История всемирной литературы Т.8

В польском реализме рубежа веков по сравнению с предшествовавшим периодом на первый план выступают тяготение к философскому осмыслению бытия и места человека в обществе, углубление и разветвление анализа психики, социальной и биологической сущности человека (в этом последнем реализм нередко смыкается и подчиняет себе довольно значительные в этот период натуралистические тенденции).

В творчестве прозаиков старшего поколения острым было ощущение исчерпанности определенных форм жизни, кризиса позитивистского оптимизма. Наиболее последовательным приверженцем идеи эволюционного прогресса и мирного сотрудничества классов был Прус. Ожешко все больше склонялась к этике христианского милосердия и к признанию некоего высшего трансцендентального начала, придающего смысл человеческому существованию. В публицистике и художественном творчестве Свентоховского крепли акценты индивидуализма, элитарного презрения к толпе. Значительные коррективы в систему позитивистских вглядов на общество и общественную роль литературы вносили произведения Конопницкой, Сенкевича, занимавших и ранее в позитивистском лагере особое место. Первая благодаря своему исключительному даже среди окружавших ее писателей-демократов органическому единению с жизнью народа, второй — своей традиционности, позволявшей ему, однако, скептически оценивать многие позитивистские иллюзии, противопоставляя им собственное представление о национально-патриотических и художественных задачах, стоящих перед отечественной литературой.

Свидетельством растущего беспокойства и попыткой показать все усложняющиеся человеческие взаимоотношения и положение человека в обществе стал роман Б. Пруса «Эмансипированные женщины» (1890—1893, кн. изд. — 1894). Труд и добродетель не вознаграждаются, честным людям все тяжелее становится заработать себе на пропитание, их давит постоянная тревога о завтрашнем дне и преследует злоязычие мещанства, достойна сожаления судьба «эмансипированных» женщин, которых экономическая необходимость делает солдатами армии наемного труда, — к таким печальным итогам приходит писатель, некогда оптимистически смотревший на перспективы буржуазной цивилизации. В романе «Фараон» (1897) Прус предпринял попытку на историческом материале не только художественно воплотить свой идеал государственного устройства, но и передать свое ощущение кризиса.

Произведения Сенкевича 90-х годов — пример того, что ощущение кризисности и бездорожья может порождать в литературе не только тупиковые поиски и пессимистические решения, но и вести к новым художественным открытиям. Роман Сенкевича «Без догмата» (1891) в очень короткий срок приобрел общеевропейскую известность, стал предметом горячих споров и заинтересованных высказываний ряда видных польских и русских литературных деятелей. Имя героя романа Леона Плошовского Горький упоминает в ряду созданных европейской и русской литературами психологических портретов «лишних людей», противопоставивших себя обществу. Впервые в польской прозе появился герой, художественно убедительно воплотивший кризис положительных идеалов, характерный для польского общества конца века. Атмосфера романа передает именно исчерпанность позитивистского этапа, неясность дальнейшего пути, неизбежность возникновения массы настоятельных вопросов, на которые художественная интеллигенция старого призыва еще не имела ответов.

«Без догмата» был лучшим современным романом Сенкевича. Не достиг писатель его уровня в своем следующем романе «Семья Поланецких» (1895). Апология общественной роли капитализирующейся шляхты в романе вызвала резкую критику в передовых литературных кругах. По отзыву Чехова, «цель романа: убаюкать буржуазию в ее золотых снах», успокоить ее «на мысли, что можно и капитал наживать, и невинность соблюдать, быть зверем и в то же время счастливым».

В 90-е годы увидели свет два очередных исторических романа Сенкевича «Quo vadis» (1896) и «Крестоносцы» (1900). Они получили большую читательскую популярность, но не внесли в развитие польского исторического романа ничего принципиально нового по сравнению с предшествующими достижениями Сенкевича в этой области.

Глубокие преображения реалистической прозы конца XIX — начала XX в. связаны с творчеством представителей младшего поколения, прежде всего с творчеством двух крупнейших писателей эпохи — Жеромского и Реймонта. Они представляют разные типологические разновидности внутри польского реализма, хотя и не во всем противоположные.

Стефан Жеромский (1864—1925) был одним из тех общественно чутких писателей, которые пытались осмыслить действительность, не только исходя из ее конкретных проявлений, но и обращаясь к теории рабочего движения, к социалистическим учениям. В годы общественного подъема, предшествовавшего революции 1905 г., и во время самой революции он был тесно связан с революционной средой, общался с деятелями социал-демократической и социалистической партий, был участником многих конспиративных и массовых мероприятий. Правда, его социалистические симпатии были непоследовательны, чему в значительной степени способствовало и объективное положение вещей: раскол в польском рабочем движении и нигилистические ошибки польских марксистов в национальном вопросе. Но при всей своей непоследовательности и противоречивости мировоззрение Жеромского, по-своему ориентированное на социализм, дало колоссальный импульс эстетическому осмыслению им мира. Это первый в польской литературе писатель, у которого изображаемая буржуазная действительность трактуется как полностью несостоятельная, требующая коренных перемен.

Резкая критика капиталистических отношений прозвучала уже в раннем творчестве писателя («Рассказы», 1895), особенно в рассказах, вскрывающих механизм капиталистической эксплуатации — присвоение предпринимателями продукта труда батраков и рабочих.

В поисках путей изменения существующего положения Жеромский создает образы положительных героев — самоотверженных реформаторов-одиночек, посвятивших себя народному делу, вступивших в неравную борьбу с косным мещанским окружением (роман «Бездомные», 1900, и другие произведения). С годами романтический жест героев дополняется попытками утопического решения социальных конфликтов, что особенно заметно в творчестве послереволюционных лет, когда писатель испытывал большие сомнения в возможностях массового революционного народного движения. Граф Бодзанта добровольно отказывается от своих земель и организует на них аграрную коммуну, нечто вроде фаланстеров Фурье («История греха», 1908). Петр Розлуцкий, герой романа «Красота жизни» (1912), мечтает о коммунистическом будущем, когда наука совершит переворот в материальном и духовном бытии его соотечественников. По последнему слову науки и техники строит фабрики и заводы Рышард Ненаский, чтобы, обучив рабочих управлению производством, передать его в кооперативную собственность («Метель», 1916). Правда, все эти начинания показаны Жеромским либо как вовсе фантастические, либо как терпящие крах мечты.

Несомненна романтическая природа образов положительных героев Жеромского. Она проявляется в их страстности, непреклонности, жестах отчаяния и величия, верности заведомо проигранному делу. С романтической традицией связан характер гражданского, патриотического пафоса писателя, утверждаемая им идея служения высшему долгу, примата общественного над личным, идея великой роли «избранников».

С. Жеромский

Фотография 1890-х годов

По своей художественной манере Жеромский резко отличается от своих предшественников: их объективному уравновешенному повествованию он противопоставил новый тип прозы — напряженно-эмоциональной, лирической. В ней большое значение приобретает и граничащий с натурализмом антиэстетизм описаний, символика и импрессионизм в пейзаже, в передаче душевных состояний. Экспрессивность стиля достигается обилием эпитетов, метафор, инверсий, музыкальной организованностью фразы.

Значительный вклад внес Жеромский в развитие польской исторической прозы — он обратился к злободневным проблемам истории борьбы польского народа за восстановление национальной независимости, рассматривая их в тесной связи с социальной борьбой той или иной изображаемой эпохи. Широкая панорама драматического периода польской истории (последний раздел Польши, образование в 1807 г. Варшавского княжества и надежды, связанные с походом Наполеона в Россию) дана в трилогии «Пепел» (1904); безрадостным судьбам участников национально-освободительного восстания 1863 г. посвящен роман «Верная река» (1912).

В художественной публицистике Жеромского 1906—1908 гг. («Сон о шпаге», «Нагая мостовая», «Слово о батраке», «Ноктюрн» и др.) передана героическая атмосфера революционных лет, высказана полная поддержка писателем борьбы «святого пролетария», польского и русского. События революции нашли отражение и в его повестях и романах — «История греха» (1908), «Дама о гетмане» (1909) и др., и особенно в драме «Роза» (1909), сложной «несценической» философской драме, где сконцентрировано понимание Жеромским целей революции, способов ее осуществления и причин поражения. В драме отразилось разочарование писателя в реальных путях борьбы после поражения революции и противоречие между пониманием им классовых конфликтов и предлагаемым утопическим способом их разрешения.

И после поражения революции Жеромского не покидала надежда на уничтожение социального и национального бесправия и на появление литературы, способной выразить надвигавшиеся перемены. В 1913 г., начиная работу над трилогией «Борьба с сатаной» (1914—1919), он писал: «Мне все время кажется, что весь современный мир стоит на пороге социальной революции, и выражением этого ощущения станет мой роман... Это будет роман национальный и социальный, но прежде всего — революционный» Однако роман Жеромского, несмотря на глубокую критику в нем империализма и империалистической войны, не стал подлинно революционным романом: и в нем выход из реалистически показанных классовых противоречий писатель искал в реформистско-синдикалистских утопиях.