История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

Проект Кальзабижи был короток и ясен. Он привлекал всех тех, чье богатство было известно публике, не только вложиться в кассу лотереи наличными деньгами, но дать свое имя некоторому фонду, чья платежеспособность при их участии не вызывала сомнений. Если лотерея в своем тираже была близка к убытку, подписчики должны были возмещать потерю покрывая каждый свою расчетную долю, согласно взносу, и в такой же мере они участвовали в прибыли в каждом тираже. Я пообещал ему дать завтра свои мысли письменно. Фонд должен был достигнуть трех миллионов экю. Я покинул его до завтра, до времени обеда.

Вот форма, совершенно отличная от его, которую я придал его проекту:

1) Фонда в один миллион должно было ему быть достаточно.

2) Этот фонд должен быть разделен на десять акций по десять тысяч экю каждая.

3) Каждый акционер должен дать свое имя известному нотариусу, который должен отвечать за платежеспособность акционера.

4) Дивиденды поступают на третий день после каждого тиража.

5) В случае убытка акционер должен восстановить свою акцию, каждый раз заверив это нотариально.

6) Кассир, избранный четырьмя пятыми акционеров, осуществляет контроль за кассиром лотереи, который станет хранителем выручки в наличных деньгах.

7) Билеты оплачиваются назавтра после тиража.

8) Накануне тиража кассир лотереи должен сосчитать выручку перед кассиром акционеров и запереть кассу под три различных ключа, из которых один остается у него, второй, у второго кассира, и третий — у генерального директора лотереи.

9) Единственные выигрыши, которые допускают держатели лотереи, могут быть лишь простые, двойные и тройные, и исключаются четверные выигрыши, которые приводят лотерею к слишком большим потерям.

10) Нельзя играть ни в двойном, ни в тройном, ни в одинарном разряде более чем на экю и менее чем на четыре гросса, и за двадцать четыре часа до тиража прекращается любая продажа.

11) Десятая часть выручки принадлежит Кальзабижи, генеральному директору лотереи, но все расходы на ее содержание ложатся на него же.

12) Он имеет право на две акции, не нуждаясь в том, чтобы нотариус подтвердил его платежеспособность.

Когда Кальзабижи прочел мой проект, я увидел по его лицу, что он ему не понравился, но я предупредил его, что он не найдет акционеров иначе чем на этих условиях, либо еще на худших.

Он свел лотерею к роду бириби; его шикарный образ жизни не нравился, знали, что он все время делает долги, и король не мог не опасаться, что в тот или другой раз произойдет некоторое мошенничество, несмотря на то, что он держал там своего контролера, который знал состояние платежей.

Состоялся последний тираж под покровительством короля, и номера, вышедшие из колеса фортуны, развеселили весь город. Лотерея потеряла, после всех расчетов, двадцать тысяч экю, и король Пруссии отправил проигравших к своему личному советнику Кальзабижи. Сказали, что ему принесли новость об этой потере, он громко рассмеялся, говоря, что ожидал этого, и поздравляя себя с тем, что удар не настолько тяжелый, как мог бы быть.

Я счел своим долгом прийти поужинать с директором, чтобы высказать ему сочувствие. Я застал его в подавленном состоянии. Он предавался грустным размышлениям, весьма, однако, оправданным, что этот неудачный тираж увеличит трудности в поиске богатых, расположенных участвовать в фондах лотереи. Это был первый раз, когда лотерея проиграла, и он привел к весьма плохим последствиям.

Кальзабижи не потерял, однако, куража, и на следующий день стал предпринимать демарши, извещая через печать публику, что расчетные бюро лотереи останутся закрыты вплоть до того времени, когда будут образованы новые фонды для обеспечения надежности всех тех, кто продолжит рисковать своими деньгами.

Глава IV

Милорд Кейт. Встреча с королем Пруссии в саду Сан-Суси. Моя беседа с этим монархом. Денис. Маленькие померанцы. Ламберт. Я еду в Митау. Мой превосходный прием при дворе и моя административная экскурсия.

На пятый день после моего прибытия в Берлин я представился милорду маршалу, которого после смерти его брата звали Кейт. Последний раз я видел его в Лондоне, вернувшегося из Шотландии, где его вновь вводили во владение своими поместьями, которые были у него конфискованы, когда он последовал за королем Яковом. Король Пруссии, обладая влиянием, смог обеспечить ему эту милость. Он жил теперь в Берлине, отдыхая на лаврах, наслаждаясь миром, признательный королю и ни во что более не вмешивающийся, в возрасте восьмидесяти лет.

Простой в обращении, каким он был и всегда, он сказал мне, что рад снова меня видеть, спросив сразу, проездом ли я в Берлине или собираюсь остановиться здесь на некоторое время. Мои превратности были ему отчасти известны, я сказал ему, что охотно задержался бы здесь, если король, дав мне какое-то дело, отвечающее моим малым способностям, захотел бы меня оставить. Но когда я попросил у него для этого его протекции, он сказал, что, попросив короля за меня, он принесет мне более вреда, чем пользы. Претендуя на хорошее знание людей, он любил судить о них по самому себе, и часто случалось, что он находил достоинство там, где никто не мог и представить, и наоборот. Он посоветовал мне написать ему, что я хотел бы иметь честь с ним говорить.

— Когда вы будете с ним говорить, — сказал мне милорд, — вы сможете сказать ему, между прочим, что вы меня знаете, и тогда, полагаю, он меня о вас спросит, и, полагаю, то, что я скажу, вам не повредит.

— Мне, незнакомцу, писать королю, с которым у меня не было никаких отношений! Мне бы это и в голову не пришло.

— Разве вы не хотите с ним поговорить? Вот вам и отношение. Ваше письмо должно содержать только ваше желание.

— А он мне ответит?

— Не сомневайтесь. Он отвечает всем. Он напишет вам, где и в котором часу ему угодно будет вас принять. Сделайте это. Его Величество сейчас в Сан-Суси. Мне интересно будет знать, как будет протекать ваш разговор с этим монархом, который, как вы видите, внушает всем уважение.

Я не стал откладывать дело ни на день. Я написал королю в самом простом, хотя и весьма уважительном стиле. Я спросил, когда и где я мог бы представиться Его Величеству, и подписался «Венецианец», пометив письмо гостиницей, где я остановился. Через день я получил письмо, написанное рукой секретаря, но подписанное «Федерик». В нем было написано, что король получил мое письмо, и что было приказано сообщить мне, что Его Величество будет в парке Сан-Суси в четыре часа.

Я пришел туда в три, одетый в черное. Я вошел через маленькую дверь во двор замка и не увидел никого, ни стражи, ни портье, ни лакея. Везде царила тишина. Я поднялся по короткой лестнице, открыл дверь и очутился в картинной галерее. Человек, который был там хранителем, предложил мне помочь, но я поблагодарил его, сказав, что я ожидаю короля, который написал мне, что будет в саду.

— Он, — сказали мне, — на своем маленьком концерте, где играет на флейте, как обычно каждый день перед обедом. Он назвал вам время?

— Да, в четыре часа. Может быть, он забыл.

— Король никогда не забывает. Он спустится в четыре часа, и вам стоит пойти ждать его в саду.

Я пошел туда и некоторое время спустя увидел его, следующего со своим чтецом Кат и с красивым спаниелем. Как только он увидел меня, он подошел и, сдвинув свою старую шляпу игривым жестом и назвав меня по имени, спросил пугающим тоном, чего я от него хочу. Удивленный таким приемом, я остался недвижим, смотрел на него и ничего не отвечал.