - как мы узнаем из статуса храмовников, - спасаются бегством без ущерба для своей чести. Однако, рыцарь атакует прежде всего рыцаря же, так как только исход борьбы между ними решает сражение и считается поэтому вопросом чести. В сражении при Бувине 300 легковооруженных конных бойцов будто бы атаковали фламандских рыцарей, но последние не сочли даже нужным двинуться с места. Они просто закололи находившихся под этими бойцами непокрытых панцирем лошадей и затем двинулись вперед, чтобы встретиться и померяться силами с рыцарями. У Геелу, воспевшего сражение при Воррингене (1288 г.), один сержант восклицает (стих 4954): "Пусть каждый наметит себе одного из вражеских рыцарей и не отступит до тех пор, пока не заколет его. Если бы их войско было даже так велико, что растянулось бы до самого Кельна, оно все же было бы разбито, если бы только нам удалось сразить их рыцарей".

Как ни велика поддержка, которую рыцарям иногда оказывали вспомогательные войска, в особенности - стрелки и пешие копейщики, все же не следует забывать, что они имеют только второстепенное значение; решающий род войск - рыцарство; это продолжает оставаться основным фактом. Можно, не боясь преувеличения, выставить положение, что в средние века лучшим, идеальным войском долгое время продолжало считаться тяжеловооруженное, чисто рыцарское войско. Если, тем не менее, вспомогательные войска приобретают все возрастающее значение, то это объясняется тем, что их легче было собрать, чем тяжеловооруженную конницу. Особенно в раздорах и междоусобных войнах мелких властителей, династий и городов, которым под силу было выставить лишь ограниченное количество тяжелой конницы, а тем более, настоящих рыцарей, основную массу воинов составляют вспомогательные войска. Но крупные решающие сражения королей зачастую все еще являются чисто конными боями, как, например, сражения при Тальякоццо у Мархфельда, при Гельхейме. В описаниях сражений нередко даже подчеркивается, что наличную пехоту не вводили в бой. Остается рассмотреть вопрос о боевом построении самих рыцарей. Данные, содержащиеся в описаниях многочисленных сражений, чрезвычайно разноречивы. Правда, византийский император Лев в своей "Тактике" (XVIII, § 88) говорит о франках, что они беспечны, не знают военного искусства и лишены предусмотрительности, и вследствие этого пренебрегают боевым порядком, особенно в отношении конницы. Но порядок и беспорядок - понятия относительные, и тот же высокопоставленный автор непосредственно перед этим повествует о том, что франки вступили в бой с выпрямленным и тесно сомкнутым фронтом74.

Едва ли франки и разнообразные народы из их потомства бросали свои полчища на врага без всякого порядка.

Если мы узнаем75, что до сражения с венграми король Генрих отдал своим саксонцам приказ, чтобы никто не старался обогнать на более быстром коне своего соратника и чтобы затем все одновременно бросились в атаку, то это означает то же, о чем сообщает византийский император, и не может быть рассмотрено как нечто исключительное или как нововведение, а лишь как наказ придерживаться предписания, которое, несмотря на свою естественность, часто не соблюдалось.

Подобного же рода предостережение встречается выше (часть II, глава 8-я) и у арабского военного писателя, а также в статуте храмовников (гл. 162): "Ни один член ордена не имеет права без разрешения атаковать или оставить свое место в рядах". Такое же правило имеется и в статуте Тевтонского ордена76.

Но естественным наклонностям рыцарства, у которого все зиждется на личности, личной чести, личной славе, личной отваге, созвучны не порядок и единообразие, но нарушение его скачущими впереди других одиночками; поэтому вразрез упомянутому приказу короля Генриха, в эпосе часто изображается герой, несущийся на врага впереди других в сопровождении воинов77.

Но то, что ценно для поэта, еще не является практически правильным, и в отличие от поэм исторические документы все же иногда с одобрением отмечают строгий боевой порядок войска в сражении и объясняют поражение отсутствием порядка78.

Начальник отряда или ритмейстер, о котором упоминается иногда в эпосе и на чьей обязанности, очевидно, было строить рыцарей в боевой порядок, в действительной истории нигде нам не встречается79.

Неоднократно прямо сообщается, что рыцари атаковали противника не с наскока, подобно современной кавалерии, но что при атаке для них был обычен медленный аллюр80.

Более крупные массы, а в особенности целые армии, расчленялись конечно, на отряды, формировавшиеся соответственно ленной иерархии81.

Эти отряды могли быть в глубоких или широких построениях и находиться рядом или один за другим. Прямых указаний источников по этому поводу, как ни бесчисленны дошедшие до нас описания сражений, очень мало; действительно точным и обстоятельным является, в сущности говоря, одно единственное сообщение, и то относящееся ко времени, когда появились уже много новых элементов военной организации, - так что возникают сомнения, допустимы ли безоговорочные обратные заключения по отношению к раннему средневековью. Мы имеем в виду сражение при Пилленрейте в 1450 г. между маркграфом Альбрехтом Ахиллом и нюренбержцами. Оно произошло, следовательно, в то время, когда давно уже было известно применение пороха и когда стрелковый бой с дротиками и стрелами также претерпел значительную эволюцию. Но тем не менее условия конного боя, как мы увидим, по крайней мере в этом сражении, еще настолько схожи с условиями XIII в., что по рассказу о нем можно установить целый ряд характерных черт средневекового рыцарского боя, не рискуя впасть в ошибку.

БОЙ ПРИ ПИЛЛЕНРЕЙТЕ 11 марта 1450 г.

Бой этот подробно описан в хрониках Нюренбергского бургомистра Эргарда Шюрштаба82, который сам в нем участвовал в качестве военачальника, а также имел самые полные сведения относительно противной стороны, так как в Нюренберг было доставлено значительное число пленных дворян из свиты Альбрехта.

Альбрехт спровоцировал нюренбержцев, сообщив им, что собирается ловить рыбу в принадлежащем им пруде у Пилленрейта, в двух часах к югу от города; пусть они придут и помогут ему ловить и есть рыбу, он ждет их. Нюренбержцы кликнули клич - "выступать всем" и прибыли к месту боя с 50083 конными и 4 000 пехотинцами, вооруженными арбалетами, самострелами и пиками. В городе к этому времени числилось 20 000 жителей и, кроме того, в нем нашли убежище еще 9 000 укрывшихся за его стенами от бедствий войны крестьян - его подданных. Сверх того город взял себе на службу наемников и среди них рыцаря Кунца фон Кауфунген, который впоследствии прославился как похититель принцев, и Генриха Рейс фон Плауен, назначенного главнокомандующим всеми нюренбергскими военными силами. У маркграфа было 500 конных воинов84.