История всемирной литературы Т.7

В центре поэзии романтизма стоят острейшие вопросы действительности — трагическая судьба порабощенной родины и народа, освободительная борьба и роль в ней народных масс, истоки национального характера. Главным материалом служит романтикам историческое прошлое сербского народа, пропущенное сквозь призму фольклора, легенд и преданий о битве на Косовом поле, о подвигах народных героев Марко Кралевича, Милоша Обилича и др. (Для атмосферы этого времени вообще характерен культ народного творчества — крылатым стало среди «омладинцев» определение Л. Костичем фольклора как «сербского евангелия».) В поэтическом переосмыслении фольклорных мотивов и образов акцентируется героическое начало и те глубинные связи, которые объединяют освободительную борьбу прошлого и современность. Концентрацией высоких качеств человеческого духа — мужества в борьбе, самопожертвования во имя свободы — стали образы борцов во многих произведениях Змая, Якшича и Костича в его «Адриатическом Прометее» (1870). В этой традиции развивалась и поэтическая культура Черногории, наиболее полно проявившаяся во второй половине XIX в. в творчестве князя Николы Петровича Негоша (1841—1921).

Йован Йованович-Змай

Фотография

Складывается и образ лирического героя — патриота, человека, кровно связанного с интересами и идеалами своего народа. Идея личной свободы неотделима для него от свободы коллектива (точно так же, как судьбами коллектива порожден нередко внутренний драматизм, разочарование личности). Характерное для романтического героя бунтарство преломляется в сербской поэзии в страстный протест против порабощения родины и народа. Герою этой поэзии всегда присуще обостренное чувство долга (с высокой поэтичностью выраженное в «Светлых могилах» Змая — одном из лучших образцов романтической лирики). Он смело воспринимает удары судьбы, готов до конца отстаивать свои идеалы («Я — утес», «Пути» Якшича).

Тяготение романтиков к мобилизующему, действенному началу в поэзии проявилось в поисках более сжатых, компактных лиро-эпических форм — в сравнении с крупным жанром, поэмой, не характерной в целом для сербского романтизма. Развиваются и уходящие своими корнями в народное творчество многообразные варианты песни. Романтики оставили прекрасные образцы лирической поэзии. Высокая одухотворенность, чистота и искренность чувств соединились в их лучших произведениях, в частности в лирических циклах Змая «Розы»

(1864) и «Увядшие розы» (1882), с изяществом, подчас изысканностью формы. Лирика Костича (увенчанная в конце 900-х годов одним из лучших образцов сербской лирики «Santa Maria della Salute») развивалась более сложными путями, к изучению которых исследователи подошли лишь в последнее время, усматривая в Костиче предтечу поэзии XX в.

Непростыми, часто трагическими перипетиями в истории народа вдохновлена романтическая драматургия. Наиболее заметными ее явлениями были исторические трагедии и драмы в стихах Якшича («Переселение сербов», 1864; «Елизавета, царица черногорская, 1868; «Станое Главаш», 1878) и Костича, особенно его драма «Женитьба Максима Црноевича» (1866). Взяв за основу народную песню, писатель построил сюжет произведения на конфликте любви и долга. Острота драматической ситуации, богатство поэтического вымысла, эмоциональная напряженность диалогов — все это сделало трагедию Костича одним из лучших образцов национальной романтической драматургии.

С усилением в конце 60-х годов внутрилитературной борьбы относительно дальнейших путей творческого развития в романтизме определяются две тенденции. Одна из них, наиболее полно представленная в художественных исканиях Костича, тяготела к абсолютизации индивидуального романтического начала и утверждению красоты как главной сферы выражения творческого духа.

Другая тенденция, выступившая с особой наглядностью в творчестве Змая и Якшича, развивалась в сторону дальнейшего сближения литературы с жизнью народа. Сатирико-юмористический способ отображения действительности становится одним из наиболее примечательных проявлений этой тенденции.

Присущий романтикам протест против тирании и деспотизма вылился в сатирической поэзии Змая уже в 60-е годы в острую критику монархо-бюрократического режима («Ютутунский народный гимн»). В дальнейшем сатира поэта наполняется конкретно-историческими приметами жизни Сербии 70—80-х годов. Автор обличает господствующую в ней систему насилия, полицейского произвола, социального неравенства («Новые выборы в Сербии» и др.), высмеивает рабскую покорность, сопротивление прогрессу верноподданного обывателя («Песенка наилояльнейшего гражданина»). Одновременно углублялось осмысление социальных основ общества, продолжался процесс социальной конкретизации образа народа. Поэзия 70—80-х годов включила в сферу своего внимания жизнь социальных низов — их тяжкий труд, нищету и бесправие, кабальную зависимость от ростовщиков («Шелковица», «Ростовщик», «Третья доля» Змая; «Земля», «Пахарь», «Швея» Якшича).

Романтическая поэзия не только поднимала веру человека в себя, в свои силы, она улавливала пробуждение социальной активности в народе (тема народного восстания возникает в поэзии Змая 70—80-х годов, в том числе, в его стихах, посвященных расстрелу французских коммунаров, — «Париж пал» и «Милостивой Европе»).

Сближение романтической поэзии с жизнью изменяло и жанрово-стилистическую систему. Среди характерных тому примеров — юмористические оды Змая 60-х годов («Ода похлебке», «Ода ключу от погреба» и др.). Обращенные к вещам, связанным с бытом простого человека, они несут в себе любовь к жизни в ее повседневном проявлении (а подчас передают и остро-социальное звучание стихотворения). Отсюда тяготение к конкретным образам, к разговорной лексике, снижение жанра оды юмористическим содержанием и интонацией. В этом «вольном» обращении с традиционно возвышенным жанром сказывается не столько полемическая направленность романтизма против классических канонов, сколько процесс изживания абстрактного возвышенного начала внутри самого романтизма.

Прозаические жанры заметно уступали в творчестве сербских романтиков их поэзии. Попытки дальнейшего развития исторической прозы были малосамостоятельными и, как правило, не выходили за рамки сентиментально-идиллических образцов.

Самобытностью отмечена проза черногорца Степана Митрова Любиши (1824—1878) — писателя, общественного и политического деятеля, тесно связанного с освободительной борьбой населения Далмации. Его творчество, так же как творчество Негоша, вошло и в черногорскую, и в сербскую литературу. Романтик в основе своего художественного мышления, Любиша воспринял традицию устной прозы и, продолжив начинания Караджича и писателей его круга, создал яркий героический народный характер, запечатлел жизнь черногорцев во всей ее живописной конкретности («Из рассказов Вука Дойчевича», 1871).

Но главные пути развития сербской прозы, тяготевшей к критическому анализу злободневных проблем современности, связаны с реализмом. Одна из тенденций его формирования выразилась в романах Якова Игнятовича (1822—1888) «Милан Наранджич» (1860), «Странный мир» (1869), «Васа Решпект» (1875), «Вечный жених» (1878) и др. Творчество Игнятовича — писателя, критика, общественного деятеля — восходит к опыту прозаиков национально-просветительского круга конца XVIII — первой половины XIX в., в том числе романописца М. Видаковича и комедиографа и автора пародийного романа «Роман без романа» Й. Стерии Поповича. Созвучна Игнятовичу и традиция европейского плутовского романа. В лучших произведениях писателя, созданных на хорошо знакомом ему материале из провинциальной жизни австрийских сербов (он сам происходил из этой среды), осмеивается один из главных персонажей всей последующей сербской реалистической литературы — преуспевающий буржуа. Внимание к социальным аспектам современности (в том числе к тяжелому положению деревни, крестьянства), острота социальных характеристик героев, склонность к поэтизации обыденного, юмор сочетаются в манере Игнятовича с известной заданностью, статичностью характеристик персонажей, с тяготением писателя к авантюрно-юмористической стихии повествования. Игнятович писал несколько архаичным языком сербской городской среды, развивавшейся в инонациональном (венгерском) окружении и не имевшей непосредственного выхода к истокам богатой народной речи. Это стало одним из обстоятельств, как бы «потеснивших» значимость реалистических начинаний Игнятовича в современном ему литературном процессе (опыт писателя вольется в становление сербского романа в конце 90-х — начале 900-х годов, с творчеством С. Сремаца).

Центральное место в реалистической прозе займет, однако, другая линия ее развития, связанная с творчеством плеяды писателей из Сербии — Милована Глишича (1847—1908), Лазы Лазаревича (1851—1890), Янко Веселиновича (1862—1905). К реализму тяготеет в 70-е годы проза Якшича, с сербским реализмом связано и творчество болгарского писателя, революционного демократа Л. Каравелова, жившего в конце 60-х годов в эмиграции в Сербии и Воеводине и писавшего на сербскохорватском языке. С творчеством этих писателей утверждается жанр рассказа и повести из жизни крестьянства (так называемый «сельский рассказ») и средних городских слоев — малые формы надолго становятся преобладающими в жанровой структуре сербской прозы.

Формирование этого поколения реалистов происходило под влиянием идей и самой личности выдающегося революционера-демократа Светозара Марковича (1846—1875). В его статьях «Поэзия и мышление» (1868), «Реальность и поэзия» (1870), «Народ и писатели» (1872) были заложены теоретические основы и развернута программа сербского реализма. Опираясь на эстетическую мысль русских революционных демократов Чернышевского, Добролюбова, Писарева (Маркович, учившийся в Петербурге, хорошо знал их труды), он призывал писателей к правдивому отображению действительности. «Жизнь народа, — писал Маркович, — вот содержание и реальность поэзии». Он утверждал активную роль литературы в развитии общества, высоко ценил острокритическую, сатирическую ее направленность. Жанром, который наиболее полно мог бы ответить этим задачам, Маркович считал социальный роман.